Курсистки

Николай понял, что мир перевернулся…
– Поехали, девочку уже в больницу увозят. С ней Родин отправился.
– Да, сейчас, – Николай заглянул внутрь УАЗика. На заднем сиденье, презрительно морщась, сидели две девицы. На обеих были наручники. «Чуть младше Катьки. Только старших братьев на них, похоже, нет!» – подумал он, вспомнив, как жестко воевал со своей сестрой: сейчас Катя училась на первом курсе института.
– Тань, не дергайся! Я счас отцу позвоню, он этим козлам все объяснит! – Софья наклонилась к самому уху подруги.
– Да! А со мной что будет?
– Он нас обеих вытащит, факт. Или я тоже домой не пойду! – добавила она уже с сомнением.
Александр Генрихович Риттер, сидя в служебной машине и глядя прямо в затылок шоферу, мысленно матерился самыми площадными словами. Его дочь, в пятнадцать лет имеющая машину с личным шофером, брюлики и шубки, ни в грош не ставила его, давшего ей все это. Она подставляла его так часто, что он стал вздрагивать от каждого телефонного звонка. «Все! Это предел! Сонька стала одной большой проблемой! И я знаю, как ее можно решить кардинально!» – еще пару дней назад он сомневался, можно ли так с родным ребенком: то, что ему рассказывали про «Курсы Агнессы Бауман», не лезло ни в какие ворота.
Глава 4 
Ясности в мыслях не было. Они путались, наскакивая одна на другую, но главная, самая страшная, вселяла настоящую панику. Вика закрыла уши руками, чтобы не слышать, как ссорятся отец и мать. То, что они орали друг на друга из – за нее, она уже поняла. Мать, как всегда пыталась ее защитить. Вика, будучи трезвой, могла точно сформулировать и отношение родителей к ней и свое к ним. Но трезвой и без кайфа она теперь бывала редко. «Так уж получилось, я стала наркоманкой, папа», – сказала она вчера отцу, смиренно опустив глаза долу. Про то, что она беременна невесть от кого и, что у нее букет специфических болезней, она умолчала. Об этом не знала и мать. А сказать придется. Денег на лечение нет, стянуть их потихоньку, как раньше, не получится – от нее все прячут, а до продажи вещей из дома, как, например, это делал Гошка Сиверцев, она еще не докатилась. «Скажу Сиверцеву, что ребенок от него», – пришла спасительная мысль в голову, – «Нет, не прокатит. По срокам лажа получается. Гошка последние три месяца лечился, не пил, не кололся, не трахался. Матери скажу, по – другому никак».
Вика любила отца. Но часто ловила себя на мысли, что, будь он толстопузым коротышкой, а не красавцем под метр девяносто, любить его бы не смогла. Потому, как характерец у родителя дрянь. Коротко она определила его как технически озабоченного зануду. И говорить с ним можно только о его железках, станках и чертежах. Тогда он просто начинал светиться. Как лампочка, изнутри. Разговоры на другие темы вызывали у него зевоту, и он откровенно отворачивался от собеседника. Это бесило Викину мать. Вика видела, как та нервно прикуривает одну сигарету от другой, стараясь не показать своего раздражения на мужа перед гостями.
С матерью Вика была небрежна и потребительски – равнодушна. Надо чего – даст, как миленькая. Потому, как Вика знала про мать все. И бессовестно шантажировала ее, выдавая информацию порциями, чтобы у матери всегда сохранялось состояние боевой готовности: что еще там знает ее дочь? Вот и сейчас даст денег, Вика была уверена. «Что – то они уж слишком распалились!» – подумала она, а внутри все сжалось от нехорошего предчувствия.
– Вика, выйди! – раздался зычный голос отца.
Вика сунула ноги в тапочки, встала с кресла, на котором сидела перед выключенным телевизором, и открыла дверь своей комнаты. «Орали бы у себя в спальне! А то прямо у меня под дверью! Другого места не нашли», – подумала она беззлобно.
– Вика, иди в мой кабинет. И не вздумай по дороге потеряться! – пригрозил ей отец. Мать согласно покачала головой. Оба знали, как умела выкручиваться из таких ситуаций их дочь: она тихо спускалась по лестнице, ведущей со второго этажа прямо в коридор, и так же тихо за ней защелкивался английский замок входной двери.
Вика села на кожаный пуф и глазами девочки – паиньки посмотрела на отца.
– Глазки не строй, не поможет. Короче, вчерашний мой визит к ментам был последним. Завтра ты уезжаешь. Куда, узнаешь по дороге.
– Я хочу знать сейчас. Имею право.
– Дочка, это санаторий за городом, – Валерия Георгиевна попыталась хоть чуть – чуть намекнуть Вике на серьезность ее положения.
Вика похолодела. Вот так же, не спрашивая согласия, три месяца назад родители увезли Гошку в неизвестном ей, Вике, направлении. И тоже, якобы, в санаторий. Обратно он вернулся тихим и с тусклым взором.
– Мне нельзя. Мам, мне нужно с тобой поговорить, – Вика жалобно посмотрела на мать.
– Ну, это вряд ли! – Дмитрий Андреевич насмешливо смотрел на обеих.
– Хорошо, – зловеще прошипела Вика, – Я скажу! Я беременна!
– Это не страшно, – равнодушно изрек любящий папа.
– И я больна! – Вика выкрикнула это, уже поняв, что ей ничего не поможет.
– Ну…Обычным путем твои болячки не передаются, а с половыми контактами в этом заведении напряженка, – усмехнулся Дмитрий Андреевич.
– Дима, ну давай ее хотя бы подлечим!
– Там прекрасный штат врачей. Хватит, Лера! Хватит пережевывать одно и то же! Мне на работу пора. И не думай сбежать сегодня из дома, – предупредил он Вику, – Я оставляю с вами Зину. Переночует она в твоей комнате. Все. Меня сегодня не ждите.
Дмитрий Андреевич развернулся и вышел. Он всегда решал быстро и бесповоротно. Это отличало его от его компаньона Владимира Михайловича Лунева, с которым они вместе начинали производство. Одногодки, однокурсники и однолюбы. Еще на втором курсе они оба влюбились в одну девушку, Светлану, которая стала женой Лунева, отказав порывистому и непримиримому Шляхтину. С Валерией Шляхтин сошелся через год после свадьбы друга, раз увидел ее на пляже, подошел, засыпал анекдотами, сводил в тот же день в кафе, а вскоре сделал предложение. Так же быстро он «сделал» и Вику.
Сейчас он убедил себя, что делает это для нее. Видеть, во что превратилась дочь, не было ни сил, ни желания. А, потому – пошла вон. Для ее же блага.
Вот так же десять лет назад он выкинул из своей жизни Валерию. Они продолжали жить в одной квартире, даже несколько раз за эти годы ужинали за одним столом, но она никогда не знала о нем ничего. Даже Зинаида только качала головой, когда Лера пыталась выведать у нее о личных пристрастиях мужа. Лера себя не оправдывала, поймана она была в супружеской постели с личным шофером Шляхтина и в самый кульминационный момент. Шляхтин ее даже не ударил, хотя надо было бы и даже лучше бы так. А, то… Он молча дождался, пока суетливо одевшись, ее любовник бочком покинет спальню. «Делай это, где хочешь, кроме нашего дома», – сказал он, – «В мою жизнь отныне не лезь – прибью!». Развод он не просил, она тоже молчала.
Вика росла в уверенности, что мама с папой живут как все. Годам к десяти разобравшись в ситуации, она сделала открытие – семейный спектакль ради нее. С этого момента они стали играть втроем, разыгрывая каждый перед двумя другими свою партию.
А теперь, кажется, она заигралась. И, поэтому, они ее выгоняют из пьесы под названием «Счастливая семья».
Глава 5 
Она вцепилась в столешницу двумя руками так, что тянувший ее за талию молоденький сержант смог сдвинуть ее с места только вместе со столом. Стол был двухтумбовый, крепких советских времен. «Вот не повезло папаше!» – подумал сержант, сочувственно покосившись на пожилого представительного человека в штатском.
– Я никуда без нее не пойду! – взвизгнула Соня в последний раз и получила оплеуху от отца. От неожиданности она слегка обмякла и сержанту, наконец, удалось посадить ее на стул. Придерживая для острастки девочку за плечи, он вопросительно посмотрел на своего начальника. Майор Лукин перевел вопрос отцу Софьи.