Римская история

11. «Пусть не покажется никому из вас удивительным, что я как будто внезапно изменил свои намерения и склоняюсь к миру как раз в то время, когда под знаменем вашей храбрости я дошел до самой родины варваров, когда совершен трудный подвиг продолжительного похода и в достаточном количестве доставлено продовольствие. 12. Пусть каждый из вас вдумается в свои обязанности и свои помыслы: он признает, что солдату всегда, даже при полной крепости сил, приходится думать лишь о себе самом и защищать только свою собственную жизнь; а полководец, верный своему долгу, обязан заботиться обо всех и, будучи поставлен стражем чужого благополучия, не может не понимать, что его личная безопасность полностью зависит от благополучия его людей. Поэтому его нравственный долг – неукоснительно пользоваться всем, что посылает благое Провидение, коль скоро данная мера  104представляется выгодной при данном положении дел. 13. Чтобы я мог вкратце объяснить и показать вам, почему я созвал вас всех сюда, мои верные боевые товарищи, выслушайте благосклонно то, что я расскажу с возможной краткостью. Истина всегда понятна и проста. 14. Цари и племена аламаннов в страхе перед нашей прославленной доблестью, о которой разрастающаяся все далее и далее молва донесла весть до жителей самых отдаленных окраин, с поникшими головами просят через послов, которых вы видите, о снисхождении к прошлому и о мире. Как человек, склонный принимать решения медленно, осторожный и советующий то, что полезно, я по разным соображениям полагаю, что следует им даровать мир, если на то будет ваше согласие, во-первых, чтобы избежать превратностей войны; во-вторых, чтобы из противников сделать их помощниками, как они то обещают; далее, чтобы, не проливая кровь, укротить те порывы их свирепости, которые столь часто бывают гибельны для наших провинций; и, наконец, принимая во внимание еще следующее: кроме той победы, когда, враг падает в бою, пораженный силою оружия и натиска противника, есть еще другая, много более безопасная, а именно: не позволяя раздаться бранному звуку трубы, заставить добровольно склониться под ярмо противника, который по опыту знает, что у нас нет недостатка ни в храбрости по отношению к нарушителям мира, ни в милосердии – по отношению к молящим о пощаде... 15. Одним словом, я ожидаю вашего решающего совета как миролюбивый государь, который полагает, что при удаче не следует превозноситься. Не трусости, но умеренности и человечности будет приписано, верьте мне, это зрело обдуманное решение». {50}
16. Как только он закончил свою речь, все, охотно склоняясь к тому, чего желал император, стали хвалить его решение и согласились на мир. Самым сильным мотивом было то, что по частым походам знали, что счастье было на стороне Констанция только в междоусобных войнах, а когда он предпринимал внешние войны, то обычно его постигали неудачи. После этого был заключен договор по международному обычаю, и когда это торжество было отпраздновано, император вернулся на зимние квартиры в Медиолан.  105
 
11.
1. Сбросив там бремя своих остальных забот, Констанций принялся обдумывать, как ему всеми средствами низвергнуть Цезаря; задача, представлявшая собою какой-то страшно запутанный узел. С близкими людьми он вел по ночам секретные совещания о том, как и каким образом осуществить это, прежде чем тот утвердится в своих дерзких замыслах насчет государственного переворота, и было решено заманить Галла ласковым письмом под предлогом важного и не терпящего отлагательств дела, чтобы, лишив его поддержки со стороны, погубить безо всяких затруднений. 2. Против этого плана возражали тесно сплотившиеся между собою льстецы; среди них был Арбецион, завзятый и страстный интриган, и Евсевий, тогдашний препозит царской спальни, любитель всяких каверз. Они выставляли в качестве предлога то, что оставление на Востоке Урзицина после устранения Цезаря явится серьезной опасностью, если не будет никого, кто бы мог оказать противодействие его далеко идущим замыслам. 3. К ним присоединились также евнухи, корыстолюбие которых в ту пору не знало никаких границ. На своей службе в непосредственной близости к императору они давали пищу подозрительности Констанция таинственными намеками на разные вымышленные преступления. Они старались тяжелыми обвинениями погубить этого храброго мужа (Урзицина), рассказывая, будто его взрослые уже сыновья, вызывавшие к себе всеобщие симпатии своей красотой и юностью, питают преступные замыслы, будто они щеголяют своими всесторонними знаниями в военном деле и намеренно выставляют на всеобщее обозрение в ежедневных воинских учениях свою силу и ловкость, будто Галл, свирепый от природы, был вовлечен через подставных людей в преступления с тем расчетом, чтобы, когда он по достоинству заслужит всеобщую ненависть, верховная власть могла перейти к детям магистра конницы.
4. Эти и тому подобные речи доходили до слуха Констанция, который был склонен внимать такого рода сплетням; после некоторого колебания между различными планами он избрал наконец {51} следующий, как наилучший. Прежде всего он отозвал к себе с большим почетом Урзицина под тем предлогом, будто неотложные обстоятельства требуют совместного с ним обсуждения вопроса о том, как усилить войска, чтобы сокрушить напор угрожавших войною парфянских народов  1065. А чтобы не вызвать каких-либо опасений со стороны Урзицина, был отправлен в качестве заместителя до его возвращения комит Проспер. После получения письма и разрешения воспользоваться государственной почтой, мы направились большими переездами в Медиолан. 6. Оставалось теперь, чтобы затем выехал по вызову и Цезарь. Во избежание возможности подозрений, Констанций в очень ласковом письме, наполненном множеством любезностей далеко не искренних, убеждал свою сестру, жену Галла, приехать наконец к нему, так как, мол, он очень хочет с ней повидаться. Хотя она и колебалась, опасаясь нередких у него проявлений жестокости, тем не менее в надежде, что ей удастся смягчить своего брата, отправилась в путь. Доехав до Вифинии, она умерла на станции Кен Галликанский от внезапного приступа сильной лихорадки. Супруг ее сознавал, что с ее смертью пала единственная его опора, и пребывал в нерешительности и тревожных мыслях о том, как ему поступить. 7. В этом затруднительном положении все сводилось у него к мысли об одном, что Констанций, относившийся ко всему по-своему, не примет извинения и не простит ему его провинностей, но с обычной своей жестокостью в отношении родственников, расставит ему втайне силки, и, если он даст себя поймать, то не миновать ему смертной казни. 8. Оказавшись в такой ситуации и предполагая возможность рокового исхода, если он сам не примет мер предосторожности, Галл начал помышлять провозгласить себя императором, если бы представилась такая возможность; однако он опасался предательства своих близких по двум причинам: они боялись его как кровожадного и легкомысленного человека и верили в счастливую звезду Констанция в междоусобных войнах. 9. Помимо пребывания в этих мучительных тревогах, он постоянно получал письма императора, в которых тот убеждал и просил его приехать к нему, косвенно давая понять, что государство не может и не должно быть разделено, но что каждый обязан по мере своих сил служить ему в трудных обстоятельствах настоящего времени, подразумевая под ними опустошение Галлии. 10. Он ссылался на не столь еще давний пример: Диоклетиану и его соправителю  107Цезари служили как помощники, не оставаясь на одном месте, но разъезжая туда и сюда, и однажды в Сирии облеченный в пурпур Галерий  108{52} целую тысячу шагов (милю) пешком шел впереди колесницы гневавшегося на него Августа. 11. После многих других посланцев прибыл трибун скутариев Скудилон, скрывавший под своим простоватым видом искусное умение уговаривать. Льстивой речью, перемешанной с серьезными аргументами, он один сумел склонить Галла к путешествию, принимая притворное выражение лица и неоднократно заверяя, что двоюродный брат страстно желает видеть Галла, что он по своей мягкости и милосердию простит, если тот в чем-либо по необдуманности провинился, сделает его участником своей верховной власти и, таким образом, Цезарь станет товарищем в трудах, которых требовали давние бедствия северных провинций. 12. И как бывает обыкновенно, что человек, на которого рок налагает свою руку, теряет ясность соображения и тупеет, так и Галл поддался на эту приманку, воспрянул надеждами, и, покинув в недобрый час Антиохию, попал по старой пословице, из огня да в полымя. Прибыв в Константинополь, он устроил колесничные состязания, как будто дела его были в наилучшем состоянии, и на голову одержавшего победу возницы Торакса собственноручно возложил венец. 13. Когда об этом узнал Констанций, гнев его не знал границ, и чтобы Галл, беспокоясь о будущем, не стал предпринимать чего-либо ради своего спасения, удалены были из городов, лежавших на его пути, все расквартированные там войска. 14. В то же самое время Тавр, отправлявшийся в звании квестора в Армению, вызывающе проехал мимо него, не поприветствовав его и не повидавшись с ним. Однако некоторые лица явились к нему по приказу императора под предлогом разных служебных дел; они должны были тайно сторожить его, чтобы он не имел свободы действий и не сделал попытки что-либо предпринять. Среди них были Леонтий, впоследствии префект Рима 109, откомандированный к нему в качестве квестора, Луциллиан  110под видом комита доместиков и трибун скутариев по имени Байнобавд. 15. Сделав несколько больших переездов по равнине, Галл прибыл в Адрианополь, город у гор Гема, называвшийся ранее Ускудама, и расположился там на двенадцатидневный отдых. Тут он узнал, что фиваидские легионы 111, зимовавшие в соседних городах, отправили к нему депутатов, которые имели поручение, давая свое поручательство, посоветовать ему остаться здесь и довериться значительным силам, расположенным на соседних стоянках. Но из-за неукоснительной близости своих приближенных, Галл не мог найти возможности тайком повидаться с ними и выслушать их предложение. 16. В письмах, следовавших одно за другим, император требовал его выезда, и он отправился далее на десяти повозках государственной почты, как было предписано, оставив всех придворных, за исключением немногих служителей спальни и стола, {53} взятых им с собою из Антиохии. Покрытый дорожной пылью, он был вынужден по настоянию многих спешить, то и дело проклиная свою опрометчивость, которая принизила его и подчинила власти самых последних слуг. 17. И ночной покой его тревожили видения тени убитых с Домицианом и Монцием впереди хватали его – как ему во сне казалось – и бросали на мучения фуриям. 18. Дело в том, что дух, освобождаясь от уз тела, остается бодрствующим во время сна и под воздействием дум и забот воспринимает ночные видения, которые мы (греки) называем фантазиями.