Шерлок Холмс в Тибете

– Но это не обычная пиявка и даже не садовая ее разновидность, – с убийственной серьезностью в голосе пояснил Холмс. – Это гигантская красная пиявка [29], обитающая в Нижних Гималаях, или Hirudenia Himalayaca Giganticus, род Haemadipsa. Возблагодарим же судьбу за то, что места обитания этой твари ограничены небольшим районом Каладхунги в Западных Гималаях. Только лишь потому, что она так редко встречается, мы не наслышаны о ее заслуженной репутации беспощадного убийцы. Вы, должно быть, знаете, что в слюне обыкновенной пиявки содержатся не только химические вещества, которые обезболивают место укуса, но и антикоагулянт гирудин, используемый в медицине в связи с его свойством препятствовать свертыванию крови. Сегодня утром в библиотеке Музея естественной истории я прочел, что гигантская красная пиявка не только значительно превосходит обыкновенную пиявку – любую из трех сотен известных науке разновидностей – по размеру, но что концентрация этих веществ в ее слюне во много тысяч раз превышает их концентрацию в слюне обыкновенной пиявки.
– Ничего удивительного, что у бедняги было такое сильное кровотечение, – проговорил я в благоговейном страхе.
– Но это еще не все, – мрачно продолжил Холмс, проглядывая свои заметки. – В слюне гигантской пиявки содержатся еще два сложных химических вещества. Одно из них вызывает аллергическую реакцию, в результате которой ткани организма начинают вырабатывать гистамин – аминосодержащее вещество, производное от гистидина, расширяющего кровеносные сосуды и поры кожи. Другое порождает обширную судорожную тахикардию, при которой сердце начинает биться с необыкновенно высокой частотой – от двухсот пятидесяти до трехсот ударов в минуту, и сердцебиение не успокаивается в течение изрядного промежутка времени. Поэтому, как только слюна попадает в кровеносную систему, мы получаем тройной эффект: бешено колотящееся сердце изо всех сил гонит разжиженную кровь из тела через расширенные поры кожи.
– Господи, – с содроганием произнес Стрикленд, – но как она его укусила?
– Она вспрыгнула к нему на шею, когда он наклонился, чтобы поправить покрывало на кровати.
– Тогда понятно, откуда у него отметины на шее.
– Именно так. У этой пиявки три челюсти с острыми зубами – они-то и оставляют характерную ранку в форме трилистника, которую я вам недавно нарисовал. Челюстями и присоской пиявка цепко ухватывается за плоть. Видимо, несчастному удалось оторвать эту тварь от шеи только после того, как он в панике выбежал в коридор. Тогда же началось кровотечение. Затем он, возможно, бросил пиявку на пол и растоптал. Хари, вы, должно быть, помните «кусок резины», который я обнаружил вчера в коридоре. Но, увы, смертоносная слюна пиявки уже попала в кровь бедняги, и с этого момента ничто не могло воспрепятствовать дальнейшему развитию событий. В крови было столько антикоагулянта, что даже когда она пролилась на пол и оставалась под воздействием воздуха не менее часа, она еще не начала подсыхать.
– Мистер Холмс, а ведь вы подметили это вчера, когда мы осмотрели комнату и спускались вниз! – воскликнул я, припоминая вчерашние события.
Но Шерлок Холмс уже взбирался на стол, предварительно подтащив его к кровати. Он дотянулся до лампы и, аккуратно взяв ее носовым платком, отстегнул от цепочки, посредством которой лампа крепилась к потолку. После этого он с легкостью спрыгнул на пол и поставил на стол слона.
– Так-так… До чего остроумно. Уникальнейшее и опаснейшее оружие, – произнес он, пристально разглядывая слона. – И при этом столь изысканное произведение искусства. Обратите внимание, как жар от лампы, расположенной вот в этой коробочке в форме балдахина…
– Она называется ховдах, сэр, – поправил его я.
– Благодарю, – отрывисто ответил он, – …как жар от лампы, встроенной в ховдах, передается к животу слона по медным проволочкам. Лампа медленно растапливает сургуч, удерживающий вот этот люк в животе слона, а через некоторое время, в зависимости от количества сургуча, люк распахивается и пиявка выпадает наружу. Прошлой ночью я проводил эксперименты с люком и обнаружил, что, коль скоро лампа зажжена, он может оставаться закрытым не дольше двух часов. Поэтому у меня были все основания полагать, что подготовка к злодеянию не начнется раньше вечера. Тем не менее, чтобы подстраховаться, я попросил вас, Стрикленд, затаиться в моей комнате до заката. Встретившись в холле с мистером Карвальо, я сообщил ему, что намереваюсь лечь пораньше, сразу после ужина. Так что у нашего друга была возможность точно рассчитать свои шаги, а я тем временем перекусил и не преминул прихватить с собой из ресторана полную солонку.
– Но почему же вчера случилась осечка, мистер Холмс? – спросил я.
– Наш друг был перевозбужден, – Холмс повернулся к портье, который съежился от страха в углу комнаты, – и слишком сильно разогрел сургуч, когда приклеивал его к люку. В результате часть сургуча вытекла на покрывало, пломба утончилась, и люк открылся раньше времени. Однако не слишком ли много вины я взваливаю на вас, мистер Карвальо? В конце концов, поручение было такое, что хуже не придумаешь. Удивительно, что вы, при всем вашем малодушии, вообще за него взялись. Согласитесь, нужно превзойти в смелости самого себя, чтобы прикоснуться к этой твари хотя бы единожды, – но дважды! Это уже выходит за пределы всякого чувства долга. Или причиной послужило то, что ваш хозяин не терпит неудач? Он ведь суров, не так ли? Трудно представить себе более неумолимого человека, чем тот негодяй, которому вы имеете несчастье служить. Что за обет связывает вас с ним?
– Не скажу. – Мерзавец спрятал лицо в руках. – Слишком поздно, – всхлипнул он.
Через некоторое время он вновь взглянул на нас и попытался взять себя в руки. Глубоко вздохнув, он заговорил, и нотки безнадежного неповиновения придали его голосу некоторую страстность:
– Нет, джентльмены, я не скажу. Какая бы судьба ни ждала меня, она все равно будет мягче, чем те страдания, которые мне придется перенести, если я предам хозяина.
– Вы полагаете? – сурово спросил Стрикленд, защелкивая на нем наручники. – Так вот, дружище, позвольте уведомить вас, что если я и могу хоть что-то вам обещать в связи с этим делом, то только самую высокую виселицу в Бомбейском округе. – Он повернулся ко мне: – Хари, будь любезен, позвони в колокольчик.
Через некоторое время в комнату вошел инспектор Маклауд в сопровождении двух констеблей. Стрикленд дал им указания, и они увели несчастного узника прочь.
– Вот она, сила страха, – серьезно произнес Холмс, усаживаясь в кресло. – Мне не следовало ее недооценивать. Посмотрите, даже столь жалкий негодяй, как наш португалец, смог собраться с силами и оказать нам открытое сопротивление – а все потому, что над ним нависла угроза возмездия Мориарти.
– Но он же мертв, – возразил я. – Вы сказали, что…
– Человек мертв, – поправил меня Холмс, – но дело его живет. Профессор может лежать на дне Рейхенбахского водопада, однако его милейшее общество до сих пор властно и вознаграждать, и, что несравненно важнее в нашем случае, карать тех, кто ведет себя по отношению к нему предательски. Здесь, в Индии, необъятной преступной империей правит закадычный друг Мориарти. Именно этот человек унаследовал его темную мантию. Именно он сейчас охотится на меня.
– Назовите мне его имя, мистер Холмс, – сказал Стрикленд, – и в скором времени он у меня окажется за решеткой.
– Ваши усилия, Стрикленд, весьма похвальны. Однако боюсь, что действовать напролом не имеет смысла. Полковник Себастьян Моран – один из самых хитрых и опасных противников. Сейчас сеть в наших руках до того непрочна, что мы просто не сможем удержать столь крупного зверя.
– Но какого черта! – воскликнул Стрикленд. – Этот человек – честный солдат.
Холмс обреченно всплеснул руками.
– Да, наша сеть поистине непрочна, если даже представитель закона не способен распознать главного своего врага.