Ты проиграл. В тени твоих ресниц
Я не сразу поняла, что это стучало — боль в висках от запаха или что-то другое. Вокруг творилось что-то ужасное: мобилки, сменяя друг дружку, противно трезвонили, телефон на ночном столике у кровати разрывался, в дверь кто-то колотил так, что казалось ее сейчас сорвет с петель. И при этом дикая головная боль простреливала из затылка через висок в глаз. Я села на кровати и по глупости тряхнула головой. Взвыла… Кажется, это мигрень. Чертовы сладкие духи и Capitan Black! Дурацкий коньяк! Как же мне плохо и хочется пить… Схватила с кресла покрывало, замоталась в него и поплелась открывать.
— Я так и знал! Время полчетвертого, а ты еще спишь? — рявкнул свеженький как раннее утро Родриго.
Пригладила стоящие дыбом волосы и постаралась разлепить глаза. Безрезультатно.
— Чего ты хочешь? — промямлила я, совершенно неприлично зевая. Упаду и умру прямо здесь. Спать… Как же я хочу спать…
— У тебя есть полчаса на сборы. Живо! Шевели булками!
— Я тебе вчера сказала всё. Давай, Родриго, иди уже отсюда. У меня выходной. Иди к черту.
Родриго грубо схватил меня за плечо и потащил в ванную. Включил душ и окатил ледяной водой.
— Просыпайся, чудовище! Просыпайся! Машина ждет уже.
Я взвизгнула. Сон улетучился. Он пихнул меня обратно в комнату. Набрал воды в какую-то емкость, я так и не поняла, что это и для чего, подлетел к кровати, сдернул с Билла одеяло и облил. Подозреваю, что тоже холодной водой. Билл выругался, и спрятал голову под подушкой, стараясь натянуть одеяло на тело. Но разве Родриго угомонится? Он скинул одеяло на пол, а Биллу со всей дури шлепнул по голой заднице так, что остался красный след от пятерни:
— Вставай, я тебе говорю! — по-русски.
Билл приподнялся на локтях и зло зашипел:
— Можно я трусы надену?! Выйди вон! — по-немецки.
— Полчаса! Understand?
Уходя, Родриго ударил по выключателю и хлопнул дверью. Яркий свет неприятно резанул по глазам. Я скривилась и жалобно посмотрела на сидящего на мокрой простыне недовольного и мятого Билла, ошарашенно ахнула: на щеках, подбородке, лбу красовались следы от помады, сильно стертые, но все равно различимые, на шее и ключице четыре черных пятна — засосы. Твою мать… Я подошла поближе — нет, пять засосов. Меня затрясло… Пять чужих засосов. Пять! Чужих! Засосов! И этот мерзкий запах сладких бабских духов, которым я, кажется, пропахла до самых костей. Твою мать… И как это понимать? Пять засосов…
Только не ори… Главное, не ори… Вдох. Раз, два, три. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Твою мать! Пять засосов! Выдох. И помада! И духи! Вдох… Губы сжаты. Зубы скрипят. Выдох. Глазами хочется выжечь эти черные пятна на его шее до самого мяса! Вдох. Только не ори. Он был у Родриго. Тот мог подставить парня. Скорее всего так и было. Выдох…
Билл перехватил мой офигевший взгляд и расшифровал его по-своему:
— Да, вот так по утрам выглядят рок-звезды, — с вызовом и какой-то обидой. — Вот такие они страшные и опухшие. Что, не нравлюсь? — Руки в волосы. Голова на грудь. Легкий болезненный стон.
Только не говори мне больше ничего, иначе узнаешь о себе много нового…
Вдох. Два, три… Выдох… Не ори. Родриго. Он был у Родриго…
Кое-как сдержала злорадную усмешку. О да, мальчик, у тебя странные представления о том, как по утрам выглядят рок-звезды. Лучше молчи, рок-звезда сопливая. Зато я знаю, что сейчас тебе хочется умереть, как минимум, — перепить Родриго еще никому не удавалось. Что у русского ни в одном глазу, то немцу смерть от интоксикации. Дитё непутевое, хоть бы пить научился, бабник чертов. Будем тебя лечить, ибо мужчина с похмелья — злой мужчина. В чашку положила двойную дозу Alka-Seltzer. Достала из мини-бара две бутылки минералки: одну себе (все-таки коньяк даже с кофе на мой неокрепший организм повлиял не менее плохо, чем текила на Биллин), а вторую этому страдающему ловеласу, хотя я бы с удовольствием сейчас ею в него запустила. Взяла себя в руки и улыбнулась, внутри все клокотало от злости и негодования. Села на краешек кровати и протянула шипучку.
— Ты самая красивая опухшая рок-звезда, которую я когда-либо знала, — постаралась, чтобы голос звучал ласково. — А еще сегодня была лучшая ночь в моей жизни.
Он с подозрением уставился на жидкость.
— Пей. Конечно, сейчас было бы лучше выпить крепкого сладкого чая с мятой, но его нет, а это хотя бы снимет головную боль.
Парень, сильно морщась, выпил лекарство. Сжался весь от холода. Я обняла его за плечи. Билл доверчиво потерся носом о мое плечо. Скользнул рукой по бедру и чмокнул в щеку. Ох, какой перегар зверский.
— Я позвоню на ресепшен, попрошу, чтобы нам постель поменяли. Ты иди, умойся, а я пока номер проветрю — дышать невозможно.
— Да, — кивнул Билл. — Вонь страшная. А чем пахнет?
Я ядовито усмехнулась, не удержалась и съязвила:
— Твоими женщинами.
— Да ну тебя, — он шутливо меня оттолкнул и рассмеялся. — Надо одеваться. Мы же едем к аборигенам.
— Нет, мы ложимся спать.
— Нет, едем к аборигенам. Родриго ждет.
Мои брови взлетели на лоб, а глаза удивленно распахнулись. Я прикрыла отвалившуюся челюсть и переспросила:
— Что Родриго делает?
— Ну, мы же с тобой вчера решили, что едем к аборигенам на экскурсию, — наивно хлопая пушистыми ресницами, заявил Билл. — Так что мы едем к аборигенам. Одевайся.
— Эй, погоди! Мне кажется, что ты не слишком хорошо понимаешь ситуацию, Билл.
— О, нет! Как раз я ее очень хорошо понимаю. И мы с тобой поедем к этим чертовым аборигенам.
— Билл, стой! Послушай. Родриго знал о тебе, знал, что я люблю другого. Я рассказывала ему. Три недели назад он сделал мне предложение…
— А ты? — он прищурился.
— А я… А мне Том позвонил в тот же вечер, и я, не раздумывая, улетела в Париж к тебе. Родриго приехал сюда, чтобы вернуть меня.
— А ты?
— А я хочу быть с тобой.
— Тогда чего ты боишься?
— Я боюсь, что он сделает тебе больно. Билл, он будет подставлять тебя. Ты это понимаешь? Он сделает всё, чтобы отбить меня. Всё, понимаешь?
— Ну вот и поиграем.
— Черт! — я вскочила и заметалась по комнате, подхватив спадающее покрывало. — Как ты не понимаешь? Это не игра! И это ты говоришь про меня! Я не приз, чтобы на меня играть!
Билл вздохнул, пошарился по комнате в поисках трусов, натянул их и подошел ко мне.
— Я уверен в тебе. Я уверен в себе. И мне интересно на все это посмотреть. Доверяй мне. И потом, я ни разу в жизни не видел живых аборигенов, — обнял и поцеловал. — Ну, пожалуйста, поедем. Все будет хорошо. Ты мне веришь?
Я скривилась от кошмарного амбре. О, Боже, пожалей мой нос.
— Ежик, иди помойся… — проныла, высвобождаясь из его объятий.
Билл хихикнул и скрылся за дверью.
Я тут же подскочила к ванной и прислушалась. Не хотелось пропустить ЭТО. ЭТО не заставило себя долго ждать. Билл сдавленно застонал и выругался. Я злорадно потерла руки. Хе-хе, звезда полей и огородов… О, как Билл матерился. Просто атас! Я за эти несколько часов мата от него услышала столько, что впору словарь составлять. Он решил принять душ. Тоже правильно. А я пока соберу нас. Ох, не было у Машки печали, завела себе Машка мужчину.
Кинула в рюкзак документы, деньги… Одежда нам не нужна, мы на один день едем… Что еще? Солнечные очки… Все, наверно. Диктофон. Фотокамера. Телефоны. Нищему собраться — только подпоясаться.
Вы когда-нибудь видели, как из кухни на полусогнутых лапах выползает щенок, только что сожравший коронное блюдо хозяйки за пять минут до гостей, и полностью раскаивающийся в своем преступлении? Так вот, Билл выглядел раз в десять забавнее. Он вцепился руками в горло и смотрел на меня, развалившуюся в кресле, так жалостливо, что я с огромнейшим трудом удерживалась от смеха. Молчу. Лицо серьезное. Ну, насколько его вообще можно состроить серьезным в этой идиотской ситуации.
— Я… — залепетал он. — Я… это… там была… были… девушка… женщина… две… я… ничего не было! Клянусь! Ничего не было! Это ничего не значит! Клянусь! Ничего… там… Я был в баре… Песня… Я хотел песню… Подсела какая-то девушка… Она хотела познакомиться…