Товарищ маузер (ил. А.Иткина)

Лип Тулиан втащил управляющего в комнату перед хранилищем. Робис запер бронированную дверь. До этого момента все развивалось по плану. Но внезапно возникло неожиданное препятствие — охранник отказался назвать шифр замка денежного хранилища.
— Не скажешь — башку размозжу! — пригрозил ему Лип Тулиан.
— Можете меня убить, — сказал охранник, стараясь вырваться из цепких рук Парабеллума, — я не скажу!
— Дурак! — укорял его Парабеллум. — Не твои же деньги, буржуйские!
— Все одно. Мне доверены!
— Мы не бандиты, а революционеры, — попробовала уговорить его Дина.
Охранник не поддался.
— Я порядочный человек, — твердил он, — и выполняю свой долг!
— Ты честный малый! — заговорил управляющий, у которого изо рта вынули кляп. — Мы тебя наградим!
Теперь Робис знал, как действовать. Он приложил дуло револьвера к виску управляющего.
— Если хочешь жить, — пригрозил он, — прикажи охраннику открыть сейф! Считаю до трех. Раз…
— Скажи им шифр! — выдавил из себя управляющий.
— Господин управляющий, тогда вы и отвечайте за всё!
— Два…
— Боже праведный, я, я отвечаю! Я отвечаю, только скорее! — Управляющий трясся, как овечий хвост.
— Ладно, тогда я это сделаю, — наконец решился охранник, — но, пока я буду набирать шифр, вы не смейте смотреть!
Парабеллум расстегнул свой широкий сюртук и достал обернутые вокруг талии мешки. Дверь хранилища открылась. Боевики увидели на полках пачки сложенных банкнот. Робис подозвал к себе управляющего и Липа Тулиана:
— Пересчитайте!
— Кидайте в мешок, — подгонял их Парабеллум из-за двери. — Потом сосчитаем!
Да, время было дорого. Робис сознавал это еще острее, так как ни на минуту не забывал, что они окружены. С того момента, как гонг известил о перерыве на обед, прошло всего пять минут, но они казались вечностью: столько пришлось пережить за это время. Что, если тайным надоест караулить на улице?! Ничего не поделаешь, экспроприация не воровство, не грабеж — придется потерпеть еще немного. Больно уж трясутся руки у перепуганного управляющего, слишком медленно он считает! Лип Тулиан записывает на бумажке тысячи, а Дина бросает пачки денег в мешок. Один уже полон, а на полу еще лежало много денег. Управляющий продолжал считать дальше, но Робис остановил его; делать нечего, эти тысячи придется оставить, чтобы иметь возможность вынести остальные.
Парабеллум нервничал — что так долго мешкает Робис? Револьвером подталкивая перед собой охранника, он вошел в хранилище:
— Быстрее!
— Сейчас, только расписку выдам.
Робис послюнявил чернильный карандаш и на бланке с печатью Федеративного комитета написал:
«На нужды латышской социал-демократической рабочей партии из Русского международного банка (Рижский филиал) изъято двести пятьдесят семь тысяч рублей».
…А в это время Атаман не отрываясь смотрел на часы, висевшие в операционном зале. Золоченая стрелка со смертельной вялостью тащилась от деления к делению. Вот уже десять минут, как Дина спустилась в подвал. Привыкнув к тому, что только ловкость, быстрота и сила решают исход схватки, Атаман уже не верил в успех. Он сомневался в нем с той минуты, как Шампион сообщил ему о предательстве. Атаману казалось, что он знает, кто может быть предателем. Этот человек сейчас находится внизу, рядом с Диной. Если бы только Атаман мог покинуть свой пост и броситься туда! Но он неподвижно стоял там, где ему приказал Робис.
Когда в конце зала показалась стройная фигура Дины, Атаман даже вздрогнул от неожиданности. Жива и здорова! Он готов был тут же, при всех, расцеловать ее!
За девушкой шел Лип Тулиан. А где же остальные? Не знала этого и Дина. Когда она выходила из подвала, охранник и управляющий уже лежали на полу связанные, с заткнутыми ртами. Для чего же Робису и Парабеллуму понадобилось вернуться в денежное хранилище?
Прошло еще несколько долгих минут, и они наконец появились. Оба с мешками. Значит, все-таки забрали все деньги. И правильно сделали — пригодятся! Девушка не подумала о том, что оставшиеся деньги могли легко поместиться в портфеле, а тут Робис тащил полный мешок…
Теперь действовать! Лишь на секунду позднее остальных Дина подняла свой маленький браунинг.
— Руки вверх! — прогремел глухой голос Парабеллума.
— И поживей, братишки, поживей! — Брачка так долго не раскрывал рта, что дольше молчать ему было просто невмоготу.
В воздух одновременно взметнулось пар десять трясущихся рук. Это было комичное зрелище. Банковские служащие держали в своих дрожащих руках кто чайную ложку, кто блюдце, с которого тонкой струйкой лился остывший чай, кто бутерброд или салфетку. Они так торопились скорее выполнить приказ, что не поспели положить все это на место. Кассир даже не успел вынуть изо рта куриную ножку, она так и осталась торчать в его зубах. Но смешнее всех выглядел Шампион: чтобы не нарушать конспирации, он держал левую руку высоко над головой, но правой продолжал писать корреспонденцию:
«Первый акт драмы, разыгравшейся в подземелье, благополучно окончился. Сейчас поднимается занавес перед вторым действием. На сцене мы видим статистов — служащих банка с поднятыми руками. Смею вас заверить, что это не слишком приятно, поскольку я и сам нахожусь в аналогичном положении. Знаменитый боевик Р., знакомый читателям по предыдущим корреспонденциям, взял на прицел главный вход. Другой боевик — совсем еще юноша в лаковых ботинках, бывших модными во время Всемирной выставки, — охраняет вторые двери, очевидно дополнительный выход. Эта картина производит особенно сильное впечатление, так как представляет собой резкий контраст со спокойствием, которое царит сейчас на улице. Теперь обеденный час, и этот деловой квартал почти совсем замер.
Незабываемый эффект: косые лучи солнца, пронзая сумрак банковского зала, золотят маузеры боевиков. Вообще маузеры — излюбленное оружие российских революционеров. Лишь у одного человека, своей мрачной внешностью напоминающего монаха, — парабеллум, а в руке отважной революционерки, боевика Д., — браунинг. Взгляды всех устремлены на командира — невероятно высокого юношу с мягким, но в то же время энергичным, характерным для здешнего национального типа лицом. У ног этого скромно, если не сказать — бедно, одетого революционера мешок с деньгами, представляющими собой целое состояние.
Здесь сейчас нечто вроде военного совета. Я, к сожалению, не понимаю, о чем говорит командир, так как не знаю латышского языка. Но по мимике и жестам революционеров, по смене выражений на их лицах улавливаю смысл происходящего. Сейчас все встревожены. Драма грозит обернуться трагедией. Как я и предполагал, мы окружены. Ну вот, я уже употребляю «мы» вместо «они». Да простят мне читатели — я невероятно волнуюсь. Любопытно, как командир вывернется из этого, я бы сказал, более чем щекотливого положения?…
Вот он уже отдает необходимые распоряжения. Они коротки и категоричны. Мне остается лишь восхищаться спокойствием боевиков в эти минуты. Впечатление такое, будто для них не существует никаких преград…
Три человека занимают боевую позицию напротив главного входа. Командир, взвалив мешок на плечи, направляется к противоположным дверям. Он также, невзирая на особую опасность своей задачи, не выказывает ни малейших признаков волнения. Он даже остановился, чтобы перекинуться словом с другим революционером, который носит такую же одежду, как писатель Горький. Мнение мое о нем весьма переменилось. Да не прогневаются на меня читатели за то, что я не высказываюсь сейчас более конкретно, но этой теме я предполагаю посвятить одну из моих следующих корреспонденции.
Командир уже скрылся за дверью. Я затаил дыхание. Сейчас раздадутся выстрелы. Но нет, тишину нарушает лишь цокот подков, который постепенно замирает вдали.
Прошла целая минута. Она могла быть роковой для боевиков. Но пока ничего не изменилось. Вот начинается! Трое со знаменитым подпольщиком Р. во главе распахивают стеклянную парадную дверь и выбегают наружу. Словно по мановению волшебной палочки тихая улица оживает. Выстрелы гремят почти из каждой подворотни. Скрывающиеся в них полицейские пытаются преградить путь бегущим боевикам. Шальная пуля вдребезги разбивает окно над моей головой. Осколки стекла едва не срезали мое правое ухо. Боевики отвечают смертоносным огнем. Из-за афишной тумбы падает ничком на мостовую скрывавшийся за ней полицейский. Извозчичья лошадь бесится и рвется вперед. Этим обстоятельством воспользовался самый молодой из боевиков. Вскочив на мчащуюся пролетку и продолжая стрелять по сторонам, он вырывается из оцепления. Не помогли и сбежавшиеся отовсюду полицейские подкрепления — юноша уже скрылся из виду.