Туфельки из звездной пыли
— Я теряю ребенка! — простонала она.
— Нужно отвезти тебя в больницу, — повторил Джанкарло и, взяв ее на руки, начал осторожно спускаться по лестнице.
— Джанкарло, вызови скорую.
— Я гораздо быстрее довезу тебя сам. Тише, Касси. Не плачь, милая. Пожалуйста, не плачь.
Но Касси никак не могла справиться с потоком слез. Джанкарло усадил ее в машину так осторожно, словно она была сделана из фарфора. Новая порция рыданий вырвалась из груди женщины, когда он попытался успокоить ее. Затем все поплыло у нее перед глазами. Она смутно видела людей, задававших какие-то вопросы. Затем ее посадили в кресло и повезли на УЗИ. Врача пришлось ждать.
Все это время Касси испытывала мучительную боль в животе и терялась в кошмарных догадках по поводу возможного диагноза.
— Возьми меня за руку, — предложил Джанкарло, и она сжала его ладонь.
— Я теряю нашего ребенка, — прошептала Касси.
— У тебя еще обязательно будут дети.
В отчаянии она затрясла головой:
— Но не от тебя. — Ведь она предоставила Джанкарло полную свободу. Она отпустила его. — Не от тебя, — повторила Касси.
Джанкарло понял ее слова по-своему: зачем ей пытаться вновь забеременеть от такого бессердечного монстра, как он? Ужасная боль пронзила мужчину, словно кто-то пытался вырвать сердце из его груди острыми когтями. Все кончено. Их с Кассандрой больше ничто не связывает. Ребенка нет… Джанкарло посмотрел на жену. Ее глаза были закрыты, ресницы отбрасывали тень на впалые, бледные щеки. Он поднес кулак ко рту и прикусил костяшки пальцев, испугавшись, что не выдержит и застонет от горя.
Но кое-что он обязан сказать ей, и сделать это нужно немедленно, так как другого шанса не будет.
— Однажды ты встретишь другого мужчину, — произнес Джанкарло срывающимся голосом. — Человека, который тебя по-настоящему достоин. Который сможет подарить тебе столько детей, сколько захочешь, и будет любить тебя так, как ты этого заслуживаешь.
Касси приподняла веки. Он не мог отвести взгляд от ее глаз, напоминавших сейчас фиалки, вымокшие под дождем.
— Будет любить так, как ты никогда не любил меня, — сдавленно проговорила молодая женщина.
Джанкарло вспомнил рождественский венок, который долго висел на двери его дома после того, как Касси уехала в Корнуолл. Он вспомнил, как она смешила его, с каким удовольствием занималась с ним любовью, какой щедрой была. Причем щедрой не только с ним, но и с его племянницей, дочерью женщины, попытавшейся ранить Касси. У нее было множество достоинств, которые он принимал как должное, не придавая им особого значения.
Он вспомнил о пальто, которое она не позволила ему купить в Париже. Ни одна знакомая ему женщина не поступила бы подобным образом. Также Касси поначалу отвергла предложение о браке. Джанкарло поджал губы. Его предложение о браке? Какой самообман! Не было никакого предложения — только жесткое требование, которое она обязана была выполнить, так как он привык, что все потакают его желаниям, особенно женщины.
И все же у него был шанс искупить свою вину и наладить их отношения, но он упустил его. Даже медовый месяц был отравлен его цинизмом и тем, что он заставил Касси терпеть выходки ревнивой Габриэлы. Зачем он сделал это? Неужели он подспудно желал ранить людей, однажды ранивших его? Но та боль, которую Джанкарло пережил в возрасте двадцати лет, не шла ни в какое сравнение с сегодняшними невыносимыми страданиями.
Глядя на милое лицо Касси, все еще по-детски невинное, Джанкарло ощутил прозрение.
— Я самому себе не отдавал отчета в том, что люблю тебя. По крайней мере, до той ночи в Риме, — медленно сказал он. — Я убедил себя, что не могу испытывать что-либо к тебе или к кому-то еще. Да я и не хотел этого — ведь чувства ведут к боли и страданиям.
Она покачала головой:
— Мне не нужны твои сладкие речи, Джанкарло, особенно сейчас. Я бы предпочла услышать правду. Не стоит говорить о любви только для того, чтобы поддержать меня в тяжелую минуту.
— Но это правда, — клятвенно заверил он жену. — Ты спрашивала меня о словах, которые я произносил по-итальянски, когда занимался с тобой любовью. То были слова о моей любви к тебе. Я боялся признаться в этом и говорил на родном языке, думая, что так будет легче.
— Нет, — прошептала Касси. — Ты любишь Габриэлу.
— Я не люблю Габриэлу. Возможно, я любил ее, но это было так давно, что я с трудом в это верю. Честно говоря, она ранила мою гордость намного сильнее, чем мое сердце. — Джанкарло горько усмехнулся. — Я был дураком. Идиотом. Я знаю, что уже поздно. Даже твое доброе и великодушное сердце не простит мне того, что я сделал и чего сделать не смог.
Касси никогда не видела Джанкарло в таком состоянии. Его лицо исказилось от боли, а в черных глазах плескалось отчаяние. Несмотря ни на что, ей захотелось прикоснуться к нему, успокоить, заключить его в свои объятия и прогнать грустные мысли прочь из его головы. Так кто же из них идиот?
— Джанкарло…
— Миссис Велутини? — В кабинет зашла женщина средних лет с усталым лицом, одетая в белую униформу. — Здравствуйте, я вас сейчас осмотрю.
Касси снова начала плакать. Джанкарло крепче сжал ее руку.
— Тихо, милая, — прошептал он, — не плачь.
— Как я могу не плакать, если вот-вот потеряю нашего ребенка?
Он никогда прежде не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот момент, когда врач выдавила гель и начала водить аппаратом по животу его испуганной и бледной, как мел, жены.
— Касси, я люблю тебя. Ты, возможно, не поверишь мне, но это так. Я люблю тебя.
Она взглянула на него, сморщившись от боли:
— Нет, ты не любишь меня. Пожалуйста, прекрати.
— Я не замолчу. Я был таким, каким не должен быть мужчина. Черствым. Упрямым. Высокомерным. Заносчивым. Неспособным признать то, что совершенно очевидно, что находится прямо перед носом. Я не хотел видеть, что ты раскрасила мой мир яркими красками, Касси. Ты стала для меня центром вселенной, а я закрывал на это глаза и сердце.
Касси затрясла головой, не в силах поверить в происходящее. Джанкарло говорил ей нежные слова, совершенно не стесняясь присутствия врача. А ведь он терпеть не мог выяснять отношения на публике. Она вспомнила, как он накричал на нее за сцену в парижском магазине, когда она посмела опозорить его в публичном месте. Но теперь, судя по всему, репутация его абсолютно не волнует.
— Я не знаю, что сказать, — прошептала Касси, кусая губы, вздрагивая от холодных прикосновений аппарата к животу. Она отвернулась от черно-белого монитора. — Мне очень страшно.
— Тогда молчи, позволь говорить мне, любовь моя. Пожалуйста. Я люблю тебя, Касси, и хочу, чтобы ты осталась моей женой и рожала мне детишек. Ты конечно же имеешь право уйти. Я буду скучать и страдать, но приму твое решение. Я отпущу тебя, потому что люблю и желаю тебе самого лучшего. Я дам тебе свободу, милая, если это то, чего ты хочешь.
Касси была поражена. Невероятно! Джанкарло хочет, чтобы было лучше ей — вопреки его собственным желаниям. Она посмотрела на него сквозь пелену слез и глубоко вздохнула:
— Но мне не нужна свобода.
— Не нужна?!
— Конечно нет! С какой стати мне уходить от человека, которого я люблю?
Они смотрели друг на друга, пытаясь обрести почву под ногами, желая защитить любимого от той боли, что ждала их впереди.
— Я мог бы быть лучшим мужем, — прошептал Джанкарло.
— А я могла бы быть лучшей женой.
— Вы оба станете лучшими родителями, если прекратите душевные метания и взглянете на биение этого маленького сердечка, — вмешалась врач.
Джанкарло замер.
— Что вы сказали? — запинаясь, пролепетала Касси.
Доктор улыбнулась:
— Видите, как что-то бьется вот тут? Это сердце вашего ребенка.
Джанкарло задрожал:
— Вы имеете в виду?..
— Ваш ребенок в порядке, мистер Велутини. В полном порядке. Посмотрите, вот ручки — видите крошечные пальчики? А ножки? Отсюда мне видны даже малюсенькие ступни.