Кладезь бездны
Абид прослезился и почувствовал себя оборванцем. Страшно сказать, что он смог бы сделать на сорок дирхам в месяц! Но о счастье попасть в Мутахаррик тулайа бедуинскому юноше вроде него и мечтать не приходилось.
Обернувшись к маджлису красавиц, Абид снова ахнул: пока он боролся с верблюдом, на коврах расцвело новое диво!
Нет, конечно, он слышал рассказы про женщин Сумерек: они не прикрывают лица, говорили старые шейхи, и носят мужскую одежду, когда сражаются. Непокрытые волосы – золото, кожа – как белое молоко лучшей верблюдицы. Груди их – холмы песка, а бедра подобны харранским таблицам. Вошедший к сумеречнице уже не посмотрит на смертных женщин: соитие с ними до того сладостно, что мужчина забывает имя матери. Рассказывали, что у прапрадеда Абида среди жен была одна сумеречная. Впрочем, про того же прапрадеда рассказывали, что он поймал в песках джиннию, и какую джиннию – гулу, и тоже взял в жены. А поскольку у пращура от смертных жен родилось тридцать сыновей, а от волшебных – ни одного, похоже, вкуса к обычным женщинам лаонка ему не перебила.
Но, видно, сейчас на берег высадились сумеречницы иной породы: они тоже не носили головного платка и распускали волосы до пят, но кудри их были черны, как ночь. Длинные одежды слепили глаза яркостью, а рукава свисали чуть ли не до земли.
А из-за широких поясов торчали рукояти мечей. Один справа, другой слева. Похоже, эти сумеречницы тоже умели сражаться как мужчины.
Главная из них – женщину устраивали и усаживали дольше всех, расправляя рукава и подсовывая подушки, – села рядом с госпожой всех красавиц.
Абиду приходилось уже слышать, что для эмира верующих приобретена девушка умопомрачающей красоты, образованности и обходительности, и теперь он не сомневался, что на ковре в окружении невольниц сидит сама госпожа Хинд. Впрочем, госпожа не сидела, а вовсе даже и полулежала, опираясь на локоть, а над ней колыхались опахала из страусовых перьев.
От сладостного созерцания Абида отвлек острый укол между лопаток. От неожиданности и страха юноша упал носом в землю.
Растянувшись мордой в ползучую травку, он услышал над собой нечеловеческий голос:
– Кто ты такой и что здесь делаешь?
Абид закрыл и открыл глаза. По стебельку между мелкими зелеными листочками ползла божья коровка.
– Отвечай! – рявкнул сумеречник.
Медленно оглянувшись, Абид увидел за спиной ноги гнедого коня. Сине-красные кисти нагрудника колыхались как бахрома дорогого ковра.
– Можно, я встану, о господин? – осторожно поинтересовался юноша.
– Отвечай, – подозрительно тихо сказал сумеречник.
В спину опять уткнулось что-то острое и очень железное. Наконечник копья.
Божья коровка раскрыла красные в крапинку крылышки и зигзагом поднялась в воздух. С носа Абида капнул пот.
– Я… я из погонщиков верблюдов, о господин…
– Какого ты племени?
Вот так так. Какое бы назвать…
– Куда’а, господин.
Острие отошло от очень чувствительного места между лопаток. Завязавшиеся от страха кишки не желали развязываться.
Из-за спины страшно хихикнуло:
– Врешь, сволочь. При этих верблюдах состоят бану харб.
Точка между лопаток вспыхнула, и заледеневший Абид понял – сумеречник заносит копье.
– Ааааааааа! Помогите-ееееее! Я ни в чем не винова-аааааат!..
Голося, он поднырнул под брюхо верблюда и припустил к женщинам:
– Помоги-ииииите! Я правоверный! Помоги-ииите!..
Сзади глухо застучали копыта принявшей в галоп лошади. Абид бежал во все лопатки, а между лопаток леденело и чесалось.
– Помогии-ииите!
В глаза лил пот, за спиной грохотало, храпело и звенело мундштуком. Запнувшись о длинный стебель, Абид упал. Его тут же засыпало пылью и комками земли – коняга взрывала копытами траву и песок.
– Что происходит? – резко крикнули из спасительного далека.
Крикнули на родном человеческом языке.
– Карматский шпион! – отозвалась гулкая бронза сумеречного голоса.
– Я не… я не он… – Абид перевернулся на спину и теперь жалко отползал на локтях по рытвинам и мелким каменьям.
Коняга храпела, качались кисти на нагруднике, качалась длинная красная кисть под длинным блестящим стальным жалом. Копье целило ему прямо между глаз.
– Я не шпион… не шпион…
– Встань и подойди сюда, о юноша! – мягко пропел женский голос.
– Да, госпожа, да, о милостивая госпожа… – чуть не плача, Абид смотрел на острое страшное жало.
– Акио! Убери копье!
Копье тут же вскинули, лошадь крутанулась боком и потопала вперед. Абид не решился поднять глаза выше стремени.
– Подойди же, о юноша! – снова пропел медовый голос.
Отряхиваясь и все еще трясясь, Абид подошел. Закрываясь краями платков, звеня монистами, девушки хихикали и стреляли густо подведенными глазами.
– Сюда, прямо ко мне иди, – вновь прозвучало из сердца наслаждения и рая красавиц.
Опустив глаза, Абид видел только края ковров и свои запыленные сандалии.
У края Ее ковра он упал на колени и уткнулся носом в толстый теплый ворс.
– Кто же ты, о юноша? И зачем прятался среди верблюдов?
В плечо попало чем-то твердым. Твердое отскочило и покатилось по земле. Слива.
– Подними голову, о юноша! – засмеялись со всех сторон.
С головы до ног Ее окутывал роскошный хиджаб цвета рассветных дюн. Длинные пальцы с красными ногтями поигрывали золотым шнурком. Массивные перстни казались слишком грубыми для смуглой тонкой ручки.
Абид сглотнул слюну:
– Мое имя – Абид ибн Абдаллах. Я из племени бану таглиб.
– Что делает один из бану таглиб в походе на карматов? – искренне удивилась Она – даже пальчики замерли и прекратили накручивать шнурок.
– Я… я хочу славы в бою, – твердо сказал Абид и поднял взгляд.
И задохнулся.
– О владычица красавиц… – тихо пробормотал он первую пришедшую на ум глупость.
А Она лишь слабо улыбнулась. И стыдливым жестом прикрыла лицо золотистым химаром. Похищающая сердце родинка над уголком рта скрылась под краем платка. Невесомая ткань рукава упала вниз, открывая точеное запястье с нежными выступами косточек.
Абид сглотнул и опустил глаза.
– Тебя не взяли в поход, а ты не смог стерпеть такого унижения? Не правда ли, о юноша? – Он готов был поклясться, что полные розовые губы под платком улыбаются.
– Да, моя госпожа… – прошептал Абид, теряя голос.
– Хочешь остаться при мне? У нас говорят: «Упорному и стена не препона». Я это проверила на себе, о юноша…
Вокруг зазвенели браслеты, зазмеились шепотки.
– Госпожа?.. Одобрит ли эмир верующих?.. – мягко шепнул кто-то еще.
– Мне нужен кто-то быстрый и смышленый, способный скакать верхом, бегать с поручениями, сражаться и выходить из лагеря куда угодно, о Шаадийа! – строго одернули этого кого-то. – Ни один из наших евнухов для этого не подходит!
– Но…
– Он останется при мне!
И ручка отшвырнула шнурок ломаным, отчаянным жестом.
– Но…
– Хороший мальчик.
От звука этого голоса Абид едва не перекинулся обратно лицом в траву: заговорила сумеречница.
– Мальчик не лжет. Да и не такой уж он дурачок, если приглядеться. Верный слуга нечасто встречается – и еще реже остается верным. А у этого мальчика есть множество оснований быть верным госпоже Хинд…
Смех сумеречниц походил на звон колокольчиков над входом в пещеру со статуей Богини. Страшно, и ветер свистит в камнях. И солнце садится, обдавая холодом…
– К тому же, – продолжила главная сумеречница, – находясь при нас, мальчик вряд ли сумеет найти глупую и бесполезную смерть, которую ему так неймется повстречать.
По спине бегали холодные, холодные мурашки. Статуя в пещере белела, как отскобленные непогодой кости. Ветер мертвой пустыни бренчал колокольчиками.
Но тут снова заговорила Она, и весь лед, и иней, и морозная ночь улетучились:
– Дайте ему новую одежду и коня. Иди, о Абид, и приведи себя в порядок.
Пока он лобызал край Ее ковра, в небе трубили и кричали, как птицы, ангелы.