Очертя голову (ЛП)

«Всего этого на самом деле нет. Стреляют не по-настоящему».
Тут я снова задумался, что будет, если меня здесь убьют.
Ответ пришел от груды металла на соседней улице. Парень, с которым мы столкнулись в самом начале, уже успел разбить свою яблочно-зеленую машинку. Она перевернулась и загорелась. Внутри никого не было, но рядом красовался рекламный щит «Кока-колы»: нарисованный подросток держит в руках стеклянную бутылку газировки. Со щита на меня глядело лицо незадачливого водителя, и, хотя рот на рекламе улыбался, его полный ужаса взгляд застыл над слоганом: «Кола — освежись!». Если бы глаза могли кричать, кровь застыла бы в жилах.
Узкие улочки пестрели рекламными щитами с застывшими, глядящими в никуда лицами. Все, что осталось от ездоков, не переживших очередного столкновения.
Оранжевая машина сделала круг и поехала обратно ко мне, как будто скользя над землей. Время, казалось, замедлилось, и я понял, что, если сейчас же не пошевелюсь, непременно окажусь на рекламе зубной пасты и буду там улыбаться, стиснув зубы, и пучить глаза. Я попытался открыть дверь и выбраться наружу, но только отломал ручку. Оглядевшись в поисках выхода, я понял: уже слишком поздно. Оранжевый автомобиль скользил мимо. Я собирался снова упасть на пол, когда меня настиг внезапный приступ дежавю. На мгновение я исчез и оказался где-то еще.
Мне семь. Воздух пахнет жвачкой. За окном проносятся виды. И вдруг — новенькая, блестящая оранжевая гоночная машина. Лицо водителя в тени. А вот глаза видно хорошо — синие, как лед в айсберге или газ на плите. Секунду я смотрю на них через окно автобуса. Потом машина разгоняется, оказывается впереди, подрезает нас. Водитель автобуса резко дергает руль, теряет управление и…
И я снова оказался в пародии на Чикаго прошлого века. Видение исчезло. Я не знаю, откуда оно пришло и что значило, но ему удалось открыть дверцу в глубине моего сознания. Эта дверь могла распахнуться в любой момент и, что бы за ней ни было, мне не очень нравилось, что она открылась.
Оранжевая машина исчезла. Я вылез в разбитое окно и юркнул в переулок, настолько узкий, что пришлось идти боком. Он вел на другую улицу, и впереди вдруг оказалась маленькая таверна с красной неоновой вывеской — волна на спирали. Символ парка. Рисунок на моей руке засветился. Я медленно подошел к таверне и толкнул дверь.
Звякнул колокольчик, и, стоило двери закрыться у меня за спиной, грозный шум города отдалился и стал похож на гром: достаточно далеко, чтобы чувствовать себя в безопасности, и все же достаточно близко, чтобы держать ухо востро.
Пахло разлитым пивом и полированной древесиной. Внутри был только бармен, протиравший тряпкой стойку.
— Привет, Блейк, — произнес он, широко улыбаясь. — Тяжелая ночка выдалась?
— Откуда вы знаете мое имя?
Все с той же улыбкой бармен ответил:
— Я знаю всех своих клиентов.
Я осматривался вокруг, заглядывал под столы, за барную стойку, но не видел турникета.
— Ищете что-нибудь, сэр?
Мне показалось странным, что человек средних лет так ко мне обращается. Не чувствовал я как-то себя сэром.
— Я готов к следующей поездке.
— К поездке? — Мужчина отложил тряпку и извлек на свет божий старый черный телефон с крутящимся диском. — Могу вызвать такси. Хотя и не поручусь за водителей.
Я из любопытства поднял трубку: интересно, можно ли отсюда дозвониться до внешнего мира? Может, тут что-то вроде горячей линии здравого смысла? Вместо гудков раздалась карнавальная музыка. Я быстро повесил трубку:
— Неважно.
Бармен достал стакан и привычно наполнил его чем-то вроде пива. Потом он долил туда такой, знаете, красной жидкости с вишневым вкусом — гренадин, кажется, — и бросил сверху вишенку. Он толкнул стакан ко мне, не пролив ни капли:
— За счет леди. — Кивок в сторону кабинки в глубине бара.
Я пригубил напиток. Имбирное пиво и вишневый сироп. «Ширли Темпл». Напиток для детей, слишком маленьких, чтобы обижаться.
В глубине бара я лишь убедился в своих подозрениях. В кабинке сидела Кассандра, одетая в оранжевое платье и широкополую шляпу, как будто сошла с какой-нибудь картины. Ее медные волосы струились по плечам. От нее так и веяло благодушием. От такого зрелища у меня в голове все перемешалось.
— Это ты сидела в оранжевой машине и пыталась меня убить?
— А какого ответа тебе бы хотелось?
Если бы я выследил ее и загнал в угол, то вел бы себя иначе. Потребовал бы немедленного ответа и добился бы его. Но это было не так — и я не думаю, чтобы хоть что-то могло загнать ее в угол. «Она только что пыталась убить тебя!» — напомнил я сам себе, но взгляд девушки разрушал всю мою защиту. Точно так же она глядела на меня у палатки с мячами. Как будто ее ко мне тянуло. Как будто я ее интриговал.
«Кем ты себя возомнил? — сказал я себе. — Стоишь тут со своими прыщами и «Ширли Темпл». Выглядишь по-дурацки, и она это тоже видит».
Еще и вести себя по-идиотски не хотелось.
Я изящно проскользнул в будку, притворившись, что ушибленное по пути колено не болит:
— Спасибо за «Ширли Темпл». Но неужели нельзя было выбрать хотя бы рутбир? — Я пытался таинственно улыбаться ей под стать, но так и не понял, как выгляжу со стороны — загадочно или глупо. Пытаясь смотреть девушке в глаза, я невольно переставал понимать ее слова.
Лучше бы поскорее привыкнуть. В колледже таких Кассандр будет пруд пруди. И если мне хочется внимания противоположного пола, самое время вырабатывать обаяние. И поскорее.
На секунду я вспомнил Мэгги, с которой никогда не приходилось ничего вырабатывать и хватало просто быть собой. Но рядом с Кассандрой все мысли разбивались вдребезги.
— Наслаждаешься жизнью? — поинтересовалась она. Я понял, что остроумного ответа у меня нет, и вместо этого заметил:
— Ты-то точно получаешь удовольствие.
Она пожала плечами:
— Я неплохо провожу время.
— Интересное у тебя времяпрепровождение. Заманивать людей на аттракционы и смотреть, как все убивают друг друга.
— Они не умирают. Чисто технически.
— Тогда что с ними происходит?
— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.
— И все же я их задаю.
Девушка задумалась и ответила:
— Если ты разобьешься во время катания, парк просто… поглотит тебя. Только и всего. — Она помешала свой коктейль и коснулась соломинкой кончика моего носа. — Бывают вещи похуже.
Я не знал, бояться ее или восхищаться:
— Кто ты? — спросил я наконец.
Она подняла на меня свои удивительные обжигающе-ледяные глаза:
— Кто я? Твои мечты, упущенные возможности, страх перед неизвестным.
— Хайку, конечно, удалось, но мне бы хватило какого-нибудь завалящего документа.
Кассандра сморщила нос: ей не нравилось, что игра в загадки на меня больше не действует. Один-ноль в мою пользу.
Девушка вздохнула и уставилась в свой стакан:
— Если парк — тело, то я — что-то вроде его души.
Я невольно ухмыльнулся:
— Дух приключений.
Она помрачнела:
— Да. И мне очень, очень скучно.
Мне не понравилось, как это прозвучало. По телу пробежал какой-то импульс, обдавший жаром пальцы. Выброс адреналина. Так бывает, когда вы каким-то животным инстинктом чуете опасность.
Вдруг Кассандра схватила меня за руку:
— Боишься, да?
Я отдернул руку:
— Не твое дело.
Девушка резко взглянула на меня, как будто я ее ударил, но вскоре выражение ее лица снова изменилось. Она вновь источала загадочность и соблазн, но часть ее тайн уже раскрылась.
— Я не должна тебя задерживать. В конце концов, впереди еще пять поездок.
— А это обязательно?
Кассандра улыбнулась:
— Сэмми может тебе ответить. — Она повернулась к бармену, продолжавшему протирать абсолютно чистую стойку: — Сэмми?
— Да, мисс Кассандра?
— Сколько ты уже здесь? — Улыбка сбежала с его лица, глаза забегали, как будто вопрос был с подвохом. — Все в порядке. Отвечай.