Люди в погонах
— Что?.. Сурово критикую?
— Да нет, — рассеянно ответил Мельников. — Я просто хочу понять, разобраться...
— Правильно, — оживился генерал. — Я верю, что вы поймете меня и попытаетесь подготовить работу более широкого плана о действиях подразделений в сложных условиях войны. Может, даже книгу.
Мельников удивленно вскинул голову.
— Да, да, книгу! — Генерал поднял кверху палец. — А вы что, перепугались? Напрасно. У вас есть все данные, чтобы писать: и манера изложения, и умение делать выводы... Словом, подумайте. Потребуется совет — заходите. Только смелей беритесь. Это главное. И еще вот что. — Он взял журнал и протянул его собеседнику. — Здесь я сделал кое-какие пометки. Может, пригодятся...
Уходя от генерала, Сергей подумал: «А что, если, и в самом деле замахнуться на книгу?». Но учеба становилась напряженнее, все меньше и меньше оставалось свободного времени. Взялся за книгу Мельников через несколько лет после окончания академии, на полуострове Дальнем. Только план книги складывался теперь иной: происходящие в мире события заставили внести в него серьезные изменения. Сергей не мог писать, не думая о нависающей опасности. Он каждый день спрашивал себя: «Какой будет война, если не удастся предотвратить ее и добиться разоружения? Какие изменения внесет она в действия войск?». После изучения нового оружия и долгих размышлений он написал в тетради заголовок: «Мелкие подразделения в современных условиях». Первую часть книги об опыте Великой Отечественной войны Мельникову удалось написать за полгода. Работа над второй частью о предполагаемых действиях в условиях современного боя затянулась. Многие известные тактические положения пришлось пересматривать, осмысливать заново. Теперь уже нельзя было ни в наступлении, ни в обороне строить боевые порядки войск с прежней плотностью. Требовалось подумать о рассредоточении бойцов и оружия, об усилении их маневренности. Возник вопрос о ликвидации разрывов, которые могут образоваться в бою при атомных ударах. «А что произойдет с артиллерией?». Этому вопросу Мельников посвятил целый раздел рукописи. Неоднократные учения убедили его, что для прорыва вражеских позиций в современных условиях уже не требуется такая масса артиллерии, как это было в Отечественной войне. Сейчас прорывы можно обеспечивать лишь несколькими мощными подвижными ракетно-ядерными установками. Еще и еще возникали вопросы. Все их надо было хорошо изучить, проверить на учениях. А тут вдруг батальон перевели на строительство оборонительных объектов, серьезно заболел сын. Возникла проблема смены резкого сырого климата на сухой, умеренный. Начались новые хлопоты.
Теперь Мельников с нетерпением ожидал, когда наконец приедет на его место офицер-инженер, а он получит назначение в новую часть и там продолжит работу над книгой.
3
Полторы недели прошло после того, как Мельников проводил семью. Получил две телеграммы: одну из Владивостока, в которой Наташа шутливо сообщила, что «водный рубеж форсирован удачно», другую с какой-то неизвестной станции Кедровой в три слова: «Продолжаем путь Москву».
Привыкший к семье, к шуму детей, Мельников никак не мог свыкнуться с угнетающей тишиной, которая царила теперь в доме. По вечерам он садился за стол, придвигал к себе три самодельные, сшитые из плотной линованной бумаги с толстыми зелеными обложками тетради. На каждой обложке выделялся белый квадратик приклеенной бумаги и четкая надпись: «Записки командира батальона». Первая и вторая тетради были уже исписаны полностью, а третья только начата.
Медленно перелистывая страницы, подполковник внимательно вчитывался в каждую строчку, вносил поправки, вписывал новые формулировки, подкреплял их фактами. Каждую боевую ситуацию непременно заново разыгрывал на карте или просто на листе бумаги.
Но даже в эти минуты в голову настойчиво лезли воспоминания.
Оторвавшись от рукописи, Мельников начинал ходить по комнате. Вот и сейчас, взглянув на мраморный чернильный прибор со статуэткой, изображающей одетого в медвежью шубу охотника, он живо представил первую поездку Наташи к больному.
Это было в ту зиму, когда она только начала работать в больнице. Как-то вечером прибежала домой взволнованная, раскрасневшаяся. Задыхаясь, сообщила:
— Сережа, не жди меня, ужинай, корми детей. Срочно еду в дальнее селение к эвенкам.
Сергей схватил ее за руку:
— Ты с ума сошла. Ведь ночь. Буран начинается.
Он подошел к окну, посмотрел на улицу. В лежавшем на сугробе квадрате света вихрился легкий снежок.
— Не смотри, — сказала Наташа, — и, пожалуйста, не пугай. Нужно ехать, ты понимаешь, нужно. Человек умирает.
Сергей молча стал помогать ей собираться. У крыльца стояли длинные нарты. Возле них суетился рослый эвенк в лохматой шубе. Мельников сказал ему серьезно:
— Смотрите, чтобы жену мне в целости доставить.
— Зачем терять, доктора терять не надо, — торопливо заговорил эвенк, лицо которого пряталось в косматой шапке. — Беречь будем, сильно беречь, как мой глаз.
Наташа уселась в нарты. Эвенк устроился впереди, гикнул на лохматых собак, и легкий возок мгновенно скрылся в темноте.
Утром Наташа вернулась усталая, но радостная. Глаза ее блестели. Потирая покрасневшие от мороза щеки, она торопливо рассказывала:
— Ты знаешь, Сережа, чудесный мальчик. Глазки черные-черные, как два жучка. Брови — сплошная линия, будто кистью кто провел. И представь, осложненная форма дифтерии: сильная опухоль желез. Еще бы час-полтора — и все кончено. Прямо из лап смерти вырвала.
А через месяц у крыльца снова остановились нарты. Хозяин их размашисто вошел в дом и положил на пол шкуру большого медведя.
— Зачем это? — запротестовала Наташа. — Ни в коем случае.
Но эвенк и слушать не хотел, стоял на своем:
— Я дарю. Мальчик тоже дарит. Возьми, хороший доктор.
Он поклонился и долго тряс Наташину руку.
Вспоминая это, Мельников открыл окно и долго сидел, подставив лицо свежему ветру. Потом снова склонился над тетрадями:
«В бою может возникнуть необходимость рассредоточения войск на мелкие группы. Для этого следует...»
Он подумал, зачеркнул последние три слова и сделал на полях новые пометки.
* * *Как-то в начале сентября с инспекторской группой в гарнизон прилетел невысокий худощавый майор, работник отдела кадров. В тот же день он зашел на службу к Мельникову и, надеясь доставить ему большую радость, сообщил с ноткой торжественности:
— Просьба ваша удовлетворена. Можете получить направление в батальон охраны, который стоит в сорока километрах от Москвы. — После небольшой паузы добавил: — Если не каждый день, то раза два-три в неделю сможете бывать дома.
Мельников задумался. Густые черные брови его сдвинулись к переносице.
— Вы недовольны? — спросил майор.
Мельников кивнул головой:
— Да.
— Почему? Далеко от города?
— Нет. Хочу в линейный батальон.
С минуту длилось молчание.
Мельников хотел сказать, что ему непременно нужны полевые войска, тактические учения, новая боевая техника. Но только спросил:
— Что еще можете предложить?
— В районе Москвы ничего.
— А в другом месте?
Майор недоуменно пожал плечами:
— Неужели вы...
— Посмотрю, давайте должность.
Майор долго думал, потом сказал:
— Батальон есть в мотострелковой дивизии.
— Где?
— Это более чем за тысячу километров от столицы.
Он подошел к висевшей на стене карте и указал то место, где коричневая гряда Уральских гор постепенно расплывалась, тускнела, уступая место желто-зеленой равнине.
— Отсюда в Москву в выходной день не съездите. Правда, учебные поля, как видите, завидные.
— Да, развернуться есть где, — согласился Мельников. — Надеюсь, дадите подумать?
— Дня два я тут побуду еще. Пожалуйста, думайте, — сказал майор, так и не поняв собеседника.