Моя легендарная девушка

Алиса молчала. Я не знал, для кого я произнес эту маленькую речь, а потому сменил тему.
— Тебе хоть удалось немного поспать?
— Нет. Я всю ночь размышляла и плакала. Я бы и раньше тебе позвонила, но, когда мне захотелось позвонить, было уже поздно.
— Слушай, — мягко сказал я. — Ты можешь звонить мне в любое время. Утром, днем, ночью. Это, как поет Дайана Росс, «Нет такой высокой горы». — Я прокашлялся и представил ее вниманию собственный вариант этого старого, но проникновенного хита.
— Браво, — рассмеялась Алиса. — Ты настоящий друг. — Она отдышалась, а потом снова заплакала. — Ну почему он это сделал, Вилл? Я ее видела, понимаешь? Мы вместе обедали в каком-то ресторане, когда она его повысила и перевела в свой отдел. Она со мной была очень мила. Весь вечер повторяла, что нам надо будет как-нибудь с ней куда-нибудь сходить. Ей, наверное, сорок два, но она настоящая красавица. У нее личный тренер. Не знаю… А я? Что со мной не так? Почему Брюс меня больше не любит? Как он мог со мной так поступить, после стольких лет совместной жизни? Такое не проходит вдруг, за одну ночь. Он ведь давно спал с ней, а потом приходил домой и спал со мной… — Она замолчала, отчаянно всхлипывая в трубку. Моя лучшая подруга, единственный на всем белом свете человек, на которого я мог положиться, нуждалась в сочувствии, но мне нечего было ей сказать, я ничего не мог сделать, чтобы утешить ее.
Мы долго молчали, погруженные в собственные мысли. При этом мы были вместе — хоть нас и разделяли 120 миль ночного пространства.
Громко залаяла соседская собака. Я вышел из полумедитативного состояния, в которое незаметно погрузился, и встряхнул головой, стараясь вспомнить, в какой момент отключился. Кажется, я заснул.
— Алло? — позвал я. — Алло? Алиса?
— Ах, Билл, — сонно отозвалась Алиса. — Мне только что приснилось, что Брюс рядом. Мы лежали в кровати, он крепко обнимал меня, нежно целовал в шею и говорил, что любит… — Она опять расплакалась.
— Когда он придет за вещами? — спросил я.
— Вечером. Он сейчас у нее… уж и не знаю, где это. — Я чувствовал, что ей пришлось приложить все силы, чтобы сдержать новый поток слез, и ей это удалось. — Что мне делать? Я больше не могу. Он раздавил меня, я не могу его остановить… Я чувствую себя такой беспомощной.
— А что бы ты хотела сделать? — спросил я. — Хочешь, я его изобью.
— Да, — горько сказала она.
— Хм. — Я тяжело сглотнул, представив себе двухметрового Брюса. — Я, конечно, с удовольствием выбил бы из него всю дурь, но думаю, тебе стоит принять во внимание, что при моем хилом телосложении жертвой в этой ситуации окажусь я. — Алиса рассмеялась. — Несмотря на это, я готов ради своей лучшей подруги залить его пиджак от Армани собственной кровью. Все что угодно — только бы тебе было полегче.
Алиса опять посерьезнела.
— Я хочу, чтобы ему было больно, Вилл. Хочу, чтобы ему было так же больно, как мне. Он не огорчится, если я начну с кем-нибудь встречаться. Думаю, это только упростит для него ситуацию. А я хочу, чтобы ему стало невыносимо. Хочу, чтобы он страдал так же, как я.
Как я мог это исправить? Я чувствовал себя Ганнибалом из «Команды А» [83].
— Так ударь его туда, где у него самое слабое место.
— Теперь мне нелегко подобраться к нему так близко, — сказала Алиса, и я не понял, шутит она или нет.
— Я не об этом, — сказал я. — Уничтожь все, что ему дорого. Когда именно он возвращается?
— Не знаю. В пять примерно. Я сказала, что меня не будет дома. Эта стерва, скорее всего, будет ждать его на улице.
— Хорошо. — Я поискал на полу носки — у меня замерзли ноги. — У тебя будет уйма времени, чтобы заменить замки и заставить его пожалеть, что он некогда возжелал увидеть свою начальницу голой. — Пока я устраивался поудобнее, одеяло соскользнуло с кровати. В квартире стоял мороз. Я подтянул одеяло обратно, закутался по самую шею и мысленно взвесил все детали моего плана. — У тебя ведь дома радиотелефон — без провода?
— Ну да.
— Замечательно, — сказал я и добавил: — Повеселимся! — Мне не удалось сдержать улыбку — я почувствовал, что только что совершил тот шаг, который отделяет иронию от банальности. — Ты сейчас в какой комнате?
— В гостиной.
— Что ты видишь?
— Гостиную.
— Да нет, что ты видишь конкретно?
Я услышал шорох — это Алиса оглядывала комнату, и ее волосы шуршали о трубку.
— Диван, телевизор, пачку «В&Н» [84], кофейный столик, журналы: «GQ», «Marie Claire», «Экономист», аквариум, магнитофон…
— Стой, — прервал я. — Это магнитофон Брюса?
— Его гордость — свет очей и радость сердца. Такой, знаешь, по последнему слову техники. Чудовищно дорогой. — Она замолчала. — Свет очей и радость сердца… — Надвигался новый прилив слез.
— Вперед! Хватай его! — закричал я, надеясь, что мое предложение прозвучит достаточно интригующе, чтобы она забыла о Брюсе.
— Зачем?
— Просто хватай и все! — заорал я. — Взяла?
— Да.
— Неси в ванную.
Алиса молча направилась в ванную. Я слышал только тихое потрескивание в телефонной трубке.
— Быстрее! — скомандовал я. — Беги!
— Я в ванной, — сказала Алиса через пару мгновений. — Эта штуковина тяжеловата. Что теперь?
Я опять невольно улыбнулся.
— Поставь магнитофон в ванну, включи в розетку и открой кран.
Алиса нервно рассмеялась.
— Ты шутишь, да?
Мне ужасно захотелось сказать: «Нет, я совершенно серьезен». Но я не успел — в мои барабанные перепонки ударил взрыв смеха и радостный визг:
— Великолепно! «Рэдокса» [85] добавить?
Раздался плеск воды и очередной взрыв смеха. Пока мы ждали, когда наполнится ванна, Алиса напомнила мне, что я обещал навестить ее в этом месяце. Я сказал, что навестил бы ее с удовольствием, но у меня нет денег. Она предложила купить мне билет на поезд. Я был искренне тронут.
— Полная, — возбужденно объявила Алиса.
— Хорошо, — сказал я. — А теперь давай поглядим, что там у него есть из одежды.
— Я бегу в спальню! — сообщила Алиса. — Открываю его шкаф. Вижу его любимый джемпер, который мы купили в «Даффер» в Сент-Джордже, пару шелковых галстуков ручной работы, две рубашки «Агнес Би» и три костюма от Армани.
— Еще что-нибудь есть?
— Пара черных брюк от Кэтрин Хемнет и майка Томми Хилфингера [86], их было выпущено ограниченное количество, он ее обожает. Он купил ее, когда ездил в командировку в Штаты. Кстати, Анжела тоже тогда туда ездила. Стерва. Что мы с ними сделаем?
— Давай на кухню.
— Бегу, — отозвалась Алиса, не замечая, что с начала нашего разговора она еще ни разу так долго не обходилась без слез. — Погоди, я уронила майку. Прохожу через гостиную. Только что заметила пластинку — музыка из «Входит дракон» [87]. Он отдал за нее целое состояние.
— Хорошо. И ее тоже бери. Ты уже на кухне?
— Да.
— Доставай самые большие кастрюли. Налей воды и доведи шмотки Брюса до кипения. Что осталось — швыряй в стиральную машину, с отбеливателем.
— Чудесно, — воскликнула Алиса — в ее голосе звенело ликование.
— Тебе лучше?
— Я в восторге!
Опять залаял соседский пес. Мужской голос прокричал:
— Да замолчишь ты, Султан, а?
Я рассмеялся, мне на секунду показалось, что Алиса сказала «сатана».
— Что ты смеешься? — спросила Алиса.
Объяснять это не стоило. Я и не стал.
— Собери его вещи, какие еще остались, сложи в черный пластиковый пакет и выставляй за дверь.
— За дверь? Может — в мусоропровод?
— Неплохо. Если у тебя найдется краска — добавь туда же.
В течение следующего часа мы раскрасили черные туфли от Патрика Кокса белой эмульсией, предназначенной для кухонных стен (Алисина идея), продырявили все его носки (опять идея Алисы), вырезали его лицо со всех фотографий в доме и сожгли, вываляли его зубную щетку в кошачьем дерьме в ванной (естественно, моя идея) и выбросили его кожаный портфель вместе со всеми деловыми бумагами, какие были внутри, с балкона спальни (общие усилия).