Моя легендарная девушка

Она встала, показывая мне, что с нее хватит. Я тоже поднялся, пошел к входной двери и открыл ее. Она проводила меня. На пороге я обернулся, посмотрел на нее глазами, полными слез, и спросил:
— Агги, что тебе нужно? Почему — не я?
Она посмотрела на меня без выражения и закрыла дверь.
Я смыл за собой и надел штаны. Вернулся на кухню — тостер давно выплюнул мои тосты, и они остыли.
Ненавижу холодные тосты.
17:47
По моим представлениям, если бы мы тогда не расстались с Агги, мы бы все еще были вместе. По крайней мере, мне так казалось. И если бы мы оба нашли хорошую работу, мы, возможно, могли бы зарабатывать так, чтобы жить в Лондоне примерно как Алиса и Брюс — в элегантной квартире где-нибудь в Хайгейт [56], а не в этой ободранной обувной коробке в Арчвее. Конечно, я не знал этого наверняка, но мне нравилось представлять, что в каком-нибудь параллельном мире у нас все сложилось хорошо.
Я всю жизнь не мог дождаться своей очереди поиграть в дом. В тринадцатилетнем возрасте (хотя, оглядываясь назад, я не уверен, что мне тогда было не четырнадцать) я влюбился в Вики Холлингсворт так, что был готов взять на себя серьезные обязательства, о чем ей и сообщил. Это случилось во вторник. Я сидел в столовой и завороженно следил, как она один за другим поедает бутерброды с вареньем, которые взяла с собой из дома на обед. На верхней губе у нее застыла капля клубничного джема, и, помню, мне неудержимо хотелось ее слизнуть. Сдерживая свое подростковое возбуждение, я встал из-за стола, твердыми шагами пересек столовую и подошел прямо к ней. Эмма Голден, лучшая подруга Вики, как раз отошла, чтобы выкинуть пакет от своего обеда в большой мусорный бак у выхода, так что мы оказались наедине.
— Вики, — сказал я ей, опустив глаза, — не знаю, понимаешь ли ты это, но мы созданы друг для друга.
Сам я услышал это выражение днем раньше в вечерней серии «Перекрестков» [57]. Как только эти слова просочились в мой мир из телевизора «Пай», они показались мне самыми волшебными, самыми прекрасными словами, какие придумало человечество за всю свою историю. На мгновение я оторвал взгляд от собственных ботинок и внимательно посмотрел на ее лицо — Вики обдумывала мое заявление. Она задумчиво качала головой из стороны в сторону, и я явственно видел, как мои слова перекатываются кубарем от одного ее уха к другому и обратно, на мгновение мелькая в ее карих глазах. Минуту спустя она быстро взглянула на меня и со всех ног выбежала из столовой. Я не отрываясь смотрел на стул, где только что покоились ягодицы этого божественного создания. Я сел на место Эммы и незаметно положил руку на стул, где сидела Вики. Он был еще теплый.
Я проигрывал эту сцену в голове тысячи раз, и каждый раз мои слова вызывали у Вики такую бурю эмоций, что она прижимала меня к своей (будущей) груди и шептала:
— Я люблю тебя.
А вслед за тем наступали долгие годы безоблачной юности, которые я проживал в счастливой уверенности, что люблю и любим.
Когда Вики несколько минут спустя вернулась, я виновато отдернул ладонь с ее стула и встал. Гэри Томпсон, хронический псих, учившийся на класс старше и при этом, к сожалению, бывший почти что ее парнем, шел рядом с ней. Он был выше меня сантиметров на тридцать и на тыльной стороне ладоней имел отметины, которые, по слухам, остались после того, как он проткнул себе руки карандашом, пытаясь отравиться свинцом. Гэри сделал шаг ко мне, а я чуть отступил назад, чтобы ему хватило места.
— Я буду считать до десяти, — грозно сказал Томпсон.
— Хорошо, — сказал я и едва удержался, чтобы не добавить, что у него должно получиться неплохо — он ведь не в варежках.
— И если к тому времени, как я досчитаю, ты все еще будешь здесь — тебе конец.
Ему не пришлось повторять дважды.
С Вики я больше словом не перемолвился до конца школы. Когда я увидел ее в «Королевском дубе» два года назад, я так и ожидал, что невесть откуда сейчас выскочит Гэри Томпсон и как следует вздует меня за то, что я оказался с ней в одном пабе. Некоторое время мы переглядывались, а потом она подошла и заговорила со мной. Она спросила, чем я живу сейчас. В тот момент я был безработным и жил только на пособие, поэтому я сказал ей, что я хирург в клинике при медвузе в Эдинбурге. Это произвело на нее впечатление. Я спросил, что она поделывает, и она сказала, что она замужем за сорокашестилетним водителем грузовика по имени Клайв, и у нее трое детей, причем один не от Клайва, но он не знает. Я спросил, получила ли она от жизни то, что хотела. Она посмотрела на стакан с джин-тоником в своей руке, подняла его вверх и сказала:
— Да.
«Спасибо тебе, Гэри Томпсон».
Дело в том, что я так и не усвоил этого урока. И после Вики все, что мне нужно было от девушки, — это ощущение стабильности. Моей единственной целью в жизни было найти девушку, которая даст мне почувствовать себя в полной безопасности, так что мне никогда больше не придется беспокоиться о наших отношениях. Но в том, что ни с одной из тех, с кем я встречался, у меня так ничего и не вышло, виноват был всегда только я. Я постоянно преуменьшал степень моей неуверенности. И дело не в том, что я себя недооценивал — я считал себя достаточно завидной партией, — загвоздка была в том, что я никогда не верил до конца, будто женщина, находившаяся сейчас со мной, говорит Правду, потому что хоть Правда и неизменна, но меняются сами люди — и это я знал прекрасно. Но знал я и то, что это касается не всех — на свете есть женщины, обладающие волшебным свойством оставаться с тобой навсегда, вот только невозможно определить со стороны — которая из них на это способна. На женщинах должна быть определенная маркировка — всем сразу стало бы легче.
Если бы я и Агги все еще были вместе, я бы сделал ей предложение. Она бы, конечно, отказала мне, потому что в последний год, что мы провели вместе, она не раз говорила, что больше не верит в супружество. В частности, я был проинформирован об этом в тот вечер, когда мы сидели с ней на пятом ряду во втором зале кинотеатра «Корнерхаус», где-то на середине ремейка «Синдром седьмого года супружества» [58].
— Вилл, — прошептала она мне на ухо, — брак — дурацкая идея. Он не приживется.
— Уже прижился.
— Нет, что касается меня — не прижился.
Вот так. Я предпочитаю думать, что она сказала это, чтобы мы не поженились машинально, как женятся после университета многие пары. Это было скорее предупреждение, условие, заранее избавляющее ее от ответственности, штрих-код на наших отношениях, который как бы давал мне ощущение, будто наша любовь стремится к бесконечности, а на самом деле, наоборот, ставил на нашей любви закодированный срок годности, который могла прочитать только она.
Когда я получил диплом, я все-таки сделал ей предложение. Между нами произошел примерно следующий разговор:
Я: Агги, давай поженимся, то есть я хочу сказать — выходи за меня замуж.
Агги (твердо): Нет.
Я: Почему?
Агги: Мне это не понравится. Это будет ограничивать меня.
Я: Откуда ты знаешь? Ты же не была замужем.
Агги: Нет, но я какое-то время жила с парнем.
Я: Ты… что? У тебя был… ты жила с…
Агги: Не надо было тебе говорить. Я знала, что ты шум поднимешь.
Я (обиженно): Шум? Подниму? У меня есть полное право поднимать шум, узнав, что моя девушка на самом деле уже «жила» с каким-то парнем. Кто это? Я его знаю?
Агги: Нет… да, вообще-то.
Я: Кто? Кто из них это был?
Агги: Мартин.
Я (громко крича): Мартин? Мартин! Но у него же глаза слишком близко посажены. Ты не могла жить с человеком, у которого так близко посажены глаза! Ты ошиблась, этого не может быть.