Туманность Андромеды (худ. Н. Гришин)
— Какого испытания?
Мальчик поднял брови.
— Это вне нашей компетенции. Вероятно, прежде всего их успокоят — сделают вливание понизителя жизненной активности. Став на время слабым, тигр многому научится…
Громкий дрожащий звук прервал юношу. Сверху медленно опускалась темная масса. Ослепительный свет залил поляну. Полосатые кошки были заключены в мягкие контейнеры для хрупких грузов. Плохо видимая в темноте громада корабля исчезла, открыв поляну спокойному свету звезд. С тиграми отправился один из пятерых мальчиков, а его лошадь отдали Мвену Масу.
Кони африканца и Чары шли рядом. Дорога спускалась в долину речки Галле, в устье которой, на побережье, находились медицинская станция и база истребительного отряда.
— В первый раз на острове я еду к морю, — нарушил молчание Мвен Мас. — До сих пор мне казалось, что море — запретная стена, навсегда заградившая мой мир.
— Остров был для вас новой школой? — полувопросительно и радостно сказала Чара.
— Да. В короткий срок я пережил и передумал очень много. Все эти мысли давно бродили во мне…
Мвен Мас поведал о своих давних опасениях, что человечество развивается слишком рационально, слишком технично, повторяя, конечно, в несравненно менее уродливой форме ошибки древности. Ему показалось, что на планете Эпсилон Тукана очень похожее и столь же прекрасное человечество больше позаботилось о совершенстве эмоциональной стороны психики.
— Я много страдала от ощущения неполной гармонии с жизнью, — помолчав, ответила девушка. — Мне надо было больше от чего-то древнего и гораздо меньше от окружающего. Я мечтала об эпохе нерастраченных сил и чувств, накопленных еще первобытным отбором в век Эроса, когда-то бывшим в античном Средиземноморье. И всегда стремилась пробудить настоящую силу чувств в своих зрителях. Но, пожалуй, только Эвда Наль до конца поняла меня.
— И Мвен Мас, — серьезно добавил африканец. И, глядя в широко открытые глаза Чары, он рассказал ей, как однажды она явилась ему меднокожей дочерью Тукана.
Девушка подняла лицо, и при робком свете начинавшейся зари Мвен Мас увидел глаза, такие огромные и глубокие, что ощутил легкое головокружение, отодвинулся и рассмеялся.
— Когда-то наши предки в своих романах о будущем представляли нас полуживыми рахитиками с переразвитым черепом. Несмотря на миллионы зарезанных и замученных животных, они долго не понимали мозговой машины человека, потому что лезли с ножом туда, где нужны были тончайшие измерители молекулярных и атомных масштабов. Теперь мы знаем, что сильная деятельность разума требует могучего тела, полного жизненной энергии, но это же тело порождает сильные эмоции.
— И мы по-прежнему живем на цепи разума, — согласилась Чара Нанди.
— Многое уже сделано, но все же интеллектуальная сторона у нас ушла вперед, а эмоциональная отстала… О ней надо позаботиться, чтобы не ей требовалась цепь разума, а подчас разуму — ее цепь. Мне это стало представляться таким важным, что я намерен написать книгу.
— О, конечно! — пылко воскликнула Чара, смутилась и продолжала: — Мало больших ученых отдавало себя исследованию законов прекрасного и полноты чувств… Я говорю не о психологии.
— Я понимаю вас! — отвечал африканец, любуясь девушкой, от смущения выше поднявшей гордую голову навстречу лучам восхода, опять придавшим ее коже цвет красной меди.
Чара легко и свободно сидела на высоком вороном коне, ступавшем в такт с рыжей лошадью Мвена Маса.
— Мы отстали! — воскликнула девушка, давая повод, и тотчас ее лошадь ринулась вперед.
Африканец догнал ее, и оба понеслись рядом по старой дороге. Поравнявшись со своими юными товарищами, они придержали коней, и Чара повернулась к Мвену Масу:
— А эта девушка, Онар?..
— Ей надо побывать в Большом Мире. Вы сами сказали, что на острове она осталась случайно из-за привязанности к приехавшей сюда и недавно умершей матери. Онар было бы хорошо работать у Веды — на раскопках нужны чуткие и нежные женские руки. Да есть еще тысячи дел, где они нужны. И Бет Лон, новый, который вернется к нам, найдет ее по-новому!..
Чара сдвинула брови, пристально взглянула на Мвена Маса.
— А вы не уйдете от своих звезд?
— Каково бы ни было решение Совета, я буду продолжать дело космоса. Но сначала мне надо написать о…
— Звездах человеческих душ?
— Верно, Чара! Дух захватывает от их величайшего многообразия… — Мвен Мас умолк, заметив, что девушка смотрит на него с нежной улыбкой. — Вы не согласны с этим?
— Конечно согласна! Я думала о вашем опыте. Вы проделали его из страстного нетерпения дать полноту мира людям. В этом вы тоже художник, не ученый.
— А Рен Боз?
— У него опыт — лишь очередной шаг по его дороге исследования.
— Вы оправдываете меня, Чара?
— Полностью! И я уверена, что еще много людей, большинство!
Мвен Мас перехватил поводья в левую руку, а правую протянут Чаре. Они въехали в маленький поселок станции.
Волны Индийского океана мерно грохотали над обрывом. В их шуме Масу слышалась ритмичная поступь басов в симфонии Зига Зора об устремляющейся в космос жизни. И мощная нота, основная нота земной природы — синее фа, — пела над морем, заставляя человека откликаться всей душой, сливаясь с породившей его природой.
Океан — прозрачный, сияющий, не загрязняемый более отбросами, очищенный от хищных акул, ядовитых рыб, моллюсков и опасных медуз, как очищена жизнь современного человека от злобы и страха прежних веков. Но где-то в необъятных просторах океана есть тайные уголки, в которых прорастают уцелевшие семена вредной жизни, и только бдительности истребительных отрядов мы обязаны безопасностью и чистотой океанских вод.
Разве не так же в прозрачной юной душе вдруг вырастают злобное упорство, самоуверенность кретина, эгоизм животного? Тогда, если человек не подчиняется авторитету общества, направленного к мудрости и добру, а руководится своим случайным честолюбием и личными страстями, мужество обращается в зверство, творчество — в жестокую хитрость, а преданность и самопожертвование становятся оплотом тирании, жестокой эксплуатации и надругательства… Легко срывается покров дисциплины и общественной культуры — всего одно-два поколения плохой жизни. Мвен Мас заглянул в этот лик зверя здесь, на острове Забвения. Если не сдержать его, а дать волю — расцветет чудовищный деспотизм, все топчущий под собой и столько веков навязывавший человечеству бессовестный произвол.
Самое поразительное в истории Земли — это возникновение неугасимой ненависти к знанию и красоте, обязательное в злобных невеждах. Эти недоверие, страх и ненависть проходят через все человеческие общества, начиная от страха перед первобытными колдунами и ведьмами и кончая избиениями опережавших свое время мыслителей в Эру Разобщенного Мира. Это было и на других планетах с высокоразвитыми цивилизациями, но еще не сумевших уберечь свой общественный строй от произвола маленьких групп людей — олигархии, возникавшей внезапно и коварно в самых различных видах… Мвен Мас вспомнил сообщения по Кольцу о населенных мирах, где высшие достижения науки применялись для запугивания, пыток и наказаний, чтения мыслей, превращения масс в покорных полуидиотов, готовых исполнять любые чудовищные приказы. Вопль о помощи с такой планеты прорвался в Кольцо и летел в пространстве уже многие сотни лет после того, как погибли и пославшие его люди, и жестокие их правители.
Наша планета находится уже на такой стадии развития, что подобные ужасы навсегда стали немыслимыми. Но все еще недостаточно духовное развитие человека, о котором неусыпно пекутся люди, подобные Эвде Наль…
— Художник Карт Сан говорил, что мудрость — это сочетание знания и чувств. Будем мудрыми! — раздался позади голос Чары.
И, промчавшись мимо африканца, Чара бросилась с высоты в шумящую пучину.
Мвен Мас видел, как она плавно перевернулась в воздухе, крылато раскинула руки и исчезла в волнах. Купавшиеся внизу мальчики истребительного отряда замерли. По спине Мвена Маса пробежал холодок восхищения, граничащего с испугом. Никогда африканец не прыгал с такой безумной высоты, но сейчас он бесстрашно встал на краю обрыва, снимая одежду. После он вспоминал, что в смутных мгновенных мыслях Чара показалась ему богиней древних людей, которая все может. Если может она, то и он!