Дон Кихот. Часть первая
Мигель де Сервантес Сааведра
«Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»
О СЕРВАНТЕСЕ
СЕРВАНТЕС(1547—1616)Тысяча шестьсот пятый год был исключительно счастливым для культуры Испании. Ни в политическом, ни в экономическом отношении новый год не отличался от ряда предшествовавших ему годов и не сулил ничего особенно счастливого испанскому народу. Правда, империя Карла V, где «солнце никогда не закатывалось», по-прежнему была мировой державой, но все сильнее разъедал ее изнутри устрашающий по своим размерам экономический кризис, все последствия которого Испании довелось оценить в следующем столетии. В 1605 году Испания вела с переменным успехом войну на море и на суше, стремясь во что бы то ни стало сохранить и по возможности расширить свои и без того необъятные владения в Европе, в Америке, в Азии и Африке, где в результате присоединения Португалии к Испании отошли по договору 1581 года все португальские колонии.
Первые годы нового столетия и царствования Филиппа III (сына и наследника Филиппа II, умершего в 1598 году) прошли под знаком кровавых побед Амбросьо Спинолы над восставшими против испанского деспотизма жителями Фландрии и военных успехов в Германии. На океанах шла в ряде случаев успешная для Испании борьба за власть в колониях с главными ее соперницами — Англией, Францией и Голландией. Но ни одно из этих событий не могло сравниться по важности последствий с событием, на первый взгляд весьма скромным и незначительным. В начале января 1605 года в мадридских книжных лавках появился роман писателя, скорее пользовавшегося известностью за свои страдания в алжирском плену, чем литературной славой, человека уже пожилого, к тому же инвалида. Именно этот роман — мы имеем в виду; «Хитроумного идальго Дон Кихота Ламанчского» — был той книгой, с которой, по замечательному выражению В. Г. Белинского, «началась новая эра искусства нашего, новейшего искусства» [1]. С момента появления книги прошло более трех с половиной столетий. Давно отгремели битвы того времени, участником или свидетелем которых был великий испанец, сошли в могилу короли, полководцы и политики, а роман Сервантеса, как и все остальное его творчество, продолжает жить своей полнокровной жизнью, несмотря на все попытки врагов передового человечества очернить его, свести на нет его огромную прогрессивную силу. А. М. Горький сказал об этом романе, что он принадлежит к числу тех произведений, которые предстают перед нами как «изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего» [2].
Кем же был гениальный творец бессмертной «повести о костлявом, тощем, взбалмошном сыне, полном самых неожиданных мыслей, доселе никому не приходивших в голову», а также замечательных по богатству мыслей и чувств «Назидательных новелл», живых и остроумных «Интермедий», пастушеского романа «Галатея» и фантастической «Северной истории» — «Странствий Персилеса и Сихизмунды», а также исполненной патриотического пафоса трагедии «Нумансия», ряда стихотворных комедий, поэмы «Путешествие на Парнас» и многих стихотворений? Из каких элементов складывалась его творческая культура? Как родились в нем те «изумительно обработанные в образе и слове сгустки мысли, чувства, крови и горьких жгучих слез мира сего», о которых говорит А. М. Горький?
Эпоха, в которую жил Сервантес, была исключительно бурной. Великий писатель прожил шестьдесят восемь лет. Он помнил последние годы царствования Карла V, был свидетелем и непосредственным участником событий царствования Филиппа И и первых восемнадцати лет правления Филиппа III В истории Испании эта эпоха была ознаменована постепенной утратой мирового господства. Филипп III, наследовав своему отцу, еще владел территорией, составлявшей одну пятую часть мира, с населением в шестьдесят миллионов человек. Однако эта колоссальная монархия была колоссом на глиняных ногах. Государства, неизмеримо меньшие по своим размерам — Англия, Франция, Голландия,— не только удачно отражали нападения Испании, но и вели против нее наступательные войны. С другой стороны, XVI столетие было тем временем, когда в Испании освободились народные силы, в течение ряда веков уходившие на так называемую «реконкисту» — отвоевание страны у мавров, и это привело страну к пышному, хотя и кратковременному расцвету.
В области искусства эта эпоха была ознаменована появлением в Испании плеяды замечательных писателей, художников, ученых. Недаром вторую Головину XVI века и XVII век, когда жили и творили Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, Тирсо де Молина, Кеведо, Гонгора, Греко, Веласкес, Мурильо,— мы вспоминаем здесь только самые громкие имена,—принято называть «Золотым веком». И действительно, этот век был для испанской культуры «золотым», несмотря на все ужасы инквизиции и деспотизм властей.
Но высвобождение могучих народных сил, давшее ослепительную по яркости вспышку, было сравнительно недолгим; вскоре наступил катастрофический спад. «Это было время,— говорит К. Маркс,— когда Васко Нуньес Бальбоа водрузил знамя Кастилии на берегах Дарьена, Кортес — в Мексике, Писарро — в Перу; это было время, когда влияние Испании безраздельно господствовало в Европе, когда пылкое воображение иберийцев ослепляли блестящие видения Эльдорадо, рыцарских подвигов и всемирной монархии». Но одновременно с этим «в Испании аристократия приходила в упадок, не потеряв своих самых вредных привилегий, а города утратили свою средневековую мощь, не получив современного значения... Таким образом, абсолютная монархия в Испании, имеющая лишь чисто внешнее сходство с абсолютными монархиями Европы, вообще дрлж-на быть приравнена к азиатским формам правления. Испания, подобно Турции, осталась скоплением дурно управляемых республик с номинальным сувереном во главе» [3]. Всемирная испанская монархия с ее владениями на севере в Нидерландах, на юге на побережье Африки, на востоке в Италии, с ее необъятными и сказочными по своему богатству рудниками за океаном в Сакатекасе, Гуанаксуато и Потоси в конечном итоге была обречена на гибель. Бредовая мечта о создании испанской мировой монархии, способной утвердиться навсегда или, по крайней мере, на длительное время, уже в конце XVI века сама опровергла себя. Однако действия, направленные на создание этой мировой монархии, не только истощили народные силы, но и вконец их подорвали. Непрерывный приток благородных металлов, золота и особенно серебра из американских колоний привел к обесцениванию денег и к забросу рудников, имевшихся в самой Испании, к утрате интереса к занятию ремеслами и такими важными отраслями средневековой промышленности, как выработка шерстяных и шелковых тканей. В застой и упадок пришли земледелие и скотоводство. Изгнание из страны евреев и потомков мавров — морисков, составлявших, бесспорно, один из наиболее трудолюбивых элементов населения, усилило катастрофическое обнищание и обезлюдение страны. Этому же способствовала в огромной степени великодержавная политика Карла V и Филиппа II. Мировая монархия с ее бесконечными войнами требовала постоянного притока новых контингентов в армию и флот и увеличения налогов, заменивших собою прежние феодальные повинности; сбор налогов привел к появлению в государственном аппарате хищных чиновников, напоминавших своей прожорливостью саранчу. Разорение и обнищание в первую очередь коснулись тех двух сословных групп населения, которые были главной силой при отвоевании страны у мавров,—крестьян и дворянства. Последнее с утратой своих земель и своего влияния выродилось в класс безземельных «идальго», уступив свое место быстро возникшему придворному дворянству с его королевскими любимцами, фаворитами, людьми, в большинстве своем случайно оказавшимися у власти и думавшими главным образом о своем личном обогащении. Золото, серебро и другие ценные металлы, поступавшие из колоний, шли на ведение дорогостоящих войн, на содержание огромного чиновничьего аппарата и обогащали короля и его приближенных. Все это привело к крайнему обнищанию большей части населения, численность которого к концу XVI столетия снизилась на два миллиона человек (вместо прежних десяти — восемь).
1
В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. XIII, стр. 3.
2
М. Горький, Беседы о ремесле, Гослитиздат, М. 1952, стр. 515.
3
К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 10, стр. 431.