Перекрестки дорог (СИ)
----------------------
С детства Вадик был озорным ребенком, любящим разные шуточки. Даже когда в старшей группе садика его пытались обзывать девчонкой – внешне он был похож – ему ни стоило труда своим дурачеством отбить желание так его называть. И в школе одноклассникам часто доставалось от его выдумок: то осторожно прикрепит заранее подготовленную, со скотчем, бумажку с надписью типа «Я дурак!» на спину сидящего впереди мальчишке, то свяжет шнурки на обуви в раздевалке. Не раз, зная, что дежурный сейчас будет вытирать доску перед уроком, так намочит водой из лейки для цветов мочалку, что тот, торопясь выполнить свои обязанности буквально перед приходом учителя, оказывается с лужицей на полу, мокрыми руками, и растерянной мордашкой перед входящим преподавателем. Хихикают все, кроме пострадавшего. Или по весне бросал в открытое окно бумажные бомбочки с водой перед проходящими под окнами учениками. Как все отпрыгивают от разлетавшихся брызг! И сколько ж розыгрышей было в школьные годы! Но вот никогда Вадим не задумывался о том, что доставалось всегда только мальчишкам – девчонки его совсем не интересовали.
Впервые он заметил, что с ним что-то не то, в седьмом классе. На очередной репетиции к школьному КВНу произошло следующее: одна девочка не пришла, и танцующему с ней признанному красавцу среди одноклассниц и не только, – Мишке Быстрову – не с кем было тренироваться. Вадим, не задействованный в этой сценке, стоял у окна класса, глядя в зимнюю темень за стеклом. Когда же он услышал, как музычка – их классная, учительница по музыке и эстетике Алла Александровна, – приказала: «Миша, на сегодня Ирину заменит Адашев – иди и пригласи его. А ты, Вадим, даже не смей отказать – я знаю, что вальс ты танцевать умеешь», то испугался. Не оборачиваясь, в отражении стекла он видел, как сзади к нему подошел одноклассник и позвал: «Пошли, что ли». Отчего-то сердце вдруг заколотилось как сумасшедшее и стало жарко. Всей спиной растерянный Вадим ощутил стоящего сзади любимца девчонок. Отражение парня в оконном стекле вдруг показалось прекрасным – пришло понимание, что Мишка действительно симпатичен, и почему раньше он этого не замечал? Как деревянный, он повернулся к совершенно спокойному школьному красавчику, не смея поднять на него глаза, и поплелся за ним, боясь, что это его состояние все видят, и ожидал услышать смех. Танец показался ему бесконечным, мышцы закаменели от напряжения, в животе как комок какой-то, а ладони вспотели. Вадим совершенно не понимал, что же с ним происходит. Ничего умнее «Наверно, я отравился чем-нибудь» в его голову не пришло. Все оставшееся время репетиции он провел на автомате: что-то делал и говорил, его училка ругала, а он даже не реагировал, пока наконец-то та не заметила необычное подавленное состояние ученика и не спросила, не заболел ли он. На что мог быть только один ответ: «Ага, кажется». Его тут же отпустили домой. Позже Вадим посчитал, что именно с этого злополучного вечера все и началось.
Теперь каждый день он непроизвольно следил за Быстровым – с кем говорит, что делает, как смеется, – все, что касалось этого одноклассника, было интересно. Даже когда после КВНа принесли распечатанные фотографии их выступления, Вадим прежде всего отобрал себе фотки, где был Мишка, благо, что никто не обратил внимания на такой странный выбор. И в его комнате на полочке, у книг, одна из этих фотографий – там были запечатлены они оба с Иркой посередине – заняла постоянное место, чтобы в любой момент можно было бросить взгляд, не привлекая внимания мамы. Или даже погладить изображение пальцами и прижать к груди. А если она ненароком заметила бы интерес сына к фотографии, он придумал отговорку – ему нравится эта девочка, что дружит с этим вот мальчиком. Тут бы мама не стала просить познакомить ее с Ириной.
В классе Вадим продолжал вести себя как обычно, старательно доставая всех, кроме одного, пока кто-то не заметил такой несправедливости: «Эй, Быстрик, а ты обделен вниманием нашего приколиста! Он тебя боится, наверно», на что Вадим возмущенно ответил, ощущая, как заколотилось сердце: «Ничего я не боюсь, а просто этот любимчик девчонок мне неинтересен – одноклассницы меня тогда со свету сживут». Все присутствующие посмеялись, а девочки с энтузиазмом подхватили эту идею: «Да-да, именно так и будет!». После этого случая, промучившись весь вечер над придумыванием, как бы пошутить над школьным красавчиком, и поняв, что он просто не сможет ничего сделать Мишке, Вадим решил перестать вообще кого-либо разыгрывать. Через какое-то время классная на уроке отметила: «Я смотрю, Адашев, ты повзрослел, – перестал свои дурацкие шуточки над всеми устраивать», на что тот от растерянности ляпнул: «Ну, когда-нибудь должно было такое случиться». Класс засмеялся, хотя чего тут смешного? Но вот что было делать со своим ненормальным интересом к Мишке, кроме как старательно прятать его за равнодушием, Вадим не знал. И когда однажды сосед по парте спросил его, за что тот так не любит Быстрика, то фраза «С чего ты взял, что не люблю?», вылетела машинально, испугав своим смыслом Вадика. «Ты его словно не замечаешь и даже не разговариваешь» – пояснил свой вывод одноклассник. «А о чем я с ним должен разговаривать, мне он неинтересен», – пожал плечами в ответ Вадим, внешне ничем не выдавая душевное смятение, и постарался перевести разговор на другое, спросив о домашнем задании.
Так продолжалось весь оставшийся учебный год. Лето, каникулы, отдых на даче и еще с родителями и старшей сестрой на юге – все это размыло постоянные мысли о Мишке, много спокойнее воспринимались теперь редкие воспоминания о нем. И даже фото, когда вернулся в конце августа домой, Вадим убрал. И с нетерпением ждал первого сентября совсем не потому, чтобы увидеть своего кумира, а просто соскучился по классу, ребятам, хотелось скорее поделиться с друзьями впечатлениями о южной поездке. Все было замечательно, пока не наступил этот самый ожидаемый день.
Когда к группе парней, что толпились перед началом линейки во дворе школы, подошел Быстров, Вадим осознал: ничего не изменилось. Вновь сердце сбилось с ритма, стоило услышать за спиной «Привет, ребята!», произнесенное слегка изменившимся, но все же узнаваемым, голосом Мишки. Чувствуя, что начинают гореть щеки, Вадим, словно нехотя, повернулся взглянуть на подошедшего парня. Вытянувшийся, похудевший, с аккуратной стрижкой, одетый в новый костюм, одноклассник был великолепен – так показалось. Он выглядел чуть старше окруживших его ребят, что тормошили его вопросами типа «Где был летом? Что делал?», и от этого в душе вспыхнуло не только прошлогодние восхищение и робость, но и желание обнять, прижаться, коснуться пальцами лица. Вадим так и стоял чуть в стороне, не смея присоединиться к остальным, и с облегчением рванулся подальше от него, когда классная стала выстраивать восьмиклассников в линейку. В душе настал полный раздрай: одновременно хотелось быть ближе к Мише, видеть его, и бежать со всех ног куда угодно, чтобы выплеснуть вовне бурю эмоций. От переживаний его отвлекла одноклассница:
– Вадик, а ты среди нас отлично смотришься, – он огляделся: оказывается, вокруг одни девчонки. Тогда, театрально поправляя свои длинноватые для школьника волосы, он отозвался:
– А вы разве против – иметь рядом такого красавчика? Я, может, будущая модель, тогда потом хвастаться всем будете, что рядом стояли.
Девушки кто засмеялся, кто завозмущался, а Лариска поддержала его, ухватив за рукав:
– А я не только стою, но и держусь! – тут же сразу две руки ухватились с другой стороны:
– Не все тебе одной, Старцева!
– Девочки, если вы меня сейчас на сувениры разберете, то кто же тогда моделью станет? Пожалейте будущую звезду!
Возня была прервана учительницей:
– Ты, звезда, лети-ка в последний ряд или замолчи – линейка начинается!