Храни нас пуще всех печалей (СИ)
Не надо думать, что такие беседы велись у нас с Бертой каждый день. Во-первых, было много самой простейшей работы, которая отнимала большую часть времени - развести с утра огонь в очаге, сходить за водой, приготовить хоть какую-то примитивную кашу. Берта научила меня пользоваться двумя камешками, с помощью которых она и разводила огонь. Пальцы я сбила почти сразу, а вот более менее путним образом разжечь очаг смогла только через неделю. Еще надо было собирать хворост в лесу. У Берты был топор, который ничего не рубил - его надо было заточить, а сил у знахарки на это не хватало. Пришлось, зверея от злости на примитивность существования елозить топором по камню, дабы появилась возможность нарубить хоть немного веток. Потом мы шли в поход за травами, корешками, ягодами и прочим нужным добром. Если уж к концу дня я уставала, то Берта и подавно, но полтора месяца со дня нашей встречи она еще держалась на ногах. Потом она стала ходить все меньше, подолгу отдыхая, а через два месяца слегла совсем. Говорила она все меньше и меньше, захлебываясь кашлем, зато стала просить меня рассказать о моем мире. Так что последние три недели говорила в основном я, Берта же слушала с большим интересом, изредка спрашивая о интересующих ее подробностях.
Домик Берты стоял, как я уже говорила, в страшной глуши, до ближайшего селения надо было идти по едва заметной тропинке целый день, да и то, если выйти с рассветом. Когда Берта слегла, я стала одна отправляться туда за предназначенным нам пропитанием. Приходила, оставалась ночевать в грубо сколоченном сарае почтенного Жарана, старосты селения, а утром у порога уже лежали предназначенные мне мешки, связанные попарно. С ними я уходила туда, где лежала умирающая знахарка. Селяне со мной не общались, у меня создалось твердое впечатление, что они даже не заметили, что вместо Берты приходит другая женщина. Ходила я в своих кроссовках и джинсах, но в селение всегда приходила, накинув на себя юбку и плащ, найденные у Берты и завязав голову платком - чем меньше местного народу будет знать обо мне, тем лучше. Памятуя опасения Берты о тех, кто когда-то гнался за ней, эти меры предосторожности были оправданы. Мешки оттягивали плечо, но это была единственная возможность пропитания в этом Богом забытом месте. Ругаться на свою злосчастную судьбу и проклинать ее я уже давно перестала - успокоения это все равно не приносило, а наоборот, выбивало из душевного равновесия.
...Берта умерла утром, почти сразу же после того, как я положила ей в приоткрытый рот последний зеленоватый шарик. Она сделала последнее усилие, проталкивая его в себя и я приподняла ей голову, дав отпить теплого отвара. Судорожный вздох, последнее слабое пожатие холодеющими пальцами...последний взгляд и все... Тело обмякло и стало похоже на тряпичную куклу.. Я осторожно сняла ее голову с колен и положила на холстину, служащую ей простыней. Холстину я меняла три дня назад, чтобы хоть немного избавиться от жутких запахов...сегодня я бы опять поменяла ее на чистую, постиранную вчера.
Что надо делать с умершими? Вроде бы они должны еще три дня находиться на этой земле для прощания с ними. Но мне было страшно даже сидеть рядом с тем, во что сейчас медленно превращалась Берта, пока еще сохранявшая на лице следы былой красоты. Я помню ее живой, пусть она сохранится в моей памяти такой - с гордо поднятой головой, стоящей на вершине холма, залитого солнечными лучами. Распущенные темные волосы с редкими седыми прядями лежали по плечам и чуть шевелились от ветерка, пролетающего между пологих гор. Весь ее облик в тот момент дышал подлинным благородством, которое не дается ни за какие деньги и не присуще даже самым высоким титулам. Спасибо тебе, Берта, за все, что ты для меня сделала. Ты никогда не рассказывала о себе, сколько я не просила тебя, ни разу ты даже не намекнула мне о своих желаниях и мечтах, я так и не узнала, кто ты была по рождению и почему избрала для себя эту судьбу.
После смерти Берта показалась мне очень тяжелой, хотя она была ненамного выше меня. Я завернула ее тело в холстину, положила на толстую дерюгу, лежащую у входа в дом и потащила по траве, уже подсохшей от утренней росы. Тащить было недалеко, но сейчас этот скорбный путь казался мне бесконечным. Но все когда-нибудь кончается и вот уже поползла вниз каменная осыпь, под которой навсегда скрылось тело единственного человека в этом негостеприимном мире, с которым я буквально сроднилась за последние три месяца. Пусть твоя душа, Берта, легко отойдет на суд Творца!
Похоронив знахарку и осмотревшись по сторонам, я только сейчас поняла, что осталась абсолютно одна. Не с кем даже поговорить, не о ком заботиться, ни одной живой души вокруг, только ветер шумит в вершинах елей, да шуршит трава. Дом стоит пустой и неизвестно еще, сколько мне предстоит в нем прожить. Берта не один раз просила меня никуда не уходить отсюда, мотивируя это тем, что об этом месте известно членам ее братства, которое поможет королю в его поисках. Пока мне действительно некуда было идти, хотя в душе я все время надеялась на подсказку свыше. Сомнения по поводу правильности моего поведения тут постоянно свербели внутри - надо ли оставаться и терпеливо ждать появления короля или плюнуть на все и двигаться в большой мир самостоятельно? Несмотря на все разговоры с Бертой и ее собственное убеждение в том, что для меня рядом с королем все будет в шоколаде, я ей не верила и больше всего эти рассказы походили на сыр в мышеловке, за который надо платить слишком дорогую цену.
Моя собственная логика и весь жизненный опыт просто кричал о том, что любые правители совсем не те существа, которые вот так, задарма, дадут мне свободу. Разрешение жить при дворе, возможность следовать своим устоям даже в одежде, иметь в награду от короля что угодно за Силу, которую он будет иметь с моей помощью - я считала, что это агитпункт чистой воды, а самое спорное было то, что меня нельзя ни к чему принуждать. Якобы все должно быть только добровольно...Это и вызывало самые большие опасения. Безусловно, если есть условие, что амплификатора нельзя заставить ничего делать силой, то можно проделать любой другой финт, при котором я сама соглашусь на все, что угодно. Здешняя жизнь имеет мало пряников, а вот кнуты наверняка тут более распространены. Эпоха, знаете ли, диктует свои законы.
Подобные мысли постоянно крутились в голове, даже когда я занималась самой прозаической стиркой. Шли дни, я никак не могла решиться на уход с насиженного места и всеми силами старалась не впадать в панику. Да, пока я живу тут одна. Надо собирать хворост для очага, надо носить воду, надо следить за могилой Берты, надо постоянно работать, чтобы не сойти с ума от одиночества и тоски по дому. Надо разговаривать хоть сама с собой, читать стихи, умножать трехзначные числа, анализировать произошедшее со мной, только тогда я не свихнусь и смогу адекватно воспринимать окружающее.
Чем может занять себя женщина? Как и любая другая, сперва я занялась уборкой в доме. Выбросила все тряпки, которые уже было бесполезно стирать в ручье, отобрала то, что еще могло мне пригодиться. Берту я похоронила в той одежде, в которой она умерла, но остался плащ, пара юбок, накидка, кофты, и всю одежду еще можно было носить. Кто знает, может скоро выпадет снег и без плаща или лишней кофты я запросто могу простудиться, а лечиться здесь нечем. Кроссовки еще могли жить, а вот джинсы вытерлись и начали расползаться по швам. Без штанов дело было совсем плохо, но на полке я нашла страшного вида иглы и кое-как сшила замену, которую можно было одевать под широкую юбку. Насколько я помнила из истории, штаны здешние дамы не носили, чем они там прикрывали зады, было непонятно, но я решила от канонов своего мира не отступать и трусы для себя все-таки ввести в обиход.
Вычистив дом, я принялась за окружающую обстановку - соорудила скамейку у стены, поправила ступени, замазала окна глиной, чтобы не так сифонил ветер. Воткнула шесты, на которых сохли всяческие постирушки, расчистила берег ручья, убрала мусор от дома и стала подумывать, как бы соорудить хоть самую примитивную печку для обогрева, так как очаг в доме тепла почти не давал. Для этого я исследовала осыпи, отбирая камни, по форме напоминаюшие кирпичи и терпеливо таскала их к дому, прикидывая, с чего начать работу. Это была вполне стоящая цель и я так увлеклась ею и возможностью пожить в тепле, что потеряла осторожность.