Узор счастья
Одно блюдо было необычнее другого, хотя Светлане казалось, что ее уже ничем нельзя удивить. Если в вопросах парфюмерии Моника осталась консерватором, то в том, что касается кухни, она столь же решительно отдала пальму первенства местным поварам. И самое удивительное, что ощущения переедания не возникало. Наверное, от того, что большая часть блюд состояла из овощей.
Светлана, успевшая проголодаться, не чинясь, съедала все, что подавали, следуя примеру Матиаса и Моники. Глядя, как гостья с удовольствием пробует новые блюда, крупный Матиас, который явно не страдал отсутствием аппетита, довольно посматривал на нее. Ему было приятно, что старания повара не пропали даром.
Разговор велся, в основном, о том, как занимается группа, которую набрал Макс, сколько там человек, почему на открытие выставки приехало так мало студентов?
— Английский в последние годы потеснил остальные языки. И тех, кто владеет французским, оказалось не так много, — ответила Светлана. Немного замявшись, она добавила: — Правда, две девушки не поехали из-за того, что боялись заболеть...
— А ты не боялась? — спросил Матиас, хохотнув. К этому моменту они пересели на террасу, где на столе стояло только мягкое душистое вино.
— Вообще-то мне это даже в голову не пришло. — Света пожала плечами. — Просто наши девушки сначала решили, что мы едем в Париж, поскольку стоял вопрос о французском языке. А когда оказалось, что это не Франция...
— Они испытали разочарование, — подсказала Моника, испытующе глядя на нее.
— В какой-то степени, — уклончиво ответила она. — Решение приняли родители, а не сами девушки. В газетах, по радио и по телевидению об Африке рассказывают только ужасы, нам показывают только такие кадры, которые связаны либо с войной, либо с голодающими. Одним словом, впечатление, которое складывается у человека, не вызывает у него желания оказаться в этой части света.
— Да-да, — кивнула Моника. — Понимаю. Многие мои родные во Франции тоже долго не могли понять, отчего я большую часть времени проводила в Дра1гомее, а не в Ницце...
За прошедшие несколько часов, как показалось Светлане, выражение лица Моники несколько смягчилось. Беседа потекла более непринужденно. Но по-настоящему свободной она почувствовала себя, когда Матиас, поклонившись, ушел, а Моника просто, без нажима, хотя и в общих чертах, вдруг принялась рассказывать Светлане о том, как прошло детство Максима, как его мать отказалась жить в Африке, а потом вышла замуж за академика. В начале перестройки ее муж принял приглашение и уехал преподавать в Кембридж. Теперь она жила в Англии...
Единственное, что у Светланы вызвало смутное ощущение неслучайности темы разговора, — фотографии, оказавшиеся на плетеном столике. Если этот разговор действительно был запланирован Моникой, то какую цель она при этом преследовала? Обо всем этом Светлана раздумывала, уже лежа в прохладной постели в своей комнате. Она так и не выбралась прогуляться, как собиралась, потому что рассказ Моники заинтересовал ее больше, чем достопримечательности незнакомого города. Светлана расспрашивала про старого Поля, про то, что заставило его покинуть селение и уйти в город, о том, сколько лет он прожил в коттедже, где жили Матиас и Максим.
Рассказала Моника и о том, как познакомилась с Матиасом, каким он оказался замечательным специалистом, в отличие от ее мужа, который, как и жена Матиаса, терпеть не мог Африку и в конце концов уехал, дав согласие на развод. Как Матиас наладил работу нескольких заводов, выпускавших консервированные соки, придумал новую технологию по сохранению витаминов и естественного вкуса. Как после этого умело вложил деньги в новое дело...
— Теперь он вместе с Максимом и Андреем строит на побережье отели, и это приносит стабильный доход.
«Вот оно что! — мысленно воскликнула Светлана. — А мы-то наивно считали, что он живет исключительно на продаже картин!»
День был снова переполнен впечатлениями. И Светлана уснула, едва голова ее коснулась подушки. И ей снилось, что она летит над какой-то темно-зеленой бесконечно громадной картиной, сюжет которой ей никак не удается разглядеть. А потом перед ней появился Поль. Он держал за руку маленького мальчика и смотрел на нее темными, как южная ночь, глазами, словно заглядывал в душу, а потом что-то произнес на своем языке.
«...Лана ... боруру», — угадала она по его губам. «Судьба и смерть, — перевела про себя. — Чья судьба? Чья смерть?» — спросила она. И вдруг поняла.
Взгляд Поля объяснил ей все: смерть грозит его мальчику — Максу. И смерть его каким-то образом связана с ней. В ту же секунду Светлана проснулась. Словно и не спала...
Моника и Матиас, одинаково дорожившие Максом, восприняли слова Поля настолько серьезно, насколько их может воспринять европеец. Наверное, аборигены племени, в котором вырос Поль, попытались бы ее изгнать, чтобы с тем человеком, которого они любят, не случилось ничего худого. Но два европейца поступили иначе: они решили узнать ее получше, попытались по-своему понять, какую опасность она представляет для Макса. И холодность Моники вызвана страхом за жизнь пасынка, хотя бы потому, что ее муж навсегда утратит душевный покой, если с Максом что-нибудь случится. Наверное, Матиас отнесся не менее серьезно к словам Поля, чем его жена. Отчего же он так добродушен и приветлив с ней?
Господи! Светлана села и посмотрела в окно. Наступал рассвет. Такой же неожиданный, как и южная ночь, которая не переходила в сумерки, а накрывала город мягким покрывалом сразу же, как только солнце скрывалось за горизонтом. И сейчас случится то же самое. Бледно-сиреневый горизонт, как только покажется краешек неправдоподобно огромного солнца, сразу утратит краски нежной акварели. Небо заиграет насыщенной темперой. А днем будет властвовать масло: иссиня-черная тень, выбеленные солнечным светом стены, рядом — изумрудная зелень листвы и алый бархат цветущих кустов. Солнце высветит все истинным светом и расставит по местам.
С чего ей вдруг пришло в голову, что слова «судьба и смерть» имеют отношение к ней? Ведь ни Моника, ни Матиас, в отличие от нее, не придали словам Поля никакого значения. Они пригласили студентку из группы, которую набрал их обожаемый Максим, и расспросили обо всем, что им было интересно. И, уж конечно, сам Макс, удовлетворив странную прихоть старика, и думать забыл, что тот бормотал, прежде чем погрузился в вечный сон. Мысль об этом успокоила ее, и, неожиданно для себя, она снова ненадолго заснула.
К утру сон забылся. А проснувшись, Светлана пережила неловкость — она обнаружила, что ее джинсы и майка, выстиранные и выглаженные, висят на вешалке. Вчера Светлана, облачившись в бубу, оставила вещи в ванной. У нее промелькнула мысль, что неплохо бы их постирать, но поскольку хозяева дома ждали ее к ужину, Светлана решила, что не имеет права задерживаться. А вечером она про них забыла, потому что в ванной их уже не было. Наверное, Консуэла успела бросить брюки и майку в стиральную машину. Поскольку уже ничего нельзя было изменить, Светлана после душа облачилась в привычную одежду и спустилась вниз, еще не подозревая о том, что ей предстоит.
Глава 15
— Когда первый муж привез меня сюда через несколько месяцев после свадьбы, — непринужденно рассказывала Моника, — самым забавным мне казалось то, что местные жители называли свой город «маленьким Парижем»...
— А что, совсем не похоже? — спросила Светлана, окидывая взглядом уютную улочку, все первые этажи домов на которой занимали магазины и кафе.
— Дело не в том. Просто я уже успела побывать еще в нескольких странах, где тоже есть свои «маленькие Парижи», в том числе и в Штатах. Американцы перещеголяли всех: они выстроили копию «Нотр-Дама», Эйфелевой башни и прочие достопримечательности...
— В самом деле? — удивилась Светлана. — А зачем?
— Потому что далеко не все американцы могут позволить себе такую роскошь — отправиться в отпуск в Европу. Вот для них и сделаны уменьшенные во много раз копии. Французы, которые побывали в этом «маленьком Париже», говорят, что похоже все, кроме двух вещей. Слишком чистые улицы — в Париже они загажены собаками, которых больше, чем детей, и слишком предупредительные — на американский манер — официанты.