И аз воздам (СИ)
— Не боись, вдвоем отобьемся, — Мишка сунул в рот еще одну ложку взбитых сливок. — Лер, жду на улице!
В вагоне было тепло, немного развезло от выпивки и холодный осенний воздух по выходу из метро я восприняла, как великое благо. Торопиться было некуда, и, когда меня окликнули во дворе, то остановилась с радостью, что появился предлог подольше оттянуть скучное возвращение домой.
— Извините, а вы здесь давно живете?
Голос показался мне знакомым и я с удивлением узнала вчерашнего парня.
— Может быть, сможете мне помочь? — смешинки в его глазах вздрогнул и заплясали, как снежинки на ветру, хотя лицо оставалось совершенно серьезным. — Понимаете, я тут ищу одного человека, точнее — девушку. Видел вот вчера, а даже имя спросить забыл, а теперь как дурак топчусь тут уже давно, замерз совсем.
— И как ваша девушка выглядит? — мне очень захотелось, чтобы он улыбнулся и парень как будто угадал мое желание.
— Как выглядит? — он посмотрел по сторонам. — У нее самые красивые в мире глаза…вы мне не верите? — и изящно поднял одну бровь.
— Почему, верю, — на улыбку было невозможно не откликнуться, такая шла от нее теплота и радость.
— Не верите, я вижу, — он погасил улыбку и его лицо моментально стало холодным и жестким. Я разочарованно вздохнула, а парень полез во внутренний карман куртки и начал там копаться. — Вот, посмотрите на нее, — он опять улыбнулся так, что мне захотелось подойти к нему и просто прислониться лицом к воротнику куртки, радуясь тому, что он стоит рядом, — правда, она красивая?
Он протянул мне небольшой предмет и на обшарпанные каменные стены побежали зайчики от попавших на маленькое зеркало ярких фонарей. — Алексей, — представился он и, по-военному, коротко кивнул головой.
— Лёшик… — протянула я, сама не зная почему.
— Точно, — обрадовался парень, и заулыбался во все тридцать два зуба открыто и радостно, — меня все так зовут! А ты откуда знаешь?
— Да не знаю я, просто само как-то всплыло. — Рука у Лёшика была холоднющая и, присмотревшись, я поняла, что он действительно здорово замерз. — Чаю горячего хочешь?
— Не откажусь, — обрадовался тот, — а то самому напрашиваться неловко, вдруг поймешь как-то не так. — Он передернул плечами под тонкой кожанкой. — Только я с пустыми руками сегодня.
— Да ладно, я все равно чай просто так пью.
В коридоре Лёшик даже присвистнул от удивления — огромный квадратный холл никто не воспринимал по его прямому предназначению, скорее он напоминал зал для танцев — лепнина на потолке была родная, дореволюционная, камин, хоть и нерабочий, но эффектный, а от роскошной мраморной полки на нем тащились все мои подруги. Из холла вели три двери — налево в маленький коридорчик, где был весь хозблок, и прямо в две комнаты с большими окнами.
— Обалдеть, как здорово! — сунулся он в камин с порога, присев на корточки и заглядывая в темное пространство дымохода снизу. — Топишь его?
— Нет, труба уже давно заложена, он просто для антуража.
Лёшик совершенно спокойно отреагировал на незнакомое слово и я решила присмотреться к нему повнимательней. Тонкий кашемировый свитер облегал хорошую фигуру, джинсы были явно не с рынка, как и ботинки без малейших следов грязи. Пахло совсем незаметно приятной туалетной водой и весь облик парня говорил о том, что он не разгильдяй и за собой следит.
— Руки где у тебя можно помыть?
Он долго грел замерзшие ладони под горячей водой и на мой вопросительный взгляд в дверной проем подмигнул и снова улыбнулся.
— Ты есть хочешь? — спросила я без особенного энтузиазма, соблюдая правила элементарной вежливости..
— А есть, что поесть? — удивился он, проходя на кухню. — Мне вообще-то все равно, что в рот бросать, хоть хлеба кусок сухого…
— Ну уж сухой хлеб я тебе предлагать не буду, — я заглянула в холодильник, оценивая содержимое, — а вот гречку могу погреть.
— Да я же сказал, что мне все равно, что есть, — Лёшик элегантно сел, закинув ногу на ногу, — не из королевского дворца сюда свалился.
— Гречкой, говорят, и короли не брезговали, — порезав лук, я кинула его на сковородку, — сосисок нет, не держу.
— Между прочим, я представился тебе еще во дворе, а ты мне так и не сказала, как тебя зовут, — парень, склонив голову, откровенно рассматривал меня сверху донизу, не скрывая любопытства и восхищения. — Тебе очень идут эти маечки, сразу видно, что спортом занимаешься и талия на месте. Так все же, как тебя зовут?
— Валерия, — поежившись под его пристальным взглядом, я повернулась к плите. Спортом я не занималась, считая излишней роскошью выкладывать деньги на модный фитнес, но с успехом восполняла его отсутствие долгими пешими прогулками, плаваньем по возможности и необходимым минимумом наклонов-приседаний, которые позволяли поддерживать себя в нужной форме.
— Ва-ллерия, — как-то особенно произнес Лёшик, делая ударение на букву «л», — красиво и тебе подходит. Римское имя, так звали одну из жен императора Клавдия. О ней писали, что она была потрясающая красавица, одна из первых начала завлекать мужчин различными прическами и афродизиаками, приготовленными на основе восточных смол и благовоний. В то время не было таких духов, как сейчас, они делались в виде мазей и применялись везде, где только можно. Представляешь, какой шел аромат от богатой да еще красивой женщины, когда она шла по улице? Валерия была знаменита тем, что в ее дорожном несессере хранилось уйма таких духов, которыми она завлекала мужчин. Ты что там творишь? — парень принюхался и вытянул шею, заглядывая на кухонный стол. — А яйцо зачем?
— Для каши, так вкуснее будет, — я была порядком удивлена рассказом Лёшика о Валерии Мессалине и не сразу откликнулась на вопрос.
— Ух ты, — удивился он, — я-то думал, что ты просто сухую гречку мне дашь, а ты там что-то потрясающее творишь…сейчас умру, захлебнувшись слюной!
— Подожди умирать, — сунула я ему тарелку, — ещё время не пришло. Лучше поешь, пока горячее.
Каша ему понравилась и он все доел до конца, только почему-то ел ее не ложкой, а вилкой. Когда тарелка была уже пуста, он вылизал её дочиста и обезоруживающе улыбнулся.
— Понимаешь, я не привык оставлять что-то, а тем более у тебя так вкусно получилось, что не сдержался, — смущенно объяснил он, отодвигая от себя тарелку. — Мне отец всегда говорил, что нельзя хлеб выкидывать, нельзя еду оставлять — люди вырастили, приготовили, а если недоедать и выбрасывать остатки, то это неуважение к чужому труду. Как с детства вдолбили, так я даже горелые корки не могу бросить. Дед у меня еще блокаду помнит, хоть и малой был совсем, так от его воспоминаний я хлеб ценю выше всего. Любишь черные горбушки с солью?
— С майонезом и чесноком, — я налила чай и села напротив. — И с соевым соусом.
— А я с солью люблю, особенно когда на компе сижу — сгрызть могу сколько угодно! Но только горбушки, мякиш это уже не то.
— Горбушек у меня нет, могу предложить печенье.
— Да спасибо, не надо. Я уже согрелся, поел, чего еще человеку надо? Ладно, погостил, пора и честь знать. А ты так поздно домой всегда приходишь?
— Нет, сегодня наша начальница отмечала свои именины, вот и засиделись на работе. Обычно я раньше прихожу.
— Лера, телефончик продиктуй, — Лешик достал трубку и начал жать кнопки, приготовившись записывать, — и домашний и мобильный. Если не хочешь давать, то так сразу и скажи, я понятливый.
— Да записывай, мне не жалко, — я налила еще одну чашку чаю и села напротив, похрустывая печеньем.
Лешик забил номера в сотовый и поднялся, прихватив свою пустую чашку. Подошел к раковине, налил немного воды из-под крана и выплеснул ее в туалет.
— Там же чаинки, — пояснил он в ответ на мой вопросительный взгляд, — засорят раковину. Проводишь меня до дверей?
Пока он одевал кожанку и орудовал ложечкой для обуви, я стояла, прислонившись к косяку и поеживаясь от холода, которым тянуло от входной двери.
— Здесь перегородка нужна, — Лёшик разогнулся, отложив ложечку, и осмотрел дверь. — Так и простудиться недолго, а с перегородкой теплее будет. Дверь, кстати, заглублена в стене, вид холла не потеряется, а утеплить надо бы обязательно. Камин точно заложен? А то он воздух сосет, никакое отопление не поможет. Все, Лер, я пошел, — он легонько щелкнул указательным пальцем мне по носу и улыбнулся так, что напомнил мне Чеширского кота.