Крест
Итак, двое еще знали. Серега Котов с таким здоровьем, которое ему организовали, вряд ли выжил. Эх, не лез бы со своим мелким шантажом, парень-то свой был, проверенный! А тут такой прокол! И против кого попер – против Креста! Одно слово – самоубийца! Конечно, найти его сложно. Скорее, под землей уже. А вот жену его, Галина Ветрову и искать не нужно. Живет все там же. С нее он и начнет.
Кучеренко встал с мягкого кресла и прошелся по кабинету. Придется ехать самому. В принципе, Рождественка недалеко. Нужно только предлог придумать, не с пустыми же руками к Махотину являться. Он надел куртку и похлопал себя по карманам. Ключи, документы, сотовый – на месте. Вышел в приемную.
– Катя, я в Рождественку. Приедет Евгений Миронович, скажешь ему.
– Хорошо, Владимир Осипович. Вы вернетесь сегодня?
– Да, – он отвернулся и еще раз похлопал себя по карманам. Привычка все перепроверять по нескольку раз часто помогала избежать неприятных моментов.
Глава 25
Лариса себя ругала. Это случалось так редко, что она никак не могла подобрать подходящие слова, чтобы себя обозвать. «Кретинка озабоченная» – наконец решила она про себя. Стыдно не было. Просто потому, что стыдно не было никогда. А вот досада не уходила. Что это такое с ней происходит? Крестовский хоть и старый, но мужик. Это она может ввести их, мужиков, в ступор, но не они ее. Они же просчитываются, как простое арифметическое действие. Даже такие, как Всеволод. Кстати, нужно как-то технично от него избавиться. Не обостряя, но и не оставляя надежды. Он не дурак, поэтому поймет сразу, что у него проблемы похуже, чем то, что Лариса его бросила. Раз отошла в сторону – дело плохо, подумает он. Значит, Крестовский поставил на нем крест! А на ней Дед тоже поставил крест? Лариса растерялась. Вот и нашелся человек, давший понять, что она ему по фигу. От нее еще никто не отворачивался! Еще ни одна мужская спина не выражала такого холодного равнодушия. А как выпроводил?! «Извини, мне нужно работать», – он и не работает уже давно. На него уже давно его же деньги пашут. Он же ее за красивую дурочку держит, догадалась она. Ножки, глазки и ума крохи. А зачем ему такая? Такая у него в приемной сидит. Катей зовется. Как ему доказать, что она, Лариса Махотина, умнее многих мужчин?
Лариса ехала по Московскому, вернее, стояла в пробке. Оглянувшись, она поняла, что находится уже почти на выезде из города. Сейчас, за кольцом, поток машин разобьется на три. «Может быть, съездить в эту Рождественку, посмотреть, что за дом приобрел отец?» – подумала она, решая куда повернуть. Неожиданно она почувствовала, что очень хочет есть. «Кажется, тут недалеко трактир с потешным названием «Ясен пень», – она повернула налево. «Вот он!» – мест на парковочной площадке было мало. Она втиснулась между джипом и «десяткой».
В этом трактире она была только раз. С отцом. Ей понравилось. Ели простую окрошку, но со сбитнем вместо кваса, котлетки из парной телятины и на сладкое – пирог с вишней. И еще там не гремела попсовая музыка. Толстые перегородки из бревен между столиками, лавки и столы из дуба. В центре – круглый стол с закусками. Бочки с вином и пивом – подходи и наливай. Деньги тут ж – девушке с косой. Лариса не стала проходить в глубину зала, села за крайний стол. «Я всегда считала, что Дед относится ко мне как-то по-особенному. Уж точно, не как к внучке. Что же произошло, отчего он переменился?» – ей казалось, что поведению Крестовского должно быть вполне логичное объяснение. То, что он жил один, делало его в ее глазах свободным. Сколько же баб мечтают занять вакантное место возле него! Он – билет в безбедную жизнь. Но ей-то не его деньги нужны! А что? Уж не его дряхлое тело! А дряхлое ли? Ее размышления прервал чей-то знакомый голос. Лариса оглянулась. По лестнице, ведущей в зал со второго этажа, спускался Всеволод. На его руке повисла девица, чей хорошо очерченный ротик явно выдавал ее профессию. Лариса прикрылась журналом. Всеволод подтолкнул девушку в сторону бара, а сам сел за соседний столик прямо за перегородкой, за которой сидела Лариса.
– Ну, что скажешь? Все обдумал? – Севка, похоже, продолжил с кем-то ранее начатый разговор.
– Рискованно! – хриплый голос отвечавшего Лариса раньше никогда не слышала.
– Ну, знаешь! А бабки какие?! Тем более, в первый раз что ли заказ получаешь?
– Фигура уж больно… – собеседник Всеволода явно набивал себе цену.
– Так это и надо: есть фигура, нет фигуры! А бабок больше не дам. Я твои расценки знаю. Так согласен?
– А цербер его где будет?
– А кто его знает?
– У Кучера чутье звериное, все говорят.
– Не факт, что они поедут вместе. Давай, решай. Он поедет к двенадцати. Или сейчас или…я другого найду.
– Не боишься, что заложу? – мужик усмехнулся.
За перегородкой послышалась какая-то возня, потом хриплый вскрик и все стихло. Лариса замерла.
– Все – все, понял, отпусти!
– Ты че мне здесь лепишь, слизняк? Дронова вспомнил? Это хорошо, что вспомнил! Может, поумнеешь разом!
– Пусти, я сказал! Ехать пора, – мужик тяжело дышал.
– Вали. На, возьми. Остальное потом. Я сам тебе позвоню.
Лариса оглянулась. Бежать было некуда. Сейчас Севка встанет и заметит, что за в соседней кабинке уже не пусто. То, что он ее не узнает, надежды мало. Лариса бросила взгляд на лестницу. Да, туда еще можно попытаться уйти. Сразу на второй этаж. Это маленький, но шанс. Она потихоньку вылезла из-за стола и стала подниматься по лестнице. На верхней ступеньке оглянулась. Севка двигался в сторону бара. Лариса быстро спустилась вниз, выскользнула за дверь и, стараясь не выдать своего волнения, подошла к машине. Ловко вырулив из тесного пространства, она выехала на шоссе. Отъехав метров двести, она прижалась к обочине. Она знала только номер приемной Крестовского. Руки, державшие телефон, дрожали. «Черт, черт, черт!» – ругалась она, слушая длинные гудки. Эта замороженная вобла Катя куда-то смылась.
Охранник, все же заметивший бегство девушки, подозвал к себе официантку.
– Девушка за вон тем столиком заплатила? – он кивнул на стол, за которым еще недавно сидела Лариса.
– Да, только есть ничего не стала. А что?
– Да выбежала уж больно быстро. Я уж думал – не рассчиталась.
Они еще минуту обсуждали чудачества клиентов.
Глава 26
Лиза решила, что она уедет. Сегодня же. Утром, проснувшись и не обнаружив в доме ни мужа, ни Алены, она вдруг вспомнила, почему вчера долго не могла заснуть. Ее грызла зависть. Они так смеялись, ее муж и ее дочь, им так явно было не до нее, что она сразу для себя решила, что она в их компании лишняя. Хотя ее никто в эту компанию и не звал. Они просто взяли этот чертов самовар и ушли на крыльцо. Лиза и сама не могла понять, что на нее вчера нашло. Она ждала мужа, чтобы обсудить с ним, что делать дальше: нужно было нанять кого-то, чтобы починили летний душ и покрыли крышу туалета. Если дождь – все зальет. Она наметила себе, что она сделает на участке в первую очередь – попросит ту же Нюшу, чтобы нашла тех, кто вырвет лишнюю траву. Она не заметила, как увлеклась мысленным обустройством самого домика. Она только его ждала, чтобы сказать ему… А он все не шел. А когда пришел, у нее уже закончился весь запал. Она стухла. Еще толком не умывшись, без привычных вечерних процедур, Лиза чувствовала себя грязной и неухоженной. Раздражение добавляла все время что-то щебетавшая Алена. Ей-то все нравилось! Вот уж не думала Лиза, что Алена так быстро смирится с неудобствами! Оказалось, она как отец – если нельзя что-то изменить, нужно отнестись к этому с юмором. Лиза так не могла. Она могла просто терпеть, уговорив себя сделать это по какой-то причине. Поехать в эту Задриповку, или как ее там обозвала дочь, она согласилась только из любви к мужу. А теперь думает, а нужно ли ему ее самопожертвование? Похоже, плевал он на ее муки. Значит, она уедет.