Собака Баскервилей (сборник)
Перегородки между помещениями, в которых содержались заключенные, были не толстые дубовые, как обычно на каторжных судах, а тонкие и непрочные. Меня посадили рядом с кормой. Соседом моим оказался один человек, которого я приметил, когда нас вели по причалу. Это был молодой парень, еще безусый, с длинным тонким носом и квадратной челюстью. Держался он развязно, заходил на каторжное судно так, словно отправлялся в морской круиз, но самое главное, он был необычайно высокого роста. Не думаю, что кто-то из нас доставал ему до плеча. Наверняка он был не ниже шести с половиной футов. Среди унылых, изможденных физиономий странно было видеть его энергичное лицо и уверенный взгляд. Для меня это было все равно что разглядеть далекий свет в окнах дома во время пурги. Поэтому-то я так обрадовался, когда оказалось, что нас поместили рядом. Еще больше я обрадовался, когда однажды ночью услышал его голос и понял, что он сумел проделать отверстие в перегородке, которая разделяла нас.
– Здорово, приятель! – прошептал он. – Тебя как зовут, ты за что здесь?
Я ответил и в свою очередь спросил, кто он.
– Меня зовут Джек Прендергаст, – сказал он. – И Богом клянусь, ты не пожалеешь, что познакомился со мной.
Я вспомнил его имя, потому что незадолго до моего ареста дело Прендергаста гремело по всей Англии. Этот очень одаренный молодой человек из приличной семьи был удивительно порочен, все таланты свои он направлял на изобретение разнообразных схем мошенничества и афер. Ему удавалось обманным путем залазить в кошельки самых богатых лондонских купцов.
– Ха! Ты наверняка обо мне слышал, – гордо сказал он.
– Да уж, о твоем деле много говорили.
– Тогда, может быть, ты помнишь, из-за чего разгорелся сыр-бор?
– Из-за чего?
– Всего я умыкнул почти четверть миллиона, да?
– Да, так писали в газетах.
– Но денег так и не нашли, помнишь?
– Да.
– Хорошо, и как ты думаешь, где сейчас эти денежки?
– Понятия не имею, – сказал я.
– У меня! – Он чуть не сорвался на крик. – Господи боже, да у меня больше фунтов, чем у тебя волос на голове. А если у тебя есть деньги, сынок, и ты умеешь с ними обращаться, ты можешь добиться всего, чего пожелаешь. А как ты думаешь, такой человек, как я, станет сидеть сложа руки в этом вонючем, изъеденном жуками, полном крыс старом китайском гробу? Нет, дружище, такой человек в состоянии позаботиться и о себе, и о своих друзьях. Уж можешь не сомневаться. Держись за него, приятель, и он тебя вытащит.
Такая у него была манера выражаться. Сначала я подумал, что эти слова не значат ничего конкретного, но потом Прендергаст, всячески проверив меня и заставив дать клятву молчать, рассказал, что у него действительно есть план подкупить команду. Двенадцать заключенных договорились об этом еще на суше. Прендергаст был вожаком, именно его деньги должны были решить все.
– Есть у меня один друг, – сказал он, – превосходный парень, надежный как кольт. Он сейчас на судне. Как ты думаешь, кто это? Это капеллан! Он явился на корабль в черной сутане, все документы у него в полном порядке, а денег при нем столько, что можно купить все это корыто с потрохами. Весь экипаж уже его. Он купил всю команду оптом еще до того, как они нанялись на эту посудину. Кроме того, он заплатил двум надзирателям и Мееру, второму помощнику капитана. Он бы и самого капитана купил в придачу, если бы посчитал, что в этом есть необходимость.
– И что нам нужно будет делать? – спросил я.
– А ты не понимаешь? – сказал Прендергаст. – Пустим кровь солдатам.
– Но они же вооружены!
– Мы тоже, сынок. У нас для каждого найдется по паре пистолетов, так что, если, имея на своей стороне команду, мы не сможем захватить это суденышко, всем нам место не на каторге, а в пансионе для девочек. Сегодня поговори с соседом с левой стороны, узнай, можно ли ему доверять.
Я сделал то, что он просил, и выяснил, что мой второй сосед – парень, так же, как и я, попавшийся на подлоге. Звали его Эванс. Потом он, правда, тоже сменил имя, и сейчас это очень богатый человек, живет на юге Англии. Долго уговаривать его присоединиться к заговору не пришлось, потому что, как ни крути, это был наш единственный шанс на спасение. Еще до того, как мы пересекли залив, из тридцати восьми заключенных остались только двое, кто не был посвящен в тайну. Один оказался слабоумным, поэтому мы решили, что лучше с ним не связываться, второй болел желтухой, поэтому для наших целей был непригоден.
С самого начала стало ясно, что ничто не сможет помешать нам завладеть судном. Команда состояла из отъявленных головорезов, специально подобранных для этой работенки. Мнимый капеллан, который не расставался с большой черной сумкой, якобы набитой богословскими книжками, так часто наведывался к заключенным, что уже на третий день у каждого под койкой имелись напильник, фунт пороху, пара пистолетов и двадцать зарядов к ним. Двое охранников были в сговоре с Прендергастом, второй помощник капитана был его правой рукой. Таким образом, капитан, двое его помощников, два надзирателя, лейтенант Мартин, восемнадцать солдат и доктор – вот и все, кто нам противостоял. Даже несмотря на то, что силы были явно не равны, мы все же решили не пренебрегать осторожностью и начать бунт ночью. Однако все произошло раньше, чем мы ожидали, и вот как это было.
Однажды вечером, на третью неделю плавания, доктор спустился к камерам, чтобы осмотреть одного заключенного. Случайно положив руку на его койку, доктор нащупал пистолеты. Если бы он повел себя тихо и не подал вида, что что-то заметил, весь наш план мог сорваться. Но доктор был нервным парнем. Он вскрикнул и так побледнел, что заключенный сразу понял, что происходит, вскочил, повалил его на койку, связал и сунул в рот кляп. Потом он открыл дверь на палубу и все мы разом побежали наверх. Двое охранников были застрелены, капрал, прибежавший на шум, тоже. У каюты стояли двое солдат, но их мушкеты, похоже, не были заряжены, потому что стрелять по нам они даже не пытались. Их тоже застрелили, пока они прилаживали штыки. Потом мы бросились к каюте капитана, но, как только подбежали к двери, внутри раздался выстрел. Выломав дверь, мы увидели капитана. Он лежал на столе, и мозги его были разбрызганы по карте Атлантики. Рядом, держа дымящийся пистолет на локте, стоял капеллан. Обоих помощников капитана захватила команда. Похоже, дело было сделано.
Каюта капитана находилась рядом с кают-компанией, мы набились туда, стали рассаживаться на диваны. Стоял страшный шум, потому что все возбужденно кричали, упиваясь ощущением свободы. Вдоль стен стояли рундуки. Вилсон, лжекапеллан, вытащил один из них на середину и раскрыл. Оказалось, что внутри хранятся бутылки с хересом. Мы стали отбивать бутылкам горлышки, выливать их содержимое в кружки и отправлять его в рот, как вдруг, совершенно неожиданно, прямо у нас над головами громыхнул мушкетный залп. В комнате стало так дымно, что никто ничего не мог разглядеть. Когда дым рассеялся, я увидел, что Вилсон и еще восемь человек лежат вповалку на полу. Стол был весь залит кровью вперемешку с хересом. Даже сейчас, когда я вспоминаю эту картину, мне становится дурно. При виде того, что сталось с нашими друзьями, нас охватила такая паника, что, как мне кажется, все уже готовы были сдаться, если бы не Прендергаст. Он заревел как бык и бросился к двери, остатки его отряда устремились за ним. Мы выбежали на палубу. На корме стояли десять солдат во главе с лейтенантом. Люки в кают-компанию были приоткрыты, через них они и выстрелили в нас. Прежде чем солдаты успели перезарядить свои мушкеты, мы набросились на них. Отбивались они отчаянно, но у нас было численное превосходство, и уже через пять минут все было кончено. Боже мой! Видело ли море когда-нибудь такую бойню?! Прендергаст, как разъяренный демон, подымал солдат словно маленьких детей и швырял за борт, не обращая внимания на то, жив человек или уже убит. Был там один сержант, который, несмотря на страшную рану, держался на воде удивительно долго, пока кто-то из жалости не прострелил ему голову. Когда драка была закончена, на борту из наших врагов оставались только надзиратели, помощники капитана и доктор.