Беру все на себя

— Здравы будьте, честные мужи! — вымолвил Мишка «протокольным» тоном. — Гостям место!
Роська, Дмитрий и Матвей, правильно поняв последние слова Мишки, освободили гостям место на стволе поваленного дерева. Егор, Семен и Треска с достоинством уселись на бревно, а Илья не чинясь устроился прямо на травке — на подстеленном пустом мешке.
— Итак, господа Совет, — дождавшись, когда все усядутся, произнес Мишка все тем же официальным тоном, — Совет Академии почти в полном сборе, недостает только Петра и Николая Никифорычей. Бог милостив, будем надеяться, что наставник Евстратий их вместе с остальными отроками уже в лесу отыскал. Опричь того, нас изволили почтить своим присутствием честные мужи: Егор, Семен и Треска. Господин старейшина, благослови начинать!
— Э-э… — Илья явно не ожидал от Мишки такого выверта и несколько растерялся. — Значить, это самое… зачнем помолясь!
Первым на слово «помолясь» отреагировал, конечно, Роська — вскочил, обнажил голову и начал:
— Господи Иисусе Христе, Сыне Божий…
— Молитв ради, — дружно подхватили отроки, а чуть позже и Илья с Егором, — Пречистой Твоей Матери и всех святых, помилуй нас.
Семен Дырка сначала изумленно выпучил глаза, потом спохватился, но присоединиться успел только к заключительным словам:
— Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Треска, в то время, пока остальные молились и осеняли себя крестным знамением, сидел неподвижно, с каменным лицом, словно вокруг него не происходило вообще ничего. Только рука его дернулась к висящему на поясе мешочку (видимо, внутри был какой-то оберег), но дреговический старейшина сдержался. Так и сидел истуканом, игнорируя недоуменные, а то и враждебные взгляды отроков. Роськин-то взгляд уж точно был враждебным.
«Как, любезнейший, почувствовал, что значит быть чужим? Еще и не раз почувствуешь, коли за нами в поход увязался, а уж я-то постараюсь, чтобы тебе очень и очень захотелось стать своим! Во время суда над Спирькой ты рядом со мной на крыльце стоял, и приговор на подпись тебе дали. Когда в рыбачьей веси дед задачи нам всем ставил, он несколько раз твою ватагу лесовиков дружиной назвал. Не боярской, но все-таки дружиной, а лорд Корней ничего случайно не делает и не говорит, тем более в подобной ситуации. Вот ты и надулся — как же, за ровню держат! И тут тебе облом — пока ты язычник, по-настоящему своим тебе не быть! Возрасту твоему ребята почтение выказали, а насчет чего-то большего — извини-подвинься.
И это еще не все! Мы тебе, Бог… гм, даст, еще не раз покажем, как неудобно и невыгодно быть в нашей компании язычником, и придется тебе это проглотить, никуда не денешься, а когда впоследствии узнаешь, что Егора в воеводские бояре поверстали… Вот тогда-то и задумаешься. Ну и аз, многогрешный, тоже на нужные мысли тебя навести попытается…»
— Итак, господа Совет, — Мишка взглядом «собрал внимание» сидящих вокруг костра, — сейчас нам надлежит осмыслить сведения, полученные от пленников, и принять решение о наших дальнейших действиях. Да, приказ воеводы Погорынского остается в силе, но он, отдавая его, еще не знал того, что мы узнали при допросах пленных, а потому и решение о том, как нам наилучшим образом исполнить свои обязанности, мы примем самостоятельно. Для того же, чтобы по молодости лет нам чего-то не упустить, не понять превратно и не поступить опрометчиво, на наш Совет приглашены умудренные жизненным и воинским опытом мужи. — Мишка отвесил легкий поклон в сторону сидящих на бревне. — Мнения их и советы нам надлежит выслушать со вниманием и благодарностью…
— А чего тут рассуждать-то? — перебил Мишку Семен Дырка. — Переть на полоцкое войско нам нельзя, а вот засесть туточки да ладьи их перехватывать — в самый раз будет! И ворогу ущерб, и нам прибыток! И немаленький прибыток-то!
— Благодарствую! — Мишка дополнил словесную благодарность вежливым склонением головы в сторону «адмирала Дрэйка». — Итак, господа Совет, честной муж Семен Дырка из Огнева мнит целью нашего пребывания здесь добывание прибытка себе и нанесение ущерба полоцкому войску. Правда, полочане об этом ущербе узнают еще не скоро…
— Да нам-то что с того? — снова перебил Мишку Дырка. — Пускай хоть и вовсе не узнают…
— Не перебивать боярича! — злобно оскалившись, рявкнул Демьян.
— Чего ты сказал, цыпленок? Ты как со старшими…
Договорить Дырке не дали. Во всей красе проявились в ребятах последствия обучения у Андрея Немого — научились они выражать свои чувства и намерения не только голосом или выражением лица! Лица господ советников мгновенно окаменели, по ушам присутствующих скребанул звук кольчужных рукавов, проехавшихся по подолам кольчуг, руки отроков легли на рукояти оружия, а тела подались вперед, готовые мгновенно распрямиться во весь рост. Вся эта пантомима была исполнена так слаженно и красноречиво, словно ребята долго и тщательно ее репетировали.
Подействовало! Зрачки глаз Семена Дырки суматошно метнулись туда-сюда, тело дернулось, зацепив локтем сидящего рядом Егора, рот приоткрылся… да так и остался открытым, не выпустив из себя ни звука. На командира огневской дружины глянула Смерть. Именно так — с заглавной буквы! Причем глянула сразу со всех сторон, разве что не сзади!
Мишка уже набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть «отставить!», но Илья успел раньше:
— Хе-хе, Семен, а я ить тебя упреждал: «Хочешь на Совете Академии быть — не рушь наш уряд!» Ежели отроки вежество блюдут, это и не значит вовсе, что они… как ты сказал? Цыплята? Хе-хе, а цыплятки-то эти уже под две сотни ляхов уложили, да и до того… тоже всякого попробовали — не впервой им, не впервой. И сам боярич Михайла Фролыч… ты ж видал, как он суд и расправу чинит? Видал, видал… и стоял молча. Ведь молча же? Про цыплят-то и не вспоминал? — Илья выдержал паузу, расправил усы и, вдруг сменив тон с издевательски-ласкового на угрожающий, скомандовал: — Вот и сейчас не вспоминай! А коли невтерпеж, ступай от греха… к своим, пока куда подальше не послали!
— Кхгрым… — прокашлялся Егор прямо Семену в ухо, хоть и невнятно, но весьма красноречиво поддержав высказывание Ильи.
Единственное действие, которое смог воспроизвести в ответ «адмирал Дрэйк» — захлопнуть раскрытый рот.
«Ох, бли-ин! Они, что же, и вправду себя такими крутыми воображают? Мы же их этому не учили! А что вас удивляет, сэр? Зубки щенки испытали в деле, кровушки попробовали, силу стаи своей ощутили, а битыми… по-настоящему битыми не были еще ни разу! Чего ж им не воображать-то? Мужи воинские, хозяева жизни и смерти! И никак не меньше… пока из них это приятное заблуждение какой-нибудь добрый дядя не вышибет вместе с зубками… а то и вместе с мозгами! На скользкую тропку вы своих пацанчиков завели, сэр Майкл, на очень скользкую! Хреново кончиться может… и для них, и для вас, досточтимый сэр!»
— Поручик Демьян! — Мишка постарался обозначить голосом максимальную строгость. — Ты что себе позволяешь? Хочешь, чтобы честные мужи наше вежество притворным посчитали? Самому не совестно, так хоть о господине воеводе подумай: что люди скажут? Что Корней Агеич внуков невежами воспитывает?
— Виноват, господин сотник! — отреагировал на выговор Демьян, всем своим видом демонстрируя, что виноватым себя не считает.
— То-то, что виноват! Ты еще и старейшине нашему сгрубил — высунулся поперек него! Или тебе неведомо, что только ему по возрасту возможно зрелым мужам указывать? Или ты себя умнее Ильи Фомича почитаешь?
— Виноват, господин сотник, не подумал, дурака свалял! — Демьян, хоть и не считал Илью светочем мудрости, но, кажется, понял, что при посторонних этого показывать нельзя. — Винюсь!
— Не держи зла, дядька Семен! — Мишка, в очередной раз склонил голову в сторону «адмирала Дрэйка». — Ребята молоды еще, горячатся не в меру.
«Задолбал, угребище речное, кланяюсь тебе, как болванчик! На хрен Илья тебя на Совет притащил?»
— Это… да… — Дырка потрогал распухший нос. — Понятно, в общем. Учить вас еще не переучить! Ладно… прощаю.