Мысли

Ну а люди, живущие не только не ведая Бога, но и не пытаясь Его обрести, — эти люди считают се­бя столь мало достойными даже собственных своих за­бот, — что уж говорить о заботах со стороны окружа­ющих, — и надобно все милосердие презираемой ими христианской веры, дабы не оставлять их во власти овладевшего ими безумия. Напротив того, она вменяет нам в долг, во-первых, относиться к ним до последнего дня их жизни как к существам, способным приять всеозаряющий свет благодати, во-вторых, помнить, что, быть может, близок день, когда они преисполнятся веры более глубокой, нежели наша, а мы впадем в ослепление, подобное их нынешнему, и поэтому нам следует ока­зывать им такую помощь, какую хотели бы получить, окажись мы на их месте, и, наконец, эта вера требует от нас, чтобы мы неустанно просили этих людей сжа­литься над собой и хотя бы сделать попытку обрести душевное просветление. Пусть они уделят чтению этих страниц толику времени, которое столь бесцельно рас­точают на многое другое: как бы ни отвращало их по­добное занятие, они, может статься, найдут здесь хотя бы крупицу полезного и, уж во всяком случае, ничего не потеряют; ну а те, кто будет читать с открытой душой и подлинным желанием постичь истину, те, я надеюсь, увидят ее и склонятся перед неопровержимыми доводами нашего богодухновенного вероисповедания — доводами, которые я излагаю здесь, стараясь сохранить тот порядок...
336. Неужели не довольно того, что в некоем месте свершились чудеса и что Провидение осенило целый народ?
337. Упрекнуть Митона в том, что он и пальцем не пошевелит, когда к нему приблизится Господь.
338. Эти люди бессердечны; с ними никто не станет водить дружбу.
339. Бесчувственность, пренебрегающая всем, что важно для людей, бесчувственность, доведенная до пре­дела и пренебрегающая тем, что людям всего важнее.
340. Чувствительность человека к пустякам и бес­чувственность к самому важному — это ли не признак чудовищной извращенности!
341. Представьте себе, что перед вами скопище лю­дей в оковах, и все они приговорены к смерти, и каждый день кого-нибудь из них убивают на глазах у остальных, и все понимают — им уготована такая же участь, и глядят друг на друга, полные скорби и без проблеска надежды. Вот вам картина условий человеческого суще­ствования.
342. Человек, запертый в тюремной камере и еще не знающий, вынесен ли ему приговор, человек, у которого в запасе один-единственный час, чтобы, узнав, добиться его отмены — часа на это как раз хватит, — неужели же помянутый человек пойдет против собственного естества и, махнув рукой на выяснение, к чему же его все-таки приговорили, засядет за игру в пикет? Точно так же противно естеству, когда человек и т. д. — это знак неумолимо карающей десницы Господней.
Таким образом, доказательства бытия Божия не толь­ко в неутомимом рвении тех, кто ищет Господа, но и в ослеплении тех, кто искать не желает.
343. Fascinatio nugacitatis  [40]. — Чтобы страсть не погубила нас, будем вести себя так, словно нам от­пущена всего неделя жизни.
344. Если должно пожертвовать неделей жизни, зна­чит, следует пожертвовать и всей жизнью.
345. Родовые титулы всегда передаются по наслед­ству. Придет ли наследнику в голову сказать: “А уж не подложные ли они?” — и не проверить, так оно или не так?
346. Тюремная камера. — На мой взгляд, лучше не слишком углубляться в утверждения Копер­ника, но что касается этого вопроса!.. Вся наша жизнь зависит от решения — смертна человеческая душа или бессмертна.
347. Бесспорно, что человеческая нравственность це­ликом зависит от решения вопроса, бессмертна душа или нет. Меж тем философы, рассуждая о нравственности, просто его отметают: они ведут долгие споры лишь о том, чем занять отпущенные нам минуты.
Платон, чтобы расположить к христианскому веро­учению.
348. Мало чего стоят философы, обходящие вопрос о бессмертии души. Мало чего стоит та их дилемма, которую излагает Монтень.
349. От преисподней или царства небесного нас от­деляет только наша жизнь, а что на свете более хрупко, чем она!
350. Течение времени. — Как это страшно — чувствовать, что течение времени уносит все, чем мы обладаем!
351. До чего смехотворны наши попытки обрести опору в себе подобных!
Такие же горестно ничтожные, такие же бессильные, они не могут нам помочь; в смертный свой час человек всегда одинок. Значит, и жить ему надобно так, словно он один на свете; но станет ли он тогда возводить себе роскошные палаты и пр.? Нет, он сразу же начнет искать истину, а не пожелает — что ж, тем самым докажет, что людское мнение для него дороже поисков истины.
352. Возражение неверующих в Бога: “Но мы не видим ни проблеска света!”
353. Порядок с помощью обмена мне­ниями. — “Что мне делать? Кругом непроглядная тьма. Во что верить? В полное свое ничтожество? В свое богоподобие?”
“Все меняется, все следует одно за другим”. — “Вы ошибаетесь, существует...”
354. Безбожникам следует утверждать лишь то, что совершенно очевидно: но так ли уж очевидна матери­альность души?
355. Какая из составляющих нас частей способна ощущать удовольствие? Кисть руки? Или вся рука? Вся наша плоть? Или кровь? Из дальнейшего станет ясно, что удовольствие мы способны воспринимать лишь не­коей своей нематериальной частью.
356. Нематериальность души. — Филосо­фы, победившие свои страсти: на свете не существует материи, способной на такое свершение!
357. Безбожники. — Какие у них основания утверждать, будто воскреснуть из мертвых невозможно? Что более сложно — возникнуть или воскреснуть, обрести бытие тому, кого никогда не было, или тому, кто уже был? Разве не сложнее родиться, нежели возродиться? Рождение привычно, поэтому кажется чем-то совсем простым, возрождение непривычно, поэтому ка­жется совершенно невозможным, — обыденное суждение черни.
Почему девственница не может произвести на свет гребенка? Разве курице-несушке всегда нужен петух? Отличаются ли по внешнему виду яйца оплодотворенные от неоплодотворенных? И где сказано, что без петуха у курицы не может образоваться зародыш?
358. Какие резоны могут они привести в доказа­тельство невозможности воскресения из мертвых и непорочного зачатия? Сложнее ли воссоздать человека или животное, нежели создать заново? И если какой-то вид животных им вовсе не известен, как они могут утверж­дать, что эти животные не способны без спаривания производить на свет себе подобных?
359. Как мне отвратительно это тупейшее неверие в Евхаристию и т. д.! Если в Евангелии заключена истина, если Иисус Христос — Бог, о каких трудностях может идти речь?
360. Безбожие свидетельствует о силе ума, но в ограниченных пределах.
361. У безбожников должен быть очень мощный разум, ибо они кичатся, будто всегда следуют велению разума. Давайте-ка послушаем, что они вещают. “Разве же, — вещают они, — бессловесные твари умирают и живут иначе, нежели люди, а турки иначе, нежели хрис­тиане? У них, точно так же, как у нас, свои обряды, пророки, ученые мужи, святые, священнослужители и т.д.”. Но разве это противоречит Священному Писа­нию? Разве все это там уже не сказано?
Если вы не стремитесь познать истину, с вас и спроса нет. Но если вы всем сердцем жаждете ее постичь, одного желания мало, следует вникнуть в подробности. Его до­статочно, чтобы разобраться в каком-нибудь философском вопросе, но ведь тут речь идет о самом главном! Меж тем люди поразмышляют часок-другой, а затем предаются развлечениям и тому подобному. Давайте спросим у самой этой христианской веры, в чем причина непроницаемой для нас тьмы, — быть может, мы и получим ответ.
362. “Как же так? Да ведь вы сами утверждали, что небо и птицы — достаточное доказательство бытия Божия!” — Нет, не утверждал. — “И ваше вероуче­ние этого не утверждает?” — Нет. Хотя в подобном утверждении — глубокая истина, но только для тех не­многих, чьи души Господь озарил светом веры, а для большинства оно этой истины не содержит.