Беру все на себя

— Внимание! Всем слушать меня! На правом борту, пошарьте под ногами, там мой оружейный пояс где-то лежит. Передать сюда!
После короткой паузы, откуда-то из носовой части ладьи донеслось:
— Здесь, боярич! Сейчас передадим!
Пока его амуниция путешествовала из рук в руки, Мишка спохватился, что не сделал самого главного и снова подал команду.
— Кто из урядников есть? Подай голос!
— Урядник шестого десятка Ксенофонт!
— Младший урядник шестого десятка Никон!
«Надо же, они что, через все причалы за мной тащились? Как умудрились-то в темноте?»
— Младший урядник четвертого десятка Сергий!
— Из других десятков кто-то еще есть?
— Отроки второго десятка Марк и Тимофей!
«Опричники? Эти-то откуда взялись? Блин, неужели опять прикрывали?»
Пояс с подсумками и оружием наконец-то добрался до Мишкиных рук, но он продолжал перекличку.
— Урядник Ксенофонт, доложить о потерях!
— Отрок Глеб ранен — ступню на берегу чем-то пропорол… сильно. Отрок Софроний обжегся, когда пожар тушил… тоже вроде бы сильно. Отроки Тихон… ой, да тихо ты с веслом-то! Отроки Тихон и Гавриил на первой ладье уплыли, еще двое здесь, со мной, целые, а младший урядник Симеон и с ним еще один отрок… потерялись. Темно же…
«Ну, может, на других ладьях ушли, но Ксюха молодец — в такой обстановке все под контролем держит и обо всех помнит! Не то что вы, сэр…»
— Младший урядник Сергий, доложить о потерях!
— Отрок Дементий убит… здесь еще отроки Пахом, Нифонт и Тарас… все целые, но Нифонт, придурок, самострел утопил. Про первый пяток не знаю — мы сразу разошлись.
— Опричники!
— Оба целые!
«Итого: двенадцать… сборная солянка из разных десятков, все поперепутались».
— Так… раненых обиходили?
— Перевязали… как вышло, посветить бы…
— Сейчас, будет вам свет, погодите немного…
Мишка залез в прицепленную к поясу сумку и достал оттуда два небольших свертка, в одном лежали два жгута промасленной пакли, в другом — две берестяных грамотки.
— Дядька Егор, вот, нашел.
— Погоди, сейчас огонь высеку…
Егор принялся чиркать кресалом, и в редких вспышках света Мишка разобрал, что Семен Дырка стоит скособочившись, правой рукой ворочая рулевым веслом, а левую прижимает к ягодице.
— Дядька Семен, крепко зацепило-то?
— Да не воткнулось, чиркнуло только, но что-то крови… прямо как с барана, перевязать бы.
— Кто-нибудь, у кого бинт сухой есть, ко мне! — выкрикнул Мишка в сторону отроков.
— Да иду, иду уже! — донесся с середины ладьи голос одного из огневцев. — Сейчас, сейчас уже, сопляков на весла рассадить надо было.
— Разобрались там… — начал было кормщик, но вдруг умолк на полуслове и пошатнулся.
— Сенька! — Егор подхватил оседающего на подкосившихся ногах Семена Дырку. — Что ж ты сразу-то не сказал… туды тебя…
Егор уложил кормщика лицом вниз и шуганул подсунувшегося огневца:
— Да сам я перевяжу! Ты вон бери правило да командуй, раз с веслами разобрались. Михайла, посвети-ка.
Пока Егор с Мишкиной помощью перевязывал Семена Дырку, огневец окриками, перемешанными с руганью, кое-как наладил греблю. Гребцы из отроков были совсем никакие, ладья двигалась не столько за счет их усилий, сколько за счет того, что ее несло течением.
— Дядька… — позвал нового кормщика Мишка. — Тебя как величать-то?
— Карасем величай, — то ли в шутку, то ли всерьез отозвался огневец. — Чего надо-то?
— К берегу поближе возьми, нам стрелу с грамоткой в город закинуть надо.
— Это можно… прямо сейчас стрелять будешь?
— Погоди немного, приготовить все надо… дядька Егор, ты сам стрелять будешь?
— Не… Петруха, ты лук-то не утопил?
— Да иди ты! — недовольно пробурчал невидимый в темноте ратник Петр. — Теперь до конца жизни попрекать будешь?
— А никто тебя купаться не заставлял. Дай Михайле две стрелы, он все приготовит.
— А чего две-то, с одного раза, думаешь, не докину?
— Да нет, дядька Петр, первую стрелу надо на вал уронить, вроде бы как не получилось у нас с первого выстрела, а вот вторую уже надо точно в город забросить. Я, кроме грамоток, еще и паклю горящую к стреле привяжу, чтобы видно было, что она летит.
— Ага! А в первой грамотке, значит, вранье какое-то написали? Для полочан, значит? Пусть читают, дураки, и радуются, что весть перехватили? Мудер ты, боярич, мудер… а только и полочане не дурнее тебя! Так они твоему вранью и поверили!
— А никакого вранья там и нет! — Мишка протянул ратнику Петру грамотку и посветил лучинкой.
Кусочек бересты с одной стороны обгорел и разобрать на нем можно было только первую строчку:
«КНЯЗЮ ИЗЯСЛАВУ СВЯТОПОЛЧИЧУ ОТ ВОЕВОДЫ…»
— Вот, дядька Петр, выглядит так, будто упала, не долетев, да обгорела, а не сгорела вовсе, потому что от дождя намокла. И ничего мы не наврали — вторая грамотка точно так же начинается.
— Так зачем же посылать-то? Тут же, почитай, и не сказано ничего!
— Вот-вот, — согласился Мишка. — Раз не сказано ничего, то и верить или не верить тут нечему. Можно только догадываться о том, что было написано. А уж своим-то догадкам кто ж им помешает поверить? После того, что мы нынче учинили, полочане такого надогадываются… нам самим и не придумать никогда!
— Гы… хитро!
По поводу содержания первой грамотки Мишке пришлось выдержать яростный спор с Егором. Сама идея дезинформации противника десятнику понравилась, но сначала он требовал написать явную «липу» — мол, князь Вячеслав Туровский вот-вот будет здесь с дружиной и ополчением — потом сам же соглашался, что полочане могут этому и не поверить.
— Ну ты сам подумай! — вдалбливал Егору Мишка, — если они догадаются, что про скорый приход княжьего войска мы врем, то значит, что мы сами полочанам и скажем: «Князя нет, и будет он не скоро»!
— Ну и что же писать, чтобы поверили?
— Ничего не писать!
— А грамотка зачем тогда?
— Чтобы только ДУМАЛИ, что написано, да гадали, что именно!
— Не, Михайла, мало ли до чего они догадаются? — Егор устремлял задумчивый взгляд куда-то вдаль, чесал в бороде и предлагал:
— А давай напишем, что самого войска еще нет, но от князя гонец прискакал…
И все шло по новому кругу…
В свое время Михаилу Ратникову довелось послушать лекцию одного американского профессора об альтернативной концепции истории развития человеческой цивилизации. Профессор делал упор не на разницу социально-экономических отношений в разное время, а на доминирующем в тот или иной период виде деятельности. Если традиционное общество использовало, главным образом, природный потенциал (земледелие, скотоводство, силу ветра, воды и животных), то в индустриальном обществе доминирующей стала деятельность по превращению одного вида энергии в другой (сначала пар и электричество, потом по нарастающей, вплоть до атомной энергии). В информационном же обществе, естественно, доминирующей должна стать деятельность по созданию, сбору и переработке информации.
Вот эта-то теория и вспомнилась Мишке во время дискуссии с Егором. Еще ТАМ у него сложилось убеждение, что предки были не глупее нас — знали они не меньше, просто знали другое. Но в вопросах переработки и использования информации предки были откровенно слабы (потому-то и вспомнилась та лекция) — просто не было в средневековье материальной базы для работы с информацией и развития информационных технологий. Материальных носителей информации — всего ничего, да и доступны они не всем, а изустная передача данных и хранение их в человеческой памяти порождали искажения, легко достигающие критического уровня.
В этом Мишка, уже ЗДЕСЬ, убеждался неоднократно, а особенно ярко это проявилось во время попытки организации информационной войны с бунтовщиками в Ратном. Вот и десятник Егор, мужик, несомненно, очень неглупый и с богатым жизненным опытом, проявлял в вопросах информационной борьбы прямо-таки детскую наивность! Он никак не мог понять, что для ослабления противника вовсе не обязательно напрямую «впаривать ему дезу», достаточно всего лишь активизировать процесс принятия решений в условиях острого дефицита информации и времени. Ну отправили какие-то хмыри, вырезавшие дозоры и устроившие черт-те что в порту, в Пинск грамотку. А что в ней? Совершенно ясно, что там не было приказа открыть городские ворота и сдаться. Так же очевидно, что не рекомендовали пинчанам разбираться с проблемой своими силами, не надеясь на помощь извне. Но что-то же сообщали! Что?