Неудача Шерлока Холмса (СИ)

Холмс выпрямился, глаза его блестели, как и всегда, когда появлялась настоящая загадка.
- Скажите, миссис Джейнс, можем ли мы с доктором осмотреть тело мистера Уиндема?
- Да, думаю, да. Джером проводит вас, мы перенесли… тело мастера Патрика в его спальню.
Мистера Ундема положили на широкой кровати, накрыли белой простыней, рядом дежурил лакей с траурной повязкой на рукаве, очевидно, камердинер покойного. Когда простынь откинули, я вздрогнул, даже Холмс побледнел: зрелище было действительно ужасающее. Покойного уже обмыли и переодели, но лицо! Его, можно сказать, не было вовсе, сплошное кровавое месиво, нос почти полностью откушен или оторван, один глаз выбит, другой бессмысленным взглядом смотрел в потолок. Камердинер трясущимися руками прикрыл хозяина простыней.
- Скажите, можем ли мы взглянуть на вещи мистера Уиндема, в которых его нашли? – поинтересовался Холмс. 
Лакей вопросительно взглянул на дворецкого и, получив утвердительный кивок, скрылся в гардеробной. Он вынес оттуда окровавленный узел и развернул его на полу. Пиджак, рубашка, брюки – все было изодрано в клочья. Особенно пострадали рукава сюртука, очевидно, руками бедняга пытался закрыться от нападающего.
- Ну, что вы скажите на это, Ватсон? – спросил Холмс, когда мы шагали по алее к павильону.
- Не знаю, Холмс! Все это слишком загадочно и необъяснимо.
- А что, как доктор, можете сказать о состоянии тела? 
- Это звучит невероятно, но, пожалуй, соглашусь с миссис Джейнс. Я тоже видел такие раны, их нанес тигр. Но это невозможно, Холмс! Откуда взяться тигру в поместье аристократа, да еще в закрытом павильоне? А если допустить, что кто-то, обладающий извращенным умом, привел зверя, чтобы совершить убийство, то куда тогда он делся из запертого изнутри помещения? 
- А вот это мы попытаемся сейчас выяснить.
Павильон представлял собой небольшое квадратное здание в стиле рококо. Когда-то он выглядел восхитительно и служил для  забав избалованных аристократов, сейчас же, словно престарелый денди, щеголяющий вызывающим костюмом, выставлял напоказ колонны, увенчанные позолоченными цветочными гирляндами, фасад, украшенный вычурными розетками и лепными узорами. Аркообразные окна были забраны чугунными решетками, изображавшими виноградную лозу, крышу венчала изысканная маленькая башенка. Но годы заброшенности не пошли ему впрок - позолота облезла, лепнина и штукатурка кое-где отвалились, на давно некрашеных стенах виднелись грязно-серые следы, оставленные потеками воды. Крыша местами проржавела и, наверное, прохудилась. Вход охранял, вытянувшийся при нашем появлении в струнку, констебль. Двойные двери были распахнуты, из них вышел детектив Стауб
- Мистер Холмс, доктор, войдите. Зрелище, скажу вам, не из приятных – столько крови я не видал в жизни.
- Вы здесь уже все осмотрели? – спросил Холмс.
- Да, если только можно что-нибудь увидеть в этом бардаке.
- И каково ваше мнение?
- Думаю, мистер Уиндем делал какие-то опасные опыты, и эта штука взорвалась, отчего и раны у покойника по всему телу. Я служил когда-то в артиллерии, так если в человека попадал снаряд, от него мало что оставалось. Тут, конечно, не снаряд, но судите сами: что, кроме взрыва, могло произвести такое?
Мы вошли внутрь – и остолбенели. 
Внутри павильон представлял собой одну большую квадратную комнату. Стена напротив двери была глухой, и, судя по длинным проржавевшим штырям, к ней когда-то крепилась лестница, ведущая в башенку. Сейчас лестницы уже не было, а выход на башню – крепко забит досками. Вдоль этой стены в ряд стояли громоздкие тумбы, уставленные всевозможными пробирками, бутылками и банками с химикалиями, книгами и еще множеством непонятных предметов, нужных химикам для исследований. В стенах справа и слева было по три окна. Слева под центральным окном стоял старый диван, на котором валялись скомканные постельные принадлежности - очевидно мистер Уиндем иногда оставался на ночь в лаборатории. Однако простыни выглядели так, будто по ним потоптались, а подушка вообще была разодрана в клочья. Всю середину комнаты занимал огромный стол, заваленный остатками какого-то громоздкого прибора, а вокруг стола - несколько стульев, вот и вся обстановка.
Но в
се, что только возможно, было перевернуто, побито, изодрано: казалось, ужасный ураган или орда варваров пронеслись по комнате. Почти весь пол был залит кровью и вылившимися из опрокинутых емкостей химикалиями, которые издавали неприятнейший запах, а местами прожгли пол. 
Я поднял голову и увидел потолок, составлявший разительный контраст с хаосом, царящим в лаборатории. Вычурная лепнина плафонов обрамляла росписи, изображавшие охотничьи сценки, подобные сценам из гравюр Барлоу, а в центре висела огромная бронзовая люстра с хрустальными подвесками. Люстра предназначалась для свечей, и ее давно уже не зажигали. Пожалуй, именно эта роскошная люстра являла собой самое печальное напоминание о былой роскоши павильона. Как безжалостно и изощренно в своих вывертах время: некогда этот павильон служил для забав и шумных увеселений, теперь же стал прибежищем аскета и местом трагедии! 
Пока я осматривался, Холмс медленно обходил комнату. Он остановился у дивана,  долго рассматривал что-то рядом с ним, потом поднял осколок бутылки с этикеткой.
- Вы видели это?
- Да, видели, – ответил мистер Стауб, подойдя к Холмсу и пожимая плечами, – разбитая бутылка из-под виски. Очевидно, хозяин любил иногда приложиться, ничего удивительного при такой-то жизни.
- Вы думаете? – ответил ему Холмс и обратился ко мне. - Ватсон, заверните этот осколок, мы возьмем его с собой в Лондон, если сержант не возражает.
- Нет, конечно, забирайте, если вам нужно, – на лице полицейского отразилось откровенное недоумение. 
Лакей, сопровождавший нас, сбегал в большой дом и принес несколько бумажных пакетов, в один из них мы аккуратно завернули осколок.
Холмс продолжил свой осмотр, лицо его приобретало все более сосредоточенное и мрачное выражение. Кажется, дело оказалось более сложным, чем он предполагал вначале.
Он осмотрел внимательно тумбы, открыл все дверцы, выдвинул все ящики, вынув лупу, изучил пол рядом с ними. За его действиями с интересом и недоверием наблюдали сержант с констеблем. 
Когда с тумбами было покончено, Холмс подошел к большому столу. Его внимание привлек какой-то предмет, лежавший рядом с опрокинутым стулом, и он поднял его. Это оказался старинный пистолет.
- Дуэльный, именной, принадлежал Гарольду Уиндему, работы Роберта Вогдона, 1782 год. Отличное оружие, из него недавно стреляли. Откуда оно здесь? – спросил Холмс, ни к кому особо не обращаясь. 
- Если оно принадлежало предку мистера Уиндема, то ничего удивительного нет, - неуверенно предположил я. – Может, он его держал для защиты? 
-  Уотсон, это, конечно, отличное оружие для восемнадцатого века, но если нужен был пистолет для защиты, то сейчас есть множество приличных марок, вот хотя бы «Веблей» или ваш любимый армейский «Бэйкер Гэс-Сил». К тому же пистоль выглядит совсем новым, будто его изготовили только вчера.
- Ну, мистер Холмс, понимающие люди заботятся о своем оружии, особенно о таком… - под «таким» почтенный детектив, по всей видимости, понимал аристократичность дуэльного пистолета. 
- Скажите, мистер Стауб, а не давал ли в ваших краях в последнее время представления какой-нибудь цирк с хищными животными, например, тиграми?
- Что вы, мистер Холмс! Бродячие труппы обычно выступают с мая по сентябрь, сейчас, в ноябре, слишком холодно, да и из тех, что были в этом году, не было ни одной с хищными тварями, все больше акробаты, клоуны да уродцы. Почему вы спрашиваете?
- Да так, просто любопытно. Пойдемте, Ватсон, это место рассказало нам все, что могло! Благодарю вас, сержант, за помощь! – и мы удалились, оставив позади себя недоумевающих детектива и констебля.
Вернувшись в дом, мы нашли дворецкого, и Холмс немедленно атаковал слугу неожиданным вопросом: