Люди в погонах
Люди в погонах
Анатолий Гаврилович Рыбин — автор книг «На холмах», «В степи», «Скорость».
В 1960 году вышел в свет его роман «Офицеры», который впоследствии был переиздан Воениздатом под названием «Люди в погонах». Данное издание книги дополнено и переработано автором.
В романе «Люди в погонах» А. Г. Рыбин описывает жизнь мотострелкового батальона в послевоенные годы. В центре произведения — два героя, как бы олицетворяющие два начала.
Командир полка Жогин — в прошлом заслуженный воин — зазнался, перестал учиться, потерял чувство обстановки, и это привело к тому, что он вольно или невольно глушит инициативу, живую мысль подчиненных. Это тормозит жизнь полка, приводит Жогина к неминуемому краху.
Ему противопоставлен комбат Мельников — мыслящий, чуткий к солдатам офицер, относящийся творчески к любому вопросу.
События романа происходят в Приуральской степи. А. Рыбин хорошо знает людей и события, описываемые в произведении. Он сам служил в Советской Армии с 1937 по 1958 год, прошел путь от солдата до подполковника.
Рыбин — участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами Красной Звезды и медалями. Член Союза писателей.
Посвящаю жене и другу
Елене Ивановне
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
До отплытия парохода оставалось шесть часов. Над мысом Краб стояла июльская ночь, тихая и чуткая. Океан спал. Его вздохи угадывались только по искристому лунному сиянию, которое то лениво опускалось, то поднималось. Солоноватый воздух понемногу свежел. Пахло рыбой и водорослями.
Подполковник Мельников в легких кожаных тапочках, заменяющих комнатные туфли, в накинутом на плечи кителе стоял на открытой террасе нового бревенчатого дома и курил папиросу. Его взгляд был устремлен вдаль, где возникали и пропадали неяркие желтые огни сторожевых катеров и рыбачьих кунгасов.
За долгую службу на полуострове Мельников привык к здешнему пейзажу. Давно примелькались ему и океанские огни.
Но сейчас они волновали подполковника. Он представил, как туда, в простор океана, уйдет на рассвете пароход «Восток», и ему, Мельникову, придется на много дней остаться без семьи в этом далеком крае.
Навалившись грудью на гладко выструганные перила, Мельников резким движением пальца сбил с папиросы пепел. Неотвязно тревожила мысль: правильно ли он поступает, отправляя семью раньше, чем сможет выехать сам? Не лучше ли устроить сына в первый класс пока здесь, чтобы потом, месяца через полтора-два, когда приедет новый комбат, уехать всем вместе. Как бы это было хорошо, спокойно. Но тут же он подумал о Наташе, о ее твердом намерении быть в Москве к началу учебного года. «Может, она и права? — Мельников потер ладонью висок. — Не успеет сын привыкнуть к одной школе — и вдруг перевод в другую: новая обстановка, новые учителя... А главное, этот диагноз: туберкулезная интоксикация и заключение о немедленном выезде в центральные районы страны. Может, вдали от моря мальчика действительно не будут мучить непрерывные недомогания?..»
Измяв недокуренную папиросу, подполковник сошел по ступенькам крыльца на едва приметную под луной дорожку. Сделав несколько шагов, остановился. Его внимание привлекла невысокая березка с необычно изогнутым стволом. Как-то сразу подумалось о другом. Так всегда бывает: увидишь знакомый предмет — и вдруг в памяти возникает связанное с ним событие. Вот это самое деревце посадила Наташа, когда Мельников перевез семью сюда со старой квартиры. Погода в тот день была серая, скучная, моросил дождь. А Наташа смеялась. Ее радовали новый дом, близость океана и его головокружительный простор. От восхищения она даже декламировала: «На берегу пустынных волн стоял он, дум великих...». Потом принялась рыть ямку для березки. Посадила, утоптала землю и, шумно вздохнув, сказала: «На счастье».
Березка стала расти. Ее тонкий стволик гнулся то в одну сторону, то в другую, потом выкрутил полукольцо и раскрылатился множеством веток. Теперь Наташа должна уплыть, а березка останется. Другие люди будут любоваться ее листвой, шелковистой белизной коры. И не раз подумают эти другие о тех, кто заботливо растил для них скромное деревце.
«Как все-таки хорошо, когда человек оставляет на своем пути чистый и приметный след, — подумал Мельников, трогая пальцами гладкие листья. — Большой или малый, но все же след. А ведь есть на свете и такие люди: пройдут по жизни, и никто их не заметит, вроде тумана — был и рассеялся. Жалко таких. Обидно...»
Мельников поправил сползающий с плеча китель и пошел дальше, к изгороди, вдоль которой тоже росли березки, небольшие, с тонкими стволиками. Их называют здесь каменными, вероятно, потому, что приживаются они всюду, даже в расщелинах гранитных скал, где нет никакой другой растительности.
Занятый размышлениями, подполковник не заметил, как надвинулись из-за сопок облака, нахлынула темнота, ярче загорелись огни в океане.
В доме скрипнула дверь, и по земле протянулась узкая желтая дорожка света. Мельников оглянулся. На террасе стояла Наташа, рукой придерживая полу халата.
— Сережа! — послышался ее звонкий голос.
Мельников молчал, притаившись за березками.
— Сережа, ты что, в прятки вздумал играть?
Легко сбежав со ступенек, она быстро пошла к тому месту, где полоска электрического света выхватила из темноты поблескивающие пуговицы и погоны.
— Какая идиллия! Смелый рыцарь притаился в саду и ждет свою возлюбленную. Недостает гитары и шпаги. Ты слышишь?
Сергей не отзывался. Ему приятны были и певучий голос жены и ее веселые шутки. Она совсем не изменилась за годы замужества: тот же веселый взгляд живых карих глаз, всегда ясных и откровенных, та же зажигающая улыбка, те же быстрые, по-девичьи непосредственные движения. Начнет она, играя с детьми, изображать конька-горбунка или кота ученого, мигом загорится вся, засветится, как маленькая.
Не раз Мельников говорил ей в шутку: «Когда уж ты серьезной станешь?» Вместо ответа она схватит его за руку и весело крикнет: «Володя, Людочка, держите папку, он горбунком будет!»
Вот и сейчас Наташа, смеясь, вытянула его из-за березки:
— Сережка, чудной, ведь тебя и тайга не укроет, медведя этакого.
— Тише, — остановил он ее. — Береговые патрули еще тревогу поднимут.
— Вот и хорошо, пусть поднимают. А завтра командованию доложат. Потом начнется: расскажите, товарищ подполковник, к кому это вы по ночам ходите? Да, пожалуйста, не оправдывайтесь, все равно не поверим.
— А я тебя в свидетели поставлю. Поддержишь?
— Ни за что.
— Ах так, ну, держись! — Мельников привлек ее к себе и поцеловал. Не выпуская из объятий, спросил тихо: — Детей уложила?
— Еле-еле.
Он улыбнулся, потом кивнул в сторону океана:
— А я караулю, чтобы погода к утру не испортилась.
— Вот и хорошо. Я помогать буду.
Наташа потянула его к скамейке. С минуту сидели молча, наслаждаясь тишиной и приятной свежестью океана. Смотрели в сторону бухты, которую загораживала темная глыба горы, похожая на спящего моржа. За горой стояло в небе мигающее зарево электрических огней.
— Последняя ночь, — прошептала Наташа. — Уеду вот и, может, никогда больше не увижу океана. А знаешь, Сережа, вроде жалко. Суровый он, а все равно жалко. Ну почему так? Ехала сюда с трепетом, как на испытание. А пожила, и все родным стало. А видел бы ты меня в больнице. Плакала навзрыд. — Она прижала к груди руки и закрыла глаза. — Выйду на улицу, постою, потом вернусь — и снова в слезы. Как все бывает в жизни...
