Игры Черта (СИ)
В стремлении меняться, в мыслях, мечтах и даже снах берет свое начало влияние Нави. Когда человек чего-то добивается, и мечты становятся реальностью тем, что уже ЯВляется реальным, стабилизируется Явью в ее извечной склонности к неизменности и постоянству.
Навь и Явь разделяет река Смородина, через которую перекинут Калинов Мост.
Получив изрядную дозу противоречивой информации, я, щелкнув клавишей мыши, закрыла окно. Если бы все это реально случилось, я, вероятнее всего, сошла бы с ума. Мир, где не действуют банальные законы физики, и вода течет над головой, а ты идешь по мосту, перекинутому через звездный свод. И время замирает, исчезает все, теряет смысл то, что еще вчера его имело. И ты не знаешь, что будет там, но понимаешь — то, что было здесь — мизер, капля в море. Потому что все, скрытое по другую сторону моста — взрывает мысли, наполняет тебя: то страхом, то ликованием, то трепетом. И в этой вакханалии эмоций проступает явное безумие.
Можно заставить себя думать, что все приснившееся мне накануне — игра подсознания. Вероятнее всего, я слышала где-то о мире Нави раньше, и этой ночью подсознание выдало давно забытую информацию. И это вовсе не значит, что нужно выискивать связь между сном и реальностью.
Распечатав договор, я поставила подпись и отправилась на почту.
* * *Погода в тот день не радовала. Изнуряющий зной сменил резкий пронизывающий ветер. Даже для вечера температура казалась нереально низкой, градусов семнадцать — не больше. Хорошо, что блузка с длинным рукавом. До ближайшей остановки пятнадцать минут ходьбы. Дрожа от холода, я быстро шагала по извилистой дороге, когда знакомая «Мазда» поравнялась со мной.
Стекло окна беззвучно поползло вниз, являя на свет божий мрачное лицо моей соседки.
— Подвезти?
— Да! — нетерпеливо выпалила я, вытирая слезящиеся от ветра глаза.
— Садись, — она кивнула на пассажирское сиденье.
Торопливо запрыгнув в теплый салон машины, я захлопнула дверь, и принялась растирать окоченевшие руки. Тихо заурчал мотор и шикарная «Мазда» плавно поехала по дороге.
За окном уныло потянулись серые дорожки, тоскливо сверкали фонари, с трудом проталкивая свет сквозь марево сырости. Единственные яркие пятна в этом обилии блеклости — разноцветные зонтики, под которыми прятались от дождя прохожие. Только чтобы вытеснить из головы мысли о собственном безумии я внимательно рассматривала их.
Быстрей бы покончить с этой историей, я надеялась, что Моранна согласится вернуть мне деньги, хотя бы часть. Я посмотрела на Алю, уставившуюся в лобовое стекло. Интересно, зачем она себя уродует таким макияжем. Если ее хорошенько умыть, то она даже будет хорошенькой.
— В магазин заскочим?
— Угу, — ответила я, и мы направились к универмагу, что находился недалеко от нашего дома.
Мы въехали в битком набитую стоянку, долго кружились по ней, пока не обнаружили свободное место.
Сразу за входной дверью универмага, вдоль стены, красовались различные киоски с сотовыми телефонами, дешевой парфюмерией, бижутерией и всякой другой дребеденью. Быстро миновав красочный ряд, я взяла тележку и покатила ее мимо касс.
Стоя перед стеллажами с чаем и кофе, я нашла ромашковый чай с корицей и кинула упаковку в тележку.
— Любишь ромашку? — удивленно хмыкнула Аля.
— Я?
Если быть до конца откровенной, то не очень. Но у Стаса начальная стадия гипертонии, поэтому я еще в прошлом году вычеркнула кофе и черный чай из списка нужных продуктов. Тогда мы скупили в «Чайном доме» все возможные сорта зеленого и травяного чая. И Стасу больше понравился ромашковый. С корицей.
— Если тебе не нравится эта бурда, то за каким ты ее покупаешь?
— Ты права! К черту ромашку!
Мой выбор упал на турецкий кофе. Как же мне его не хватало!
Уже через пятнадцать минут, с наполненной доверху тележкой мы стояли возле кассы, Алька что-то ворчала по поводу медлительности кассирши, слишком долго подсчитывающей стоимость покупок.
Странная она. По всему видно с деньгами проблем не имеет, однако вопреки здравому смыслу, предпочла комнату в чужой квартире огромному особняку в элитном районе. Уже на пути домой меня так одолело любопытство, что я спросила:
— Аль, почему ты не живешь в своем доме?
— По той же причине, что и ты.
Вдруг Аля застыла; голова дернулась, глаза затуманились, моргнули и, широко распахнувшись, впились в меня остекленевшим взглядом, испугав до полуобморочного состояния.
— Ты… дорога! — заорала я.
Но она медленно обвела глазами салон, словно соображая, где находится, пока ее невидящий взгляд не остановился на дороге, тогда в нем скользнул проблеск осмысления. Не успела я сказать даже слова, все произошло слишком быстро, как ее лицо исказилось, она испуганно взвизгнула, и, крутанув руль, свернула с дороги.
— Аля! Зачем ты сворачиваешь? Та дорога — самая короткая!
— Ничего страшного. Целее будешь.
Прежде чем я успела открыть рот, чтобы заспорить, Аля подняла руку, призывая меня помолчать.
— Поверь мне, по этой дороге мы быстрее попадем домой!
— Да по этой дороге, мы разве что к утру туда попадем! Останови! Я на автобусе доеду!
Аля притормозила, но не остановилась. Некоторое время она внимательно изучала меня. Ее лицо, встревоженное и хмурое, вытянулось, глаза беспокойно блестели.
— Ладно, иди. Но сделай милость — не садись в желтую «Газель», дождись автобус, он подъедет следующим. Хотя… — она покачала головой, словно что-то прикидывая в уме, — у тебя сегодня особенный день. Так что забей и садись в любую.
Выскочив из машины, я с размаху захлопнула дверь и, не оборачиваясь, перебежала дорогу. Асфальт после дождя был влажным, я, огибая лужи, направилась к остановке.
Я слышала как, заскрипев шинами по дороге, Алина «Мазда» сорвалась с места, от этого звука я нервно повела плечами. Даже самая изумительная машина не компенсирует ее странности. Этот жуткий имидж, да еще глаза остекленевшие. Брр.
На остановке людей было довольно много, и когда подъехала «Газель», все дружной толпой ринулись к ней. Я втиснулась в толпу, расталкивая напирающую тесноту руками. Не обращая внимания на недовольные выкрики, я открыла переднюю дверь и взгромоздилась на сиденье.
В спертом воздухе висел крепкий запах табака. Водитель крутанул баранку, и маршрутка, мерно покачиваясь, выехала на дорогу. Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, окидывая взглядом серую мокрую улицу.
«Газель» набирала скорость. Оглушительный раскат грома, небо пронизала вспышка молнии. Оно треснуло, как перезревший арбуз, и хлынул дождь.
Все произошло за какие-то доли секунды. Не было времени ни на то, чтобы сообразить, ни на то, чтобы закричать. Секунду назад мы пробирались сквозь плотную стену дождя, а через мгновенье маршрутку развернуло поперек дороги и понесло вперед.
Фонарный столб надвигался на нас, а потом неожиданно завалился набок. Глухой удар. Разом обрушившиеся на мои уши крики, слились со скрежетом шин, лязгом металла переворачивающейся «Газели». Истошный вопль девушки. Водительское сиденье оказалось внизу, я рухнула на водителя. Боковая дверь со стороны пассажира, теперь оказалась потолком.
Машину, с протяжным скрежетом скользящую по дороге, тряхнуло, и мое тело пронзила боль. Я сморщилась, не сводя взгляда с широко распахнутых от ужаса глаз водителя. Меня припечатало к полу, который раньше был потолком, и водитель в немом крике повалился на меня. Вспышка молнии, треск бьющихся стекол, уши заложило от оглушительных воплей, я крепко зажмурилась. Маршрутку еще раз тряхнуло, и все замерло. Сдавленные крики продолжали наполнять то, что некогда было салоном.
Я не могла с уверенностью сказать, что жива, хотя боль, пронзавшая колено и поясницу, была очень реальной. Тяжелое тело мужчины, придавившее мои бедра и ноги, не шевелилось. Я открыла глаза и попыталась сдвинуть его, не особо надеясь на успех.
— Эй, — тоненьким голоском позвала я, продолжая расталкивать его. И только значительно позже заметила кровь на его затылке. Дохнуло кровью, и я заорала.