Уйти, чтобы вернуться

Саймон сначала решил, что его разыгрывают, и потребовал передать трубку Вэлери. Эндрю не понравилось, что Вэлери приняла его поздравление первой, но он и виду не подал, что сердится. Впрочем, Саймон сумел-таки его разозлить, когда напросился, не посоветовавшись с Эндрю, пообедать с ними завтра.
— Просто я бы предпочел сообщить ему все сам, — пояснил Эндрю, оправдываясь за свой недовольный вид.
— Так оно и было!
— А вот и нет, мне он не поверил. Тоже мне, лучший друг!
— Но ведь мы оба согласны, что я тут ни при чем, — сказала Вэлери, прильнув к Эндрю и осыпая его поцелуями.
— Ты ни при чем, — подтвердил Эндрю. — Смотри, не прокуси мне губу.
— Постараюсь.
Всю ночь они посвятили любви. В перерывах, переводя дух, они включали телевизор, стоявший на комоде в ногах кровати, и смотрели старые черно-белые фильмы. Когда начало светать, они решили прогуляться, дошли до самой Ист-Ривер и уселись на скамейку, чтобы полюбоваться восходом солнца.
— Запомни эту ночь навсегда! — шепотом потребовал Эндрю.
  
5
 
Первые десять дней июня Эндрю провел в Буэнос-Айресе. Вернувшись из этой, второй по счету, поездки в Аргентину, он застал Вэлери еще более сияющей, чем обычно. Вчетвером — жених с невестой и оба свидетеля — они провели незабываемый вечер в отличном ресторане. Колетт сочла, что жених Вэлери неотразим.
В ожидании бракосочетания, назначенного на конец месяца, Эндрю посвящал дни и даже вечера работе над статьей. Он не исключал, что исполнится его мечта: ему присудят Пулитцеровскую премию.
В его квартире сломался кондиционер, и пара перебралась в двухкомнатную квартиру Вэлери в Ист-Виллидж. Он часто засиживался в редакции до полуночи, чтобы не работать дома, стуча по клавиатуре и мешая Вэлери спать.
В городе установилась невыносимая жара, на Манхэттен ежедневно обрушивались грозы, которые по телевизору сравнивали с Апокалипсисом. Слыша слово «Апокалипсис», Эндрю не догадывался, что и его собственная жизнь скоро рухнет в тартарары.
* * *
Он дал Вэлери торжественное обещание: никаких заведений со стриптизом, никаких ночных клубов, где толкутся одинокие девушки, — только вечер с другом и обсуждение мировых проблем.
Саймон решил пригласить Эндрю на поминки по его холостяцкой жизни в один из новых модных ресторанов, которые в Нью-Йорке открываются и закрываются чаще, чем меняются времена года.
— Ты в этом уверен? — спросил его Саймон, изучая меню.
— Пока нет, не знаю, что выбрать: стейк «Шатобриан» или филе-миньон, — ответил Эндрю с отстраненным видом.
— Я о твоей жизни.
— Я понял.
— И что?
— Что бы ты хотел услышать, Саймон?
— Всякий раз, когда я затрагиваю эту тему, ты выбрасываешь мяч с поля. Как-никак я твой лучший друг! Мне твоя жизнь не безразлична.
— Не ври, ты просто наблюдаешь за мной, как за лабораторной мышью. Хочешь разобраться, что происходит в таких случаях в голове, — вдруг и с тобой такое случится…
— Это я полностью исключаю.
— Несколько месяцев назад я бы сказал то же самое.
— Что же такое стряслось, что ты решился на этот шаг? — спросил Саймон, наклоняясь к Эндрю. — Ладно, ты — моя лабораторная мышь. Ответь, ты чувствуешь в себе перемену с тех пор, как принял это решение?
— Мне тридцать восемь лет, тебе тоже, и перед нами обоими только две дороги: либо та, что выбираю я, — либо по-прежнему резвиться с прелестными особами, зависающими в модных местах…
— Неплохая программа! — перебил его Саймон.
— …и превращаться в старых холостяков, заигрывающих с женщинами на тридцать лет моложе их и воображающих, будто возвращают себе молодость, хотя она стремглав от них убегает.
— Я не прошу тебя читать мне лекцию о жизни. Лучше скажи: ты так сильно любишь Вэлери, что хочешь провести с ней всю жизнь?
— Не будь ты моим свидетелем, я бы, наверное, ответил, что это тебя не касается.
— А так как я твой свидетель…
— …то слушай: на всю жизнь прогнозов строить не стану, поскольку это зависит не только от меня. Во всяком случае, свою жизнь без нее я уже не представляю. Я счастлив, скучаю по ней, когда ее нет рядом, никогда не скучаю в ее обществе, люблю ее смех — она часто смеется… По-моему, это в женщине самое соблазнительное. Что до нашей интимной жизни…
— Все! — прервал его Саймон. — Убедил! Остальное меня совершенно не касается.
— Ты свидетель или нет?
— От меня не требуется быть свидетелем того, что происходит в темноте.
— Между прочим, мы не гасим свет.
— Брось, Эндрю, уймись! Нет, что ли, других тем?
— Все, выбрал: филе-миньон. Знаешь, что бы мне доставило больше всего удовольствия?
— Если бы я написал тебе яркий текст для свадебной церемонии.
— Нет, не могу требовать от тебя невозможного. Почему бы нам с тобой не закончить этот вечер в моем новом любимом баре?
— В кубинском, в Трайбеке?
— В аргентинском.
— У меня были несколько иные мысли, но это твой вечер: ты — заказчик, я — исполнитель.
* * *
В «Новеченто» было многолюдно. Саймон и Эндрю протолкались к барной стойке. Эндрю заказал ликер «Фернет» с колой и дал попробовать Саймону. Тот скривился и попросил бокал красного вина.
— Как ты это пьешь? Ужасная горечь!
— Поколесил бы ты с мое по барам Буэнос-Айреса — тоже привык бы. Поверь, к этому даже можно пристраститься.
— Что-то не верится.
Высмотрев в зале прелестное создание с бесконечными ногами, Саймон сбежал от Эндрю, не говоря ни слова. Оставшись один у стойки, Эндрю проводил удаляющегося друга улыбкой. Из двух дорог, о которых они говорили, Саймон явно отдавал предпочтение второй.
На освободившийся табурет уселась молодая женщина. Эндрю, заказывая второй «Фернет», вежливо ей улыбнулся.
Они обменялись безобидными репликами. Она выразила удивление, что американец отдает предпочтение этому напитку, — это редкость. «Я вообще редкий экземпляр», — последовал ответ. Она улыбнулась и спросила, чем он отличается от других мужчин. Эндрю смутил как сам вопрос, так и откровенный взгляд собеседницы.
— Вы кто? — продолжала допрос она.
— Журналист, — пробормотал Эндрю.
— Интересная профессия!
— Когда как…
— Пишете о финансах?
— Вот и нет. Почему вы так решили?
— Здесь недалеко Уолл-стрит.
— Если бы я сел выпить рюмочку в Митпэкинг-дистрикт, [2] вы бы приняли меня за мясника?
Женщина расхохоталась, и Эндрю понравился ее смех.
— Тогда политика?
— Тоже нет.
— Хорошо, я люблю загадки. По вашему загару видно, что вы много путешествуете.
— Сейчас лето, вы тоже успели загореть. Хотя признаюсь, ремесло заставляет разъезжать.
— Я смуглая от рождения, происхождение, знаете ли… Вы крупный репортер?
— Можно сказать и так.
— Чему посвящено ваше теперешнее журналистское расследование?
— Это разговор не для бара.
— А если не в баре? — спросила она еле слышно.
— Тогда только в самой редакции, — отрезал он, чувствуя прилив жара. Взяв со стойки салфетку, он вытер шею.
Его так и подмывало засыпать ее вопросами, но тогда разговор принял бы менее невинный характер, чем просто «угадайка».
— А вы? — неуверенно спросил он, растерянно ища глазами Саймона.
Молодая незнакомка посмотрела на свои часики и встала.
— Очень жаль, — сказала она, — я не сообразила, который час. Мне уже пора. Приятно было познакомиться, мистер?..
— Эндрю Стилмен, — представился он, приподнявшись.
— Может, еще увидимся.
И она помахала ему рукой. Он не спускал с нее глаз в надежде, что она оглянется хотя бы в дверях, но его отвлек Саймон, положивший руку ему на плечо. От неожиданности Эндрю вздрогнул.
— На кого это ты так засмотрелся?
— Давай уйдем, — предложил Эндрю слабым голосом.
— Уже?
— Хочется на свежий воздух.