Ты проиграл. В тени твоих ресниц

 — Машка! Да подожди же ты, идиотка! Дай мне объяснить! — Родриго в нескольких метрах от машины. — Машка!
 Вот! Мотор тише работает! Газ! Держи сцепление! Джип рванул с места с сильной пробуксовкой, забрызгивая Родриго с ног до головы мокрым песком.
 — Йеху! — радостно орем оба.
 —Машка! Стой! Стой! — Родриго пытается догнать стремительно набирающую скорость машину. 
 Билл хохочет, поворачивается к нему и показывает два средних пальца. Падает, довольный, на сиденье.
 — Домой! Я так хочу домой!
 Мы ехали по разбитой, очень старой дороге. Билл сначала что-то весело орал во всю глотку (этот стон у нас песней зовется), потом сник. Я сосредоточенно рулила, не обращая на него никакого внимания. Мысль о том, что мы зря вчера носились по горам, когда можно было спокойно подъехать, — меня не радовала. То есть на нас вчера отработали маршрут для туристов. И еще… Родриго ночевал в деревне майри или в поселке? Даже я, с туманом в сознании, заметила, что он спокойно общался с вождем. Следовательно, вождь понимал все, что я ему говорила от первого до последнего слова. Вот ведь гады! Я не прощу этого Родриго! Господи! Такой стресс! Такой кошмар пережить! Ну ночь в «плену» — черт с ней, мы каждый высказались, проболтались о страхах и опасениях, поссорились и помирились, любили друг друга. И еще — я теперь знаю, как он будет вести себя в критических ситуациях. Хорошо, что Билл не истерил, ненавижу трусов. И приятно то, что он не бросил меня ночью, хотя вполне мог. Нет, хорошая ночь, она расставила все на свои места, помогла каждому раскрыться, показать сильные и слабые стороны.
 — Мари, обещай мне, что ты бросишь свою работу, — неожиданно выдал Билл.
 — Интересно, — хмыкнула я. — Может ты расскажешь, на какие шиши я буду жить, при условии, что я ничего не умею делать, кроме как красиво складывать слова в предложения?
 — Устроишься на другую работу. Профессий много.
 — А в чем дело?
 — Я тебя знаю четыре месяца. В Москве за одну ночь у нас было столько неприятностей, сколько за год со мной не случалось…
 — Между прочим…
 — Да, я в курсе, что именно твое удостоверение журналиста спасло мою задницу! — жестко перебил он. — Что потом было? Ты болела и чуть не умерла из-за нашей прогулки от простуды.
 — Ну не совсем так, — буркнула я. — Не надо мне было нервы мотать весь день… Обычный нервный срыв…
 — Ага! Значит, я во всем виноват? — взвился Билл. — А потом в Венесуэле ты опять чуть не погибла? 
 — А еще я ездила в Иран… — себе под нос.
 — Что? И там что-то случилось? Отвечай! 
 — Да нет, — пожала я плечами.
 — Так да или нет? — Билл все больше заводился и уже перешел на крик. — В Колумбии вы (да-да, Родриго мне рассказал, что это ты потащила его на плантации коки!) едва спаслись от наркоторговцев! В Австралии тебя чуть не сожрали людоеды!
 — Между прочим, это тебя они убили, а я всего лишь сознание потеряла.
 — И тут я виноват! То есть я — больная гребаная свиноматка, которая из-за собственной дури лишает тебя шикарной работы?!
 — Ты удивительно сегодня поэтичен, — фыркнула я, пытаясь сообразить, как бы его утихомирить.
 — Тебе не кажется, что за четыре месяца слишком много приключений на тебя одну?
 — Билл, без них было бы скучно, — ляпнула я на свою погибель.
 — Что?!! — завопил он, подскакивая. — Скучно?!! Для тебя это развлечение?!! Ты чуть не погибла сегодня! Нас чуть не убили! Я, когда увидел, что вокруг все в крови, чуть с ума не сошел! Я думал, что тебя убили! Ты понимаешь? Я думал, что тебя убили!!! И с тобой такое постоянно! Постоянно! Ты все время на какой-то грани! Ты не можешь жить как нормальный человек? Тебе так скучно? Тебе надо, чтобы адреналин, чтоб кровь стыла, чтобы сердце, тьфу, в пятки!!!
 — Ну, ты утрируешь…
 — Утрирую?!! Либо твоя работа, либо…
 — Что либо? — я притормозила и повернулась к нему.
 — Либо… — прорычал он, растягивая гласные. 
 Я удивленно подняла брови.
 — Выбирай! — Билл взмахнул руками и сбил зеркало заднего вида.
 — Отлично, — вздохнула я, спокойно поправляя зеркало… Мои глаза расширились, когда я увидела это… Я смотрела на себя и не могла произнести ни слова. Лоб, нос, обе щеки и подбородок бордового цвета из-за запекшейся крови. С губ сорвалось ругательство. Царапины, действительно, неглубокие, верхний слой кожи содран, через месяц и следа не останется, но как я буду месяц ходить с такой рожей?
 — Ты только не переживай, — жалобно протянул Билл, мигом подрастеряв всю свою агрессию. — Я специально зеркало отвернул, пока ты машину пыталась завести, чтобы ты не видела себя и не расстраивалась. Это все заживет. Ну, сначала мне, конечно, немного не по себе было, но потом на это уже внимания не обращаешь.
 — Би, за что он так? — прошептала.
 — Не знаю… Я спросил у него, как он допустил, чтоб этот ублюдок разбил тебе лицо…
 — У кого ты спросил?
 — У Родриго. Ты себе не представляешь, мы чуть не подрались. Он сказал, что так вышло. И вообще ты должна быть счастлива, что тебе не сломали шею за твое любопытство, а просто проучили, — наябедничал Билл.
 Я лишь развела руками…
 Он смотрел на меня с таким сочувствием, что захотелось двинуть ему в глаз. Я прищурилась и процедила:
 — Так что там было со вторым «либо»?
 Билл часто заморгал, растерявшись.
 — А если бы мне постоянно угрожала опасность, разве ты не старалась бы оградить меня от нее? — пробормотал неуверенно.
 — Постаралась бы. Но я никогда не поставлю тебя перед выбором я или твоя работа, потому что уважаю то, что ты делаешь, — отрезала я строго.
 — Нет, значит, ты хорошая, всячески меня тут защищаешь, выгораживаешь, жизнь мне тут всячески спасаешь, а я больная свинья, которая хочет лишить тебя работы? — опять с воплем подскочил он.
 — Выходит что так, — улыбнулась я. Посмотрела на растрепанного Билла, больше похожего на маленького воробья, только что пережившего грибной дождик, и заржала в голос. — Больная гребаная свиноматка, ааааа… — показала на него пальцем, — Ыыыыыы… Гребааааанаааая свиноматкааааа…
 Билл оскорбился и еще больше стал похож на облезлого воробышка-слетка. Я хохотала, шлепала его по плечу и нечленораздельно мычала.
 — Ну-ну, хватит ржать, — притворно обиженно проворчал он. — Поехали уже. Хватит стоять. — И хихикнул.
 Джип стремительно несся по долине. С одной стороны горы. С другой — равнина. И прямая желтая дорога теряется где-то за изумрудным горизонтом. Правда, до этой прямой дороги мы добирались целый час по каким-то буеракам с закавыками, а потом еще я долго пыталась понять, куда поворачивать на Т-образном «перекрестке». Билл ходил за мной хвостом и охал, прелестно всплескивая ручками, как это я такая умная, что могу разобрать рисунок протектора на пыльной дороге, да еще вычислить, откуда поворачивал Родриго (или кто там его привез в деревню майри). Вот если бы Билл запомнил с какой стороны вставало солнце, когда мы прилетели, мне бы не пришлось строить из себя следопыта. Ну да, конечно! Так бы мы и плутали по милой Австралии, пока бы нас настоящие людоеды не изловили и не приготовили из нас праздничное блюдо в честь первого седого волоса пятой жены вождя племени тумба-юмба. Уж лучше самой… 
 Так как магнитолы в машине не оказалось, а Билла переполняла энергия, то весь следующий час он размахивал руками и драл глотку, периодически изображая из себя группу в полном составе (особенно хорошо получался Густав: парам-барам-пум — вот такой незамысловатый музыкальный ряд у коллеги в представлении Билла). Жаль, что места было маловато, развернуться негде и особо не потанцуешь. Парню пришлось встать, рискуя вывалится на полном ходу, раскинуть руки и радостно ловить ветер.
 — Последний взгляд назад сквозь улицы пустоты. 
 Меня теряет ночь, взрывая ветра ноты.
 Под холодом его земля сырая стынет,
 И солнце в корке льда прощальный взгляд не кинет.
 Прошу тебя, живи! В душей моей навечно,