Ты проиграл. В тени твоих ресниц

 — Я с тобой. Больше мне ничего не надо.
 — Даже если нас завтра убьют из-за меня?
 — Даже если нас завтра убьют из-за меня. 
 — Почему ты не пошла с Родриго? 
 — Потому что мне не нужен мир, где нет тебя.
 — Фрррр, – недовольно выдохнул он. — Сколько пафоса! Мари, тебе нельзя жить только моим миром.
 — Я больше не умею по-другому, — недовольно буркнула я. Вот так всегда, только захочешь мужчине в любви признаться, он тут же все испортит. — Почему ты вообще согласился поехать в буш? Ты ведь терпеть не можешь все эти вылазки на природу!
 — Потому что ты хотела поехать, а я хотел сделать тебе приятно. К тому же… — он усмехнулся и замолчал. Аккуратно высвободил руку и сел, обхватив колени. — К тому же мне было интересно посмотреть на твоего… — Опять пауза и смешок. — Скажи, тогда в Москве хоть что-нибудь было правдой?
 — Би, — голос дрожит. Села перед ним на колени. — У меня принцип: я не рассказываю моему потенциальному мужчине о тех, с кем спала раньше, чтобы не было ненужной ревности и постоянных сравнений. Во-первых, я на самом деле даже не смотрела на тебя, как на мужчину. А, во-вторых, я глупо проболталась, потому что не смотрела на тебя, как на своего потенциального мужчину, и механизм защиты не сработал.
 — Вот как? — хмыкнул. — Продолжай.
 — Потом я не знаю, что произошло. Я как-то незаметно для себя поняла, что ты что-то очень близкое и родное, что я хочу быть с тобой, хочу тебя любить, хочу жить в тени твоих ресниц маленьким лучиком, чтобы каждое утро ловить твое пробуждение, чтобы каждый вечер дарить тебе сон, чтобы каждый день наполнять радостью…
 Тишина в ответ. Лишь слышу, как шумно выдыхается воздух. Губы поджаты — я не вижу, я это знаю. Но остановиться уже не могу. Пусть будет, что будет. Я скажу ему. Скажу всё…
 — Но и к этому я пришла не сразу. Я боролась с собой. Боролась с этим чувством. Я запрещала себе набирать в Интернете название твоей группы и твое имя. Я выключала телевизор и радио, если слышала твой голос. Я болела, по-настоящему болела и боролась с собой. Но чем активнее я боролась, тем хуже мне становилось. Там, в Каракасе, чтобы избавиться от мыслей о тебе, я полезла в баррио. Родриго говорил об этом в Макдональдсе. Баррио — это кварталы бедняков, воров и убийц. Я заблудилась и чуть не погибла там ночью. Ты звонил в тот день Полине, искал меня… Я забилась куда-то, смотрела на звезды, думала о тебе, вспоминала, как мы бегали по лужам, и поняла, что назло всем выживу, потому что у меня есть ты. Даже если ты меня не любишь, все равно ты есть у меня.
 — Но это не мешало тебе спать с ним, — спокойно и твердо.
 — Би, давай вспомним, как мы расстались? Я весь день к тебе ластилась, ты гнал меня…
 — Я застал вас с Томом.
 — Том мне царапины обрабатывал!
 — Сидя перед тобой, полуголой, на коленях полуголый?
 — Ты даже не дал объяснить! А потом? Ты вылил на меня ведро помоев! Ты флиртовал с другими! Ты при мне пытался снять каких-то девок да еще просил меня тебе помочь с переводом! Охренеть! Ты ударил меня! — я вскочила и заметалась по хижине, размахивая руками, рискуя врезаться во что-нибудь в полной темноте. — Ты прогнал меня, Билл! Ты-прог-нал-ме-ня! Ты дал понять, что ничего не было, нет и не будет! Родриго хоть как-то пытался мне помочь, старался вытащить из депрессии, ограждал от всего…
 — То-то он тебя сегодня бросил! — сказал, как ударил. Я замерла и зашипела:
 — Зато он ни разу не поднял на меня руку! Зато он ни разу не позволил себе прийти ко мне пьяным среди ночи, в засосах, с тошнотворным запахом женских духов и со следами губной помады на морде, а потом виновато заглядывать в глаза и врать, что ничего не было! И когда мы были с ним, он ни разу не позволил мне усомниться в его честности по отношению ко мне. Я знаю, он никогда не хранил мне верность, но я рядом с ним всегда чувствовала себя единственной! И я не задумываясь бросила его, когда твой брат позвонил и сказал, что я нужна тебе! Перечеркнула пять лет наших отношений, чтобы просто увидеть тебя и сказать: «Здравствуй».
 — Раз он такой замечательный, вот и катись к нему! — выплюнул он.
 Хорошо, что Билл не видел моего лица в тот момент — Медуза Горгона отдыхает. Я на ощупь пробралась к стене, подальше от него, и уселась на землю. Какое странное и неприятное чувство внутри. Интересно, зная о том, что он мне скажет спустя несколько часов, чтобы я выбрала в тот момент — свободу с Родриго или плен и возможную смерть с Биллом? 
 — Знаешь, Билл, а я бы, даже зная, что ты мне все это скажешь, все равно вернулась бы за тобой, — едва слышным шепотом.
 Он устало хмыкнул и так же тихо ответил:
 — Я знаю…
 Мы оба молчали. Я беззвучно роняла слезы на футболку, стараясь не шмыгать носом. Билл протяжно вздохнул.
 — Знаешь, о чем я сегодня мечтал? Я смотрел, как ты мечешься, я слышал, как ты зовешь меня, и молил Бога, чтобы Родриго увез тебя как можно дальше. Чтобы он вырубил тебя, заткнул хоть как-то, скрутил, сделал хоть что-нибудь, но увез как можно дальше. И я не понимаю, почему он позволил тебе остаться. Он же сильнее. Надо было просто применить силу, закинуть тебя на эту лошадь и увезти…
 Я не ответила. Мне было не то что больно говорить, мне даже думать было больно. Если мы выберемся, я больше не побеспокою тебя…
 Прошло сколько-то времени. Я не знаю сколько — время в темноте всегда идет иначе. Я начала ощупывать стены хижины — раздвинуть бамбук, тростник или что это невозможно, сломать, впрочем, тоже. Однако можно попробовать подтянуться и перелезть на стыке стены с крышей — вряд ли там хорошее соединение. Но выбраться сможет только один человек, если его подсадит другой. Около двери сидят майри (иногда слышны их разговоры), значит, открыть ее не получится. Следовательно, реально попытаться спастись может только один из нас. Так как на Билле больше ответственности за других людей, то и спасать будем его, иначе Европа потонет в слезах и соплях малолетних фанаток. Он заболел-то пару недель назад на несколько дней, все на ушах стояли, а не дай Бог умрет…
 — Би, обещай, что выполнишь мою просьбу.
 — В свете некоторых событий не хочу прослыть лжецом.
 — Пожалуйста. Это моя последняя просьба.
 — Нет. Я не могу.
 — Клянусь, ты сможешь ее выполнить.
 — Нет.
 — Билл, я хочу, чтобы… — запнулась. Нет, так он точно откажется. — Билл, давай попробуем отсюда сбежать.
 — Как?
 — Я была днем в хижинах. Там плохое соединение стены с крышей. Я помогу тебе перелезть. Пока ночь, нас никто искать не будет. Пропажу обнаружат только утром. А утром ты… то есть мы будем уже далеко. Ты должен спастись любой ценой. На тебе огромная ответственность перед фанатами, перед группой, перед вашим коллективом, перед братом. Ты должен жить ради них. Если с тобой что-то случится, многие этого не переживут. Ты обязан вернуться домой.
 — Подожди, я не очень хорошо понял… Ты предлагаешь мне бежать? — он подобрался ко мне поближе.
 — Да. Я предлагаю нам попытаться сбежать. Хуже уже вряд ли будет, чем завтра утром.
 — Но для того, чтобы перелезть через стену под крышей, один из нас должен подсадить другого. И второй уже выбраться не сможет.
 Я не стала отвечать. Билл иногда бывал не вовремя умным.
 — И судя по всему, ты уже решила, кто уходит, а кто остается. А тебя не интересовал вопрос, как я буду жить с мыслью, что за свою жизнь я заплатил твоей?
 — Поверь, ты будешь прекрасно жить. И слово жить здесь ключевое. По мне будет рыдать хорошо если человек пять-десять. А у твоих ног Евразия. За тобой вот-вот пойдет весь мир. И ты отвечаешь за него, ты отвечаешь за каждую девочку, которая любит тебя, за коллектив, который работает с тобой. Потому что, если умру я, ничего не изменится в этом мире, а если что-то случится с тобой…
 — Стой! Может быть тогда ты расскажешь мне, как я буду каждое утро смотреть себе в глаза в зеркало?!
 — Отлично будешь смотреть. И, поверь, лет через пять ты даже не вспомнишь моего имени. А то и раньше…