Герой Саламина

Леонид, тяжело задумавшись, сидел у костра. Ему уже было ясно, что персы не отступят. И так же ясно было Леониду, что помощь к нему не придет. Только что жрец Магистий по его просьбе принес жертву богам. Рассмотрев внутренности жертвенного животного, Магистий побледнел и понурил голову.
— Не скрывай от меня ничего, Магистий, — сказал Леонид, — я готов выслушать самое худшее.
— Я и скажу тебе самое худшее, царь, — ответил Магистий, — завтра на утренней заре мы все погибнем, и войско твое и ты сам.
Леонид вздохнул.
— Значит, пришел час, — сказал он. — Воля богов должна свершиться.
Леонид хорошо помнил изречение пифии, когда спартанцы еще в начале войны с персами вопросили дельфийское божество об исходе этой войны. Пифия ответила:
 
 
Ныне же вам изреку, о жители Спарты обширной:
 
Либо великий и славный ваш град чрез мужей-персеидов
 
Будет повергнут во прах, а не то — из Гераклова рода
 
Слезы о смерти царя пролиет Лакедемона область.
 
Не одолеет врага ни бычачья, ни львиная сила,
 
Ибо во брани Зевсова мощь у него и брань он не прежде
 
Кончит, чем град целиком иль царя на куски растерзает. [22]
 
 
Леонид задумчиво смотрел в огонь. Он сидел одиноко, измученные воины спали. Его томила тоска. Значит, это его последняя ночь. Он повторял себе, что смерть его будет славной, но душа его не хотела смерти. Молодая Горго стояла перед его глазами, бледная, как ее покрывало. Он снова слышал ее голос:
«Со щитом или на щите!»
— На щите, Горго, на щите, — тихо сказал Леонид.
Тревожно шумело море. Темная гора возвышалась над головой, заслоняя звезды. Костер угасал…
Вдруг из зарослей, с горы, перед самой стеной появился человек. Стража тотчас привела его к Леониду.
— Кто ты? — спросил Леонид.
— Я фессалиец, — сказал он, задыхаясь, — я бежал из персидского лагеря. Царь, персы идут в обход! Отступай, ибо тебе нет спасения!
— Спартанцы не отступают, друг мой, — ответил Леонид.
И тотчас приказал разбудить лагерь. Тревога быстро подняла воинов. Леонид обратился к военачальникам союзных городов.
— Друзья, — сказал им Леонид со спокойствием человека, принявшего твердое решение, — друзья, союзники мои! Я отпускаю вас всех. Вам незачем больше подвергать себя опасности, потому что Фермопилы нам уже не удержать. Вернитесь в свои города, вы сделали все, что могли. Мне же и моим спартанцам не подобает покидать место, на защиту которого нас послала Спарта.
Военачальники смутились. Заспорили:
— Мы не можем уйти и принять позор!
— А кому нужна наша бесполезная смерть? Нам обещали помощь, а помощи нет!
— Но как мы оставим Леонида?
— Со мной останутся фивяне, — сказал Леонид, — и феспийцы тоже.
— Царь, мы и без твоего приказа не ушли бы от тебя! — ответил феспийский военачальник Демофил. — Мы бы не ушли, если бы даже ты отослал нас!
Фивяне покорились молча. Они знали, что Леонид не доверяет им и боится, что они перейдут к персам.
— Уходи и ты, Мегистий! — приказал Леонид.
Мегистий покачал головой:
— Нет, царь, я не уйду. Моя рука тоже умеет держать меч. Но если возможно, отпусти домой моего сына. Он еще молод, и его жизнь нужнее, чем моя.
Леонид кивнул головой:
— Пусть идет.
Союзники еще шумели и спорили, не зная, как поступить. Но когда им стало известно, что персы идут в обход и в любое время могут спуститься с горы и отрезать их, военачальники быстро построили свои отряды и поспешили покинуть ущелье. Сразу в лагере стало тихо. Медленно и печально догорали покинутые костры…
На рассвете отряд фокийцев, которых Леонид послал на вершину горы, был встревожен каким-то странным шумом. Шум шел широко по лесу, шуршала под ногами прошлогодняя листва. При слабом свете зари фокийцы увидели идущее к ним чужеземное войско, пестрые одежды замелькали среди деревьев, блеснуло оружие.
— Персы!
Персы заполонили лес. Внезапно увидев перед собой вооруженных людей, персы остановились. Прозвучала непонятная команда, и железный ливень стрел упал на головы фокийцев.
Не понимая, что случилось и как персы оказались здесь, на вершине горы, — значит, Леонид погиб и враги пришли истребить их! — фокийцы в ужасе бежали, рассыпавшись по лесу.
Леонид, так и не заснувший за всю ночь, заметил, что пламя его костра стало блекнуть. Он поднял глаза. Сквозь древесную листву уже светилась заря и на море играли золотые блики. Утро.
Леонид в последний раз обратился мыслями к Спарте. Возмущение, горечь, обида — эфоры отдали его на гибель! — мучили его всю ночь. Сейчас осталось только чувство глубокой печали.
— Прощай, Горго, — прошептал он, — береги моего сына, Горго… Прощай!
Леонид встал. Войско уже поднялось. На кострах кипели котлы с похлебкой. Воины ели, не снимая оружия.
Леонид прислушался. Какой-то шум идет по вершине горы. Ветер ли шелестит листьями или персы идут?
Шум становился шире, отчетливей. Персы!
По единой команде спартанцы встали в строй. Леонид вывел отряд на более широкое место. Уже незачем было прятаться за стеной, он знал, что это будет их последняя битва.
Персы лавиной свалились с горы, и сразу началась рукопашная. Враги погибали бессчетно. Многие валились в море, многие, получив тяжелую рану, падали и гибли под ногами своих же воинов, которых военачальники подгоняли бичами.
Спартанцы бились с отвагой предсмертной битвы. Их копья сломались, они бились мечами. Персидские стрелы со злым гудением взвивались вверх и оттуда тяжко валились на головы эллинам. Один за другим падали эллины, сраженные в неравном бою, красные плащи устилали землю. Вот уж совсем немного их осталось. А вот уж и нет их ни одного. Все спартанцы легли в этой битве, все триста. И вместе со своими воинами пал на кровавом поле их полководец — спартанский царь Леонид.
Сражение быстро приближалось к концу. Фиванцы, увидев, что Леонид погиб, тотчас оставили эллинское войско и сложили оружие. Феспийцы еще сражались. Они отступили и сгрудились на холме у самой стены. Окруженные со всех сторон, они защищались как могли — мечами, зубами, палками, потому что у многих уже не было оружия.
Наконец персы обрушили стену и, запустив стрелы, положили их всех до одного.
Путь Ксерксу в Элладу был открыт. Не силой и не мужеством взяли персы Фермопилы, но с помощью предательства, проклятого на все века.
  
БОЙ У ЕВБЕИ
 
Эллинские корабли, как и было решено, пришли к мысу Артемисию, к северной оконечности острова Евбеи. И здесь эллины увидели, что в открытом море, против прибрежного фессалийского города Афеты, стоит персидский флот. Целый лес корабельных мачт врезался остриями в светлое утреннее небо. Спартанец Еврибиад, командующий морскими силами Эллады, оторопел. Как же так? А ведь говорили, что почти все персидские корабли погибли у Фессалийских скал, целых четыре дня и четыре ночи буря трепала их насмерть!
Еврибиад нервничал. Военачальники ждут его команды, а он не знает, на что решиться. Вступать в бой с таким могучим флотом, который стоит перед ним, заслонив горизонт, безумие. Надо уходить обратно, во внутренние воды Эллады, под защиту сухопутного войска.
Еврибиад созвал военачальников.
— Вы видите, что флот врага неизмеримо превышает наши силы, — сказал он, — я нахожу невозможным вступать в битву.
— Что невозможно, так это отступать, — возразил Фемистокл. — Неужели мы должны уйти, даже не испытав своих сил?
Как всегда, заспорили. Фемистокл требовал сражения. Архител, военачальник большого афинского корабля «Саламинии», на котором афиняне обычно отправляли посольства к храмовым праздникам, кричал, что надо немедленно поднимать якоря.