Аль шерхин (СИ)
- Не хотел бы, и никто бы не хотел. Но в мире есть хозяева, и есть рабы. Кто угодно может попасть в рабство, и если уж это случилось, богиня Аваррат учит смиренно принимать свой жребий.
- Я не знаю вашей богини Аваррат.
- А разве там, откуда ты родом, нет рабства?
Инди хотел ответить, что нет - и осёкся.
- Ну... вообще-то есть, - помедлив, проговорил он. - Только это не совсем то... и называется иначе. Наши крестьяне зовутся "крепостными". Они принадлежат помещику, работают на него, женятся по его разрешению, но... Но их никто не может схватить и использовать для своей плотской утехи. Или калечить безнаказанно. Или убить за попытку побега...
- Но они тоже не принадлежат себе. Так ведь? - сказал Эльдин. - Да и разве хоть кто-нибудь из нас в этом мире принадлежит сам себе? Вот и я - я купил тебя, но разве себе принадлежу? Скорее, тебе.
Инди вздрогнул и отстранился от него.
- Не шути так... мой господин. Это жестоко, - сказал он тихо.
- Я не шучу. Ты, похоже, не знаешь, что способен сделать с мужчиной... - он слегка взъерошил волосы Инди надо лбом. - В тебе есть нечто такое, чего я никогда ни в ком не видел. Стоит увидеть тебя один раз - и забыть уже невозможно. Тобой хочется... обладать.
- Обладать? Это как? - пересохшими губами спросил Инди чуть слышно.
- Вот так - брать тебя и владеть без остатка. На Большом Торгу, куда тебя вывели... ты был там, как певчая птица в клетке - неизъяснимо прекрасная, но только для клетки и рождённая, потому что стоит открыть дверцу - и она выпорхнет. И позавчера, на пристани, куда тебя вывел тот грязный старик - ты стоял там голый и связанный, такой беспомощный, беззащитный, такой... - Эльдин замолчал, словно его дыхание прервалось. Инди лежал неподвижно, почти не дыша. Мужчина провёл чуть дрожащими пальцами по его губам. - Меня никогда не возбуждала жестокость. Но тогда... видит Аваррат - тогда мне захотелось швырнуть тебя наземь и взять прямо там, как есть, среди всей этой вони... Не знаю, что на меня нашло, - будто извиняясь, сказал он. - Я не хочу, чтобы ты страдал, Инди. Мне хочется, чтобы я стал для тебя всем миром, всей твоей жизнью. Чтоб ты безраздельно принадлежал одному мне.
- Я и так тебе принадлежу.
- Нет... нет, ты говоришь это таким равнодушным и чужим голосом, ты смотришь мимо меня, и глаза твои пусты... Нет, - повторил он снова, беря Инди за подбородок. - Этого мало. О, я понимаю Арджина, который выкрал тебя из рук могущественного соперника и держал взаперти в тайне от всех. Я знаю, что он чувствовал. Но я не поступлю с тобой так, как он. Я хочу тебя, больше, чем что-либо на свете, тебя, но не твоей боли. Скажи: тебе было хорошо в моих объятиях?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Инди, слушавший странные речи Эльдина с лёгким раздражением, встрепенулся.
- Да, - после паузы сказал мужчина. - Я вижу ответ в твоих глазах. Так слушай: клянусь, тебе всегда будет со мной хорошо. Я скорей умру сам, чем позволю тебе испытать страдание от моей руки. Я сделаю для тебя всё, я не постою ни за какой ценой, только бы ты был счастлив...
- Тогда отпусти меня, - сказал Инди. - Просто позволь мне уйти. Больше я ничего не хочу.
Эльдин изменился в лице. Убрал руку, отстранился и сел, не прикасаясь к Инди больше, чуть сгорбившись.
- Этого я сделать не могу.
Инди, в глубине души предвидевший этот ответ, чуть заметно пожал плечами и повернулся на бок, отворачиваясь.
- Тогда лучше не обещай ничего, - прошептал он и закрыл глаза.
Днём Эльдин ушёл. Он зарабатывал на жизнь, ходя по домам богатых беев, и благополучие его целиком зависело от их мнительности и их щедрости. Своего дома у него не было - комната в гостинице, которую он занимал, вполне удовлетворяла его скромные потребности, но для двоих была слишком мала. Эльдин сказал, что постарается заработать побольше, чтобы они как можно скорее могли переехать. Инди слушал молча и равнодушно: ему было всё равно. Ему хотелось бы вообще уехать их Ильбиана, навсегда покинуть этот проклятый город... но здесь было море. Отсюда уходили корабли в другие края, может быть, немногим менее жестокие к одинокому мальчику, у которого не было ничего, но чуть менее откровенные и циничные в своей жестокости. Оставшись в гостиничной комнате один, Инди сидел у раскрытого окна, подперев голову рукой, и думал о том, что стал бы делать, если бы мог вернуться. Он не поехал бы к дяде - нет... Он не смог бы смотреть ему в глаза. С совсем чужими людьми, которым на него наплевать, в этом смысле могло бы быть чуточку легче: ведь они не стали бы спрашивать его, где он провёл последние полгода. Он фантазировал, как наймётся в какую-нибудь писчую контору, представлял, как восторженно ахнет писарь, увидев его красивый, ровный почерк, воображал маленькую чистую комнатку с кроватью на деревянном каркасе (ни в коем случае не подушки с покрывалами на полу), горшочек с геранью на раскрытом окне, и, конечно, дверь, которая запирается только изнутри - не снаружи... Разве так уж много он хотел? И всё думал об этом, лениво, с блаженной, чуть глуповатой улыбкой на неподвижном лице - так, как мечтал бы о том, чтоб вернуться домой, вновь ощутить объятия отца и услышать его громкий открытый смех... Так мечтают о несбыточном, зная, что ему никогда не случиться.
Уходя, Эльдин запер дверь, но окно оставалось открыто. Всего второй этаж - Инди ничего не стоило перемахнуть через подоконник и скрыться в толпе. Эльдин, скорее всего, не нашёл бы его. Но нашёл бы кто-то другой - и вряд ли он был бы добрее Эльдина. Инди начинал понимать, что ему в кои-то веки повезло - так, как может повести тому, кто обречён быть рабом. Обречён?.. Он вздрогнул от этой мысли. Неужели он всё-таки смирился со своей судьбой? В доме Арджина он постоянно думал о себе как о пленнике, а не о рабе, жил мечтой о побеге, держался в границах рассудка лишь потому, что продолжал сопротивляться хотя бы в мыслях... Снисходительность и ласка нового хозяина за один день сделали то, чего за полгода не сумела сделать жестокость старого. Инди не собирался бежать. Он ничего не собирался делать. Он чувствовал себя песчинкой, подхваченной бушующим ураганом. Сейчас песчинка зацепилась за колючку, торчащую посреди бескрайней пустыни, и была рада уже тому, что её не рвёт и не треплет жестокий ветер, и она может хоть немного перевести дух.
Эльдин вернулся довольный и весёлый, как никогда прежде. Он вообще был жизнерадостным, улыбчивым человеком - Инди думал, что, если отбросить предвзятость, он ему в самом деле нравится. Может быть, спустя какое-то время он даже сумеет понять чувство, которое испытывает к нему этот мужчина, и ответить на него... Ведь любовь - это следствие благодарности, разве не так? Инди любил отца, любил старого Тицеля. Сможет полюбить и Эльдина... наверное.
- Смотри-ка, что я тебе принёс, - сказал Эльдин.
Инди чуть повернул голову, равнодушно глядя на него. Все его предыдущие хозяева пытались развлекать его подарками, как будто ему было что-то нужно от них. Ну, что на сей раз - красивая одежда, музыкальный инструмент, сласти? Может, котёнок или щенок с верёвкой на шее? Но лишь только взгляд Инди упал на то, что держал Эльдин, глаза его широко распахнулись, и он даже привстал, чувствуя, как чаще забилось сердце.
- Не знаю, умеешь ли ты читать, - сказал Эльдин, подходя ближе и кладя на подоконник книгу в переплёте из красной кожи. - Но здесь много красивых картинок. Я подумал, что негоже оставлять тебя одного на весь день совсем безо всяких развлечений.
Инди протянул руку, опасливо, словно книга была зверьком, норовящим его укусить. Книга была небольшая, но дорогая - это было видно по корешку, покрытому искусным тиснением с напылением серебра. На обложке значилось: "Сказания Северного Предела". Альбигейские сказки. Инди видел когда-то такую книгу у себя в Аммендале. Она продавалось в книжной лавке, и хозяин держал её в запертом стеклянном ящике, потому что она стоила очень дорого и не продавалась жадным до знаний мальчикам из купеческих семей. Так что Инди только и мог, что стоять у этого стеклянного ящичка и смотреть на красную кожаную обложку, гадая, что там, под ней.