Гаяна

Хоутон, изобразив приятную улыбку, приветствовал патрона.
- Вы чудесно выглядите, Боб! - довольно потирая руки, произнес Бергофф.
- О, сэр! Я обязан этим вам, мистеру Оскару и… и…
- И? - поднял брови Бергофф.
- Чудесному воздуху Пито-Као.
- Так я и предполагал, - успокоился Бергофф. «Тонкая бестия!» - подумал секретарь, одобрительно взглянув на журналиста.
- Оставьте нас, - сказал Бергофф. - Мы давние друзья с мистером Хоутоном.
Секретарь поперхнулся излишне большим глотком воздуха и, почтительно склонив голову, выплыл из кабинета легкой струйкой дыма.
- Итак, как продвигается «общественный контроль» моих предприятий?
- Все хорошо. Не угодно ли вам прочесть первый опус о благословенном Пито-Као и его хозяине?
- Угодно; - приятно улыбнулся Бергофф. - Но я ожидал этого несколько раньше…
- Если бы не моя задолженность мистеру Оскару, я не беспокоил бы вас и сегодня, - признался Боб. - Так что же вы там написали?
Бергофф взял рукопись и принялся за чтение. По мере того как взгляд скользил по строчкам, лицо его светлело и он все чаще одобрительно посматривал на Боба.
- Напишите редактору, - сказал Бергофф, закончив чтение, - что я прошу поместить это на первой полосе. И еще мнее бы хотелось, чтобы вы развили тот раздел очерка, где говорится о моем заводе. Покажите шире производство!
- Будет исполнено.
- Именно покажите. Можно дать снимок…
- Чудесная мысль, сэр!
- Впрочем, цеха там выглядят не совсем уютно… Гм… Может быть, следует воздержаться?
- О нет! Я берусь с Монти Пирсом на время так оформить ваш завод, что на фотографии он будет выглядеть на миллион долларов!
- Меня устраивает ваша сообразительность. Я полностью полагаюсь на вас.
- Я польщен, сэр.
- Ну что ж, поздравляю с удачным началом, Боб. Загляните на минутку к моему секретарю, он пополнит ваши финансовые запасы, а затем приглашаю вас ко мне на обед.
- Благодарю вас, сэр. Я воспользуюсь и тем и другим…
  
2
 
Родом она из Милана. Ей двадцать лет. Зовут ее Паола Вердини. Родных она не помнит. У Паолы стройная фигура, нежное лицо с большими светло-карими глазами, вьющиеся каштановые волосы, ослепительно белые зубы и улыбка, заставляющая забывать о делах и печалях. Характер у Паолы веселый, но ей ничего не стоит вдруг, без всякой видимой причины, перейти от веселья к грусти или, наоборот, от слез к смеху.
Ее жизненная карьера была неровной, как путь маленькой дождевой капли, стекающей по грязному оконному стеклу. Постоянная забота о пропитании, одежде и ночлеге сделала ее детство безрадостным. Когда Паоле минуло пятнадцать и она стала работать в цирке, в жизни юной итальянки произошел перелом к лучшему. Воздушный полет на трапециях стал ее призванием. Смелость, точный расчет и врожденная грация обеспечили ей шумный успех. Более трех лет провела она под высоким куполом, и это была лучшая пора в ее жизни. Но вот она получила приглашение сниматься в кино, и, хотя Паола не расставалась с любимой профессией, интерес к жизни вдруг стал угасать в ней. Она почувствовала себя усталой, одинокой.
Бергофф увидел ее в Голливуде, выкупил, заплатив студии неустойку, и с тех пор она сопровождала его повсюду. Знакомые Бергоффа считали, что он имеет «право на благоустроенный отдых».
Паола отнеслась к своему положению пассивно: она уже смирилась с тем, что жить приходится для того, чтобы кто-то получал от этого удовольствие.
Холодность итальянки была непонятна Бергоффу. Вначале это его раздражало, а потом он махнул рукой и предоставил Паоле полную свободу.
Друзей у нее не было, а свободного времени появилось теперь столько, что она не знала, чем его заполнить. Незаметно Паола пристрастилась к вину, не встретив противодействия со стороны Бергоффа.
Хоутон был первым гостем с материка в их доме. Паола радушно встретила гостя, весело угощала его за столом, охотно поддержизала беседу и была покорена способностью Боба не Только занимательно рассказывать, но и внимательно слушать. Обед прошел непринужденно, и Бергофф был очень доволен той теплой семейной атмосферой, которая на время сменила скуку, царившую в его доме. Почувствовав, что выпил лишнее, он вскоре удалился в спальню, и Боб с Паолой остались вдвоем. Боб любовался прекрасным лицом Паолы, которое слегка портили странные коричневые пятна.
- Почему вы так пристально смотрите на меня, мистер Хоутон? - спросила Паола. - Вас, верно, удивляют эти пятна?.. Но это пустяки по сравнению с тем, что было… Вы не представляете, что мне пришлось пережить! На меня напала ужасная тропическая болезнь! Лицо было так обезображено, что я себя не узнавала. До этого я слышала, что среди туземцев появилась какая-то кожная болезнь, но не верила. И вот, пожалуйста, заболела сама… Если бы не Дорт - он дал мне какую-то мазь, - я осталась бы искалеченной навек. Не знаю, за что меня так карает бог… Никто из белых, вы понимаете, никто, кроме меня, не пережил этого. Лишь я одна оказалась жертвой здешнего климата. Спасибо Дорту, - пылко воскликнула она, - не то меня все стали бы презирать!
- Ну, полно, мисс Паола. Такое может случиться с каждым. Хорошо, что теперь вы выздоравливаете и неприятное позади.
- Называйте меня просто Паолой, - попросила она, наполняя бокалы.
- А вы меня - Боб. Поскольку вы упомянули о Дорте, позвольте мне, Паола, просить вас рассказать о нем.
- Откровенно говоря, я мало что знаю. Дорт - замкнутый человек, свысока смотрит на женщин, в том числе и на меня, конечно. Не ошибусь, если скажу, что он вообще на всех смотрит с презрением. На редкость самовлюбленная личность! Безусловно, я ему обязана своим исцелением, но, если говорить правду…
- Понимаю вас, Паола, вполне понимаю. Говорят, что он что-то изобрел или изобретает…
- Я ничего не знаю о его работе.
- Надолго вы поселились здесь? - спросил Боб, меняя тему разговора.
- Сама не знаю. Как Бергофф… Я неудачница. Мне теперь все равно. Просто живу по инерции. Качусь, пока не упаду! Как колесо, оторвавшееся от автомобиля.
- Вы назвали себя неудачницей, Паола, - доверительно сказал Боб. - Мы оба из числа этой печальной категории людей. Всего три года назад я окончил университет, но человек с дипломом лингвиста оказался никому не нужным. Никому! Тогда-то я понял, что дал маху, но исправить что-либо было невозможно. Затем стал репортером… А душа моя тоскует по любимому делу!..
- И моя тоже, Боб!
- И только когда я плыву по океану виски, мне легче и я обретаю способность философски смотреть на людей и на все вокруг…
Паола зло заломила руки, вскинула глаза к небу и воскликнула:
- Боже! Ответь мне, чего в мире больше - горя или возможности избежать его?
  
3
 
Открыв глаза и убедившись, что уже утро, Боб быстро встал с постели, ополоснулся холодной водой, размялся на веранде, выпил освежающей кока-колы. Увидев на столе фотоаппарат, Боб вспомнил задание Бергоффа.
Час спустя он был на крабоконсервном заводе. Отыскав Монти Пирса, Хоутон несколько своеобразно изложил ему суть дела:
- Послушайте, Пирс, если вы отгадаете, что у меня в руках, я ставлю ящик пива…
- По ведь это же обыкновенный фотоаппарат, мистер Хоутон! - воскликнул Пирс.
Веснушчатую физиономию Боба озарила улыбка.
- Споря с вами, - сказал он, - я могу закладывать Эйфелеву башню без малейшего риска для французов…
- Я не понимаю ваших шуток, мистер Хоутон, - обиделся Пирс.
- То, что вы назвали фотоаппаратом, попав в руки настоящего джентльмена, становится «преобразователем истины»… В наш век не модно врать с голыми руками - засмеют! Но стоит подбросить читателям отлично смонтированный снимок, как одного неверующего задушат десять одураченных простаков. Надо только уметь все делать правильно. Вот, к примеру, ваш цех. Я вижу кафельные полы, белые стены, занавески от москитов, веселых черномазых, а на первом плане идиллии сверкающие детали какого-нибудь нового станка и над всем этим - ваша распростертая длань.