Уйти, чтобы вернуться

Эндрю надеялся, что детектив прочтет статью. Днем, заглянув в сводку новостей на мониторах редакционного зала, он позвонил Вэлери и поспешил ее успокоить: торнадо, получивший категорию F5 по шкале Фудзиты, разрушил не городок ее родителей, а населенный пункт неподалеку. Она могла не переживать за них: он соврал (с благой целью), что только минуту назад выяснил, что Аркадию беда обошла.
Зная, что будет дальше, но еще не имея возможности сказать ей об этом, он зашел в цветочный магазин, заказал букет пионов и приложил к нему визитную карточку со словами любви. Вечером он будет к ней особенно внимателен.
Вторую половину дня он посвятил своим поискам. Сказанное накануне вечером детективом навело его на размышления. Почему не попытаться изменить ход событий?
Желая избежать стычки с Олсоном, он всего лишь оттянул ее на несколько часов, причем вылилась она в нечто более серьезное, чем в изначальном варианте.
Придя покупать кольцо перед тем, как сделать предложение, пускай и в другой ювелирный магазин, он, как ни странно, выбрал ту же самую вещицу.
Так, может, все-таки стоит воспользоваться приобретенным опытом? Вдруг во время следующей поездки в Буэнос-Айрес ему удастся вырвать признания у человека, который в прошлый раз проявил упорство? Если у майора Ортиса развяжется язык, главный редактор поместит материал Эндрю на первой полосе, как только ознакомится с ним, и тогда он сможет повезти жену в свадебное путешествие сразу после свадьбы.
«Вернуться и начать все сызнова…» — написал Эндрю на форзаце своего блокнота. О такой возможности мечтает любой. Исправить собственные ошибки, добиться успеха там, где потерпел неудачу… Жизнь предоставляла ему второй шанс.
«Значит, никакого „Новеченто“?» — спросил тихий внутренний голос.
Эндрю прогнал эту мысль и собрался уходить, чтобы успеть домой до возвращения Вэлери. Но тут зазвонил телефон: телефонистка сообщила, что его спрашивает полицейский детектив.
— У вас и впрямь дар, — сказал Пильгес вместо приветствия. — Почти безошибочно!
— Почти?
— У всадника перелом бедра, а не ключицы, это случай похуже. Не стану вас обманывать: утром, открывая газету, я еще подозревал, что вы мошенник высшей пробы. После торнадо, как ни страшны были кадры по телевизору, я еще не был готов расстаться со своим предубеждением. Но меньше часа назад я говорил с другом, сотрудником шестого участка. По моей просьбе он навел справки и подтвердил, что днем машина «скорой» врезалась в конного полицейского. Вы не могли все это угадать.
— Никак не мог.
— Нам надо снова встретиться, мистер Стилмен.
— Как насчет завтра?
— Чтобы спуститься вниз на лифте, вам потребуется гораздо меньше времени. Я уже жду вас в вестибюле вашей редакции.
* * *
Эндрю пригласил Пильгеса в бар отеля «Мариотт». Детектив заказал виски, Эндрю, не задумываясь, попросил «Фернет» с колой.
— Так кто может желать вам смерти? — спросил Пильгес. — И почему этот вопрос вызывает у вас улыбку?
— Я уже составляю список. Не думал, что он получится таким длинным!
— Если хотите, давайте по алфавиту, может, так вам будет проще, — предложил Пильгес, вооружившись записной книжкой.
— Сначала я заподозрил Фредди Олсона, коллегу-журналиста. У нас взаимная неприязнь. Правда, вчера я с ним помирился — на всякий случай, для профилактики.
— Злоба бывает неистребимой. Вам известно, почему он вас ненавидит?
— Профессиональная ревность. В последние месяцы я часто подвергал его материалы резкой критике.
— Если бы мы отправляли коллег к праотцам всякий раз, когда они наступают нам на ногу, на Уолл-стрит все бы друг друга перерезали. Хотя все возможно. Что дальше?
— Я получил три письма с угрозами убить меня.
— Какой вы странный, Стилмен! Говорите об этом как о рекламных буклетах!
— Так иногда бывает.
И Эндрю кратко поведал о выводах проведенного им в Китае журналистского расследования.
— У вас сохранились эти письма?
— Я сдал их в службу безопасности.
— Заберите, я хочу завтра же их прочесть.
— Письма анонимные.
— Полной анонимности в наше время не бывает. На них можно найти отпечатки пальцев.
— Конечно — мои собственные и сотрудников службы безопасности.
— Эксперты-криминалисты умеют отделять зерна от плевел. Конверты у вас остались?
— Наверное, а что?
— Полезная штука почтовый штемпель. Такие письма часто пишут в приступе ярости, а ярость заставляет терять осторожность. Отправитель может опустить свою угрозу в почтовый ящик рядом с собственным домом. Это займет время, но нужно будет разыскать родителей, усыновлявших детей из того приюта, и проверить их адреса.
— Я об этом не подумал…
— Насколько я знаю, вы не сыщик. Итак, коллега по редакции, три письма с угрозами… Вы говорили, что список длинный. Кто еще?
— В данный момент я занят не менее деликатным расследованием деятельности некоторых военных во времена аргентинской диктатуры.
— Вы кого-нибудь крепко прижали?
— В центре моей статьи — один майор военно-воздушных сил. Его подозревают в участии в «рейсах смерти». Судом он оправдан, но его история стала для меня путеводной нитью.
— Вы встречались с этим человеком?
— Да, но не смог его разговорить. Надеюсь, во время следующей поездки я добьюсь от него признаний.
— Если верить вашим странным словам, вы уже совершили эту поездку в вашем прошлом?
— Совершенно верно.
— Я думал, вмешиваться в ход событий вам не под силу.
— Я считал так еще вчера вечером, но уже то, что вы здесь, что мы с вами ведем этот разговор, которого раньше не было, как будто доказывает обратное.
Пильгес позвенел кубиками льда в своем стакане.
— Попробуем внести ясность, Стилмен. Вы доказали, что обладаете определенным даром предвидения, но полностью поверить на этом основании всему, что вы плетете, — это шаг, которого я пока еще не сделал. Давайте остановимся пока на версии, смущающей меня меньше всего.
— Это на какой же?
— Вы утверждаете, будто вас собираются убить, а поскольку вы наделены инстинктом, вызывающим по меньшей мере уважение, я согласен оказать вам кое-какую помощь. Будем считать, что вам действительно грозит опасность.
— Пожалуйста, если вам так проще. Вернусь к только что сказанному: не думаю, что этот бывший майор аргентинских ВВС притащился за мной сюда.
— Он мог отправить за вами своих людей. Почему вы сделали именно его основным персонажем вашей статьи?
— Он находится в центре дела, которое мне поручила разматывать главная редакторша. «История народов трогает читателей только тогда, когда связана с людьми из плоти и крови, с которыми можно себя отождествлять. Без этого даже самые подробные отчеты, даже самые кошмарные ужасы остаются лишь цепочками событий и дат». Я ее цитирую! У нее были основания считать, что поведать о жизненном пути этого человека — значит рассказать о том, как по воле своих правительств или из ложно понятого патриотизма обычные люди могут превращаться в форменных мерзавцев. В наше время это любопытный сюжет, вы не находите?
— Эта ваша главная редакторша — вне подозрений?
— Оливия? Абсолютно! У нее нет никаких оснований меня ненавидеть, мы с ней отлично ладим.
— До какой степени отлично?
— Вы на что-то намекаете?
— Вы ведь скоро женитесь? Насколько я знаю, ревность бывает не только профессиональной, и ревновать способны не только коллеги-мужчины.
— Это ложный след, между нами нет ни малейшей недосказанности.
— А вдруг она смотрит на это по-другому?
Эндрю обдумал вопрос детектива.
— Нет, честное слово, я не могу себе этого представить.
— Что ж, значит, мы не включаем в число подозреваемых вашу Оливию…
— Стерн. Оливия Стерн.
— Как пишется эта фамилия?
— Так и пишется: пять букв.
— Спасибо. — Детектив занес фамилию в свой блокнот. — А ваша будущая жена?
— В каком смысле?