Долина новой жизни

В это время многие из сидевших за столом поднялись и, отойдя в сторону, продолжали оживленную беседу. Я предложил Мартини присоединиться к ним.
Когда мы подошли, я услышал, как Кю говорил:
— Что может представлять для нас интересного жизнь в вашем мире? Страдания, болезни, борьба за существование, необузданные страсти. Это мы хорошо знаем из литературы, образчики которой нам преподают. Человечество стремится к идеалу, и это стремление ведет к беспощадной борьбе. Все давят друг друга, и никто не достигает вершины, к которой стремится. Во мне ваши книги не вызывают ничего, кроме отвращения. Если бы я не знал, что настанет момент, когда Ворота откроются, и мы понесем через весь мир светоч правды и справедливости, я бы, конечно, считал свою жизнь бесцельной. То, что я говорю вам здесь, разделяется каждым из моих собратьев. Это наша вера.
Слова Кю были обращены к одному молодому человеку очень элегантного вида, типичному англичанину, которого я когда-то видел на приеме у Куинслея Старшего. Он спокойно и уверенно возражал:
— Я не представляю себе, что будет с миром, когда ваш светоч правды и справедливости пройдет по лицу земли. Мне кажется, тогда несчастное человечество будет гибнуть не только от того, от чего оно гибнет теперь, но и от столкновения с вашим светочем, и я даже думаю, что оно, не сумев приспособиться, все погибнет. А что люди не смогут переродиться, тому примером служим мы, проживающие среди вас. Разве я, Петровский, Мартини и другие прочие можем жить так, как вы живете?
Петровский, услышавший этот спор, не мог выдержать.
— Истина всегда находится посередине, — сказал он. — Правда, мы не можем расстаться с нашими старыми привычками. Я, например, умер бы с тоски, если бы меня заставили работать, не дав возможности выпить стаканчик доброго вина. Но что касается будущего, то я глубоко верю, что единственная возможность создать счастье на земле заключается в пересоздании человечества.
— Это как раз то, — спокойно перебил его англичанин, — о чем я сейчас говорил. Ныне живущее человечество должно вымереть, а вы выведете в своих инкубаториях новое человечество.
Кю возразил:
— Несомненно, элементы, не способные примениться, обречены на гибель, большинство же, я убежден, может прекрасно жить при новых условиях. Особенно ценным экземплярам, как вы господа, — при этих словах он ласково улыбнулся, — мы всегда готовы оставить те условия жизни, с которыми они свыклись.
— Одним словом, — заговорил снова англичанин, — как и прежде, вы желаете силой навязать людям счастье. История повторяется.
— А когда люди, стремясь к счастью, борются друг с другом, — эта ваша «борьба за существование» — разве она исключает применение силы? — вмешался в разговор Ли-Ли.
— Разница только в том, что при вашей борьбе действуют беспорядочные силы, часто взаимно уничтожающие друг друга, — силы, которые не ведут ни к каким результатам и только поглощают массу жертв, — закончил Кю.
— Человечество, что называется, топчется на месте, не подвигаясь вперед, — вставил мягким голосом Ли-Ли.
Мартини, выдвинувшийся из круга слушателей, заявил:
— Готов согласиться, что вы, жители этой счастливой Долины, правы в своих рассуждениях и что вы переделаете на свой лад весь земной шар. Но я, признаюсь вам откровенно, хочу воспользоваться тем временем, когда Ворота будут открыты, а мир еще не будет вполне переделан наново, и я постараюсь провести эти немногие дни по-старому, так, чтобы чертям было тошно.
Все засмеялись. Спор утратил свой серьезный характер. Карно потешался над аббатом, допрашивая его, что он скажет его святейшеству папе, когда ему придется давать отчет Ватикану относительно своей деятельности здесь, среди еретиков и безбожников.
«Святой отец» закатывал глаза, воздевал руки к небу, перебирал четки, висевшие у него на поясе, вздыхал и не забывал наливать себе вина, повторяя:
— Я сделал все, что мог. Если я найду одного праведника во всей Долине, то я сделаю великое дело!
Скоро гости начали расходиться, было уже за полночь. Петровский предложил мне остаться у него ночевать с тем, чтобы на следующий день я мог осмотреть инкубаторий.
Инкубатории помещались в длинных одноэтажных зданиях, расположенных рядами по обе стороны дороги. Петровский ввел меня в одно из таких зданий. По лестнице мы спустились в подвал. Это был длинный, узкий зал, тянувшийся под всем зданием, скудно освещенный одинокими электрическими лампочками под потолком. Мои глаза, не привыкшие к темноте, с трудом могли различить удивительное устройство стен этого помещения. Казалось, будто сверху донизу они были заставлены стеклянными ящиками одного и того же размера. Воздух здесь был так сильно нагрет, что трудно было дышать.
— Каждый из этих ящиков содержит в себе развивающийся человеческий зародыш, — сказал Петровский. — Весь процесс развития протекает в четыре месяца, то есть более чем в два раза быстрее, чем в организме матери. Вот этот сосуд под потолком — это грандиозное сердце, снабжающее питательной жидкостью тысячу зародышей сразу через эти трубки, идущие от сердца ко всем стеклянным ящикам. Подойдите поближе, и вы сможете увидеть через двойные стенки ящика, между которыми проходит слой согревающей воды, самые эмбрионы. Этот зал содержит десять тысяч эмбрионов, и все они находятся на четвертом месяце своего рождения.
Я увидел удивительную картину. Ничего подобного я не мог себе представить. В каждом ящике, наполненном какой-то прозрачной жидкостью, плавали маленькие человеческие существа, головой вниз и ногами кверху, соединенные пуповиной с круглым мясистым образованием на задней ноздреватой доске ящика. Некоторые из них двигались, то сгибая, то разгибая конечности; другие пребывали в покойном состоянии. Глаза их были закрыты, и нельзя было уловить дыхательных движений.
Это зрелище произвело на меня неприятное впечатление. Эти тысячи живых младенцев, замаринованные в банках, долго снились мне потом в виде какого-то ужасного кошмара.
Когда Петровский предложил мне пройтись через другие залы с эмбрионами более молодого возраста, я наотрез отказался. Тогда он повел меня наверх, в свой кабинет, где прочел мне целую лекцию:
— В прежнее время мы, биологи, имели в своем распоряжении в виде питательных жидкостей рингеровскую и локовскую, но, конечно, эти жидкости были признаны негодными при культуре тканей in vitro. Нам приходилось прибавлять к ним плазму крови, а в других случаях питать органы кровью. Рост тканей совершался далеко не в естественных условиях, так как кровь, не говоря уже о питательных жидкостях, являлась чуждой тканью для данных органов. Куинслей открыл способ получать такую питательную жидкость, которая не имеет недостатков крови и содержит в себе все то, что необходимо для роста тканей и органов. Достаточно сказать вам, что в ней содержатся все продукты органов внутренней секреции. Этим великим открытием Куинслея была решена задача как роста вне организма органов и тканей, так и эмбрионов. Теперь вам будет понятно, каким способом мы получаем целые генерации людей и почему мы имеем запасы различных органов для замены поврежденных. Вы спросите, откуда мы берем человеческие зародыши. Конечно, мы получаем их из тех же самых элементов, из которых естественным путем образуются эмбрионы. Женские элементы мы получаем из женской половой железы, яичника, мужские из мужской. Разница заключается только в том, что природа для обеспечения потомства тратит эти элементы неэкономно; так, например, женские половые железы содержат в себе около ста тысяч яиц, между тем как самая плодовитая женщина в течение своей жизни может воспроизвести на свет не более двадцати детей. Мы берем половую железу и под влиянием усиленного питания, вне организма, заставляем развиваться все сто тысяч яиц, находящиеся в ней, в очень короткое время. Таким образом, теоретически, мы могли бы получить сто тысяч эмбрионов из половых желез одной женщины. На самом деле мы получаем значительно меньше, так как не все развивающиеся яйца могут быть подвергнуты оплодотворению. Я вижу по вашим глазам, что вы не представляете себе ясно, откуда мы берем эти половые железы, как женские, так и мужские. Может быть, вы думаете, что мы для этой цели кастрируем мужчин и женщин? Этот путь был бы самый простой, но мы имеем значительно лучший и более надежный. Мы жертвует некоторыми из наших эмбрионов и выращиваем их половые железы в свободной культуре.