Узор счастья
— Значит, вы не зря приехали сюда, — подвел итог Максим, хотя было непонятно, что конкретно он имеет в виду. То ли это «не зря» связано с тем, что Светлана удачно перевесила картины, то ли имеет отношение только к тому, что она переменила свое отношение к африканскому искусству. Он улыбнулся. Но улыбка оставалась печальной.
И у Светланы почему-то больно сжалось сердце от того, что она ничем не может помочь этому сильному, сдержанному и конечно же не нуждавшемуся в ее утешениях человеку.
— Теперь весь сегодняшний день вы можете посвятить отдыху. Открытие намечено на завтра, на шесть вечера? — обратился Максим к владельцу галереи.
Тот кивнул.
— В таком случае до завтра, — попрощался он, подошел к французу и о чем-то негромко распорядился, глядя на Светлану и Даню.
Владелец галереи согласно закивал, шагая рядом с Максимом. Мсье Дюдьваньону невольно приходилось торопиться, чтобы не отстать.
— Что же ты не дала мне закрыть тебя грудью? — спросил Даня, когда они вышли на улицу. — А я уже приготовился вылететь из института.
— Именно поэтому и не хотела, чтобы ты бросался на амбразуру, — усмехнулась Светлана. — Как бы ни рассердился Макс, он бы с женским полом обошелся менее строго.
Дурачась и подсмеиваясь друг над другом, чувствуя себя впервые совершенно свободными от обязанностей, они шли по залитой ярким солнцем улице. Дорога вела в сторону рынка, который притягивал их больше всего. Там всегда можно было найти очередную колоритную фигуру, для того чтобы сделать набросок, зарисовку или этюд. И жители маленького городка уже знали их в лицо и ждали. Белых людей в Драгомее было мало. И студенты из Москвы привлекали общее дружелюбное внимание.
Глава 13
— Ты привез ее с собой? — тихо, почти одними губами спросил Поль.
— Кого ее? — переспросил Максим, наклоняясь к старику, кожа которого из угольно-черной стала пепельно-серой.
Вырвавшись на два часа, Максим боялся, что может опоздать, не застать в живых старого друга, который все это время не приходил в сознание. И вдруг Поль открыл глаза и заговорил:
— Почему ты не привез ее сюда? — снова прошелестел старик, глядя на Максима затуманившимся взглядом, в котором сквозила затаенная нежность.
Для Поля Максим по-прежнему оставался тем самым мальчиком, который собирал с ним фрукты в саду, разжигал костер и варил в котелке еду, а ночью, тайком выбравшись в окно, отправлялся в близлежащее селение.
— Приведи ее... сюда... я... должен... посмотреть... глаза. — Паузы были долгими, казалось, каждое слово окажется последним. Но Поль все же сказал то, что хотел, и только после этого веки его смежились, и он позволил себе погрузиться во мрак забытья. Поскольку не сомневался, что его просьба будет выполнена.
Максим некоторое время продолжал держать его за руку, прокручивая в памяти сказанное. Сначала ему казалось, что Поль бредит. Но, видя, каких усилий стоило старику произнести фразу, он понял, что даже сейчас, закрыв глаза, Поль будет ждать, когда Максим выполнит его желание. И ответ на загадочную фразу пришел сам собой.
Резко выпрямившись, Максим окликнул Андрея, сидевшего в коридоре. Его самый близкий друг, бросив все свои дела, вылетел в Драгомею, как только узнал, что Поль в больнице. И что Максим не отходит от постели старика.
— Ну что? — встревоженно глядя то на своего друга, то на старика, спросил Андрей, проведя пятерней по коротко стриженному ежику темно-русых волос.
Максим жестом попросил его нагнуться. Ему не хотелось выпускать руку Поля. И когда Андрей присел рядом, что-то негромко объяснил ему. Андрей, на долю секунды вскинув брови, внимательно посмотрел на друга, а потом быстро кивнул и направился к выходу.
Навстречу ему шли пожилые, но хорошо выглядевшие для своего возраста мужчина и женщина. Это был отец Максима — Матвей Иванович и его вторая жена — француженка Моника. Они поздоровались с Андреем тепло, как здороваются со старыми друзьями. По всему чувствовалось, что встречаться им доводилось не один раз. Объяснив, с каким поручением его отправил Максим, Андрей заспешил к выходу.
Дежурный, молодой парень, весело болтал со своим напарником в будке, откуда просматривалось летное поле и стоявшие на нем, как стрекозы, три четырехместных и один двухместный самолеты. Несмотря на ленивую грацию, с которой он брал микрофон, чтобы служащие вызвали пилота, ему удалось организовать все намного быстрее, чем рассчитывал Андрей. И уже через двадцать минут, жизнерадостно стрекоча, маленький самолет Матвея Ивановича начал разворачиваться, готовясь к вылету.
После зеленой равнины саванн густая полоса джунглей выглядела почти черной, а за ней впереди показался океан. Весь перелет занял около сорока минут. Но если бы кто-то вздумал преодолеть это же расстояние по суше, то на это ушло бы, наверное, не меньше дней трех-четырех.
Мсье Дюдьваньон уже собирался отправиться пообедать, когда раздался звонок. Он поднял трубку и выслушал говорившего на том конце провода. Казалось, он усвоил, как все аборигены этой страны, что нет таких дел, из-за которых человек должен проявлять излишнюю суетливость. Но все же сказалась и европейская выучка, потому что он тут же вызвал своего водителя и отдал ему соответствующие распоряжения, решив, что обойдется без машины и пообедает в ближайшем ресторане...
Светлана сидела возле резчика, внимательно глядя на то, как быстро и легко из-под его резца появляются очертания скульптуры. Он работал на рынке и тут же продавал свои работы заезжим туристам. Наверное, некоторые знатоки африканской скульптуры презрительно сморщили бы носы: современная работа! Светлана подумала, что, хотел или нет этого мастер с угольно-черной кожей, черными волосами, завитыми так круто, что они образовали на голове словно бы плотно надетую вязаную шапочку, но его руки подчинялись тем законам, которые он впитал вместе с молоком матери, которые вошли в его плоть и кровь, а значит, и большой разницы между теми изделиями, что были сделаны сто лет назад, и теми, что выходили сейчас из его рук, не существовало.
Мастер не смущался тем, что кто-то смотрит на него. Поглядывая на Светлану веселыми глазами, он улыбался, белые зубы его сверкали алебастровым блеском, и он быстро-быстро говорил, мешая французские слова с каким-то местным диалектом:
— Ты есть художник?
— Да, — кивнула Светлана, тоже улыбаясь. — Мне нравятся эти скульптуры.
— Мерси, — кивнул художник. — Мне тоже, — и засмеялся, довольный.
— Мадемуазель, — раздался за спиной Светланы незнакомый голос.
Резчик поднял голову, глядя на кого-то за ее спиной. Светлана тоже обернулась.
Перед ней стоял мужчина в униформе.
— Мадемуазель, ждет шеф, — сказал он, чуть-чуть склоняя голову в фуражке.
Светлана не совсем поняла, кто ее ждет. Но, судя по униформе, это был шофер. И шофер, видимо, владельца галереи. Наверное, она видела его, но еще не научилась запоминать лица людей, если не удавалось всмотреться в них достаточно внимательно. Светлана попрощалась с резчиком. Он весело помахал ей рукой в ответ и крикнул что-то на местном наречии. Светлана не поняла, что именно. Когда мужчина в униформе подвел ее к машине и распахнул дверцу, она поняла, что ее догадка была верной. С чего это она вдруг понадобилась мсье Дюдьваньону? — недоумевала Светлана.
Но машина ехала не в сторону галереи. Они довольно быстро оставили за спиной город и уже мчались со скоростью, наверное, сто сорок километров в час по шоссе. По обеим сторонам тянулось открытое пространство, на котором то тут, то там виднелись деревья, старавшиеся перещеголять друг друга причудливой формы кронами. Светлане очень хотелось спросить, куда это они направляются, но она решила, что скоро сама узнает. Пряные запахи здесь были более ощутимыми, чем в городе. И синее небо, и ослепительно-чистое солнце, изумрудная зелень, пышно цветущие деревья и кустарники — все источало тончайший аромат. И все это образовывало нечто единое.