Грозный эмир

Санлису уже перевалило за пятьдесят, половину из прожитых лет он провел на Востоке и мог бы, кажется, набраться здесь не только бранных слов, но и хороших манер. К сожалению, этот невежественный франк, облаченный в роскошный пелисон, отороченный мехом куницы, вел себя не лучше, чем кабацкий завсегдатай. С прискорбием приходится признавать, что удача и золото, нежданно приплывшее в руки, не делает людей, ни умнее, ни добрее, ни вежливее.
– Я выполнил все, о чем ты меня просил, благородный Ги, – зло процедил сквозь зубы Андроник. – Я отправил от твоего имени письмо благородной Констанции. Я убедил графиню, что антиохийские бароны жаждут принести вассальную присягу ее одиннадцатилетнему сыну Боэмунду. Для этого мне пришлось задействовать десятки своих людей в Италии, подкупить шевалье из ее окружения и добиться благословения самого папы. По твоей просьбе, благородный Ги, я обратился за помощью к своему другу сиятельному Михаилу. Протовестиарий убедил басилевса Иоанна выслать флот на перехват венецианского нефа, дабы навсегда избавить тебя от забот. Так в чем же моя вина, барон?
Даис ассасинов готов был разделить огорчение маршала Антиохийского графства, поскольку и сам рассчитывал погреть руки на этом не слишком благовидном деле. К сожалению, далеко не все тщательно задуманные предприятия заканчиваются большой прибылью. Бывают на избранном пути и провалы. А обиднее всего, когда эти провалы случаются не по твоей вине. Черт бы побрал этого дурака Афрания, а заодно и протовестиария Михаила, которому следовало выбить у басилевса не десять, а двадцать, тридцать, сорок боевых галер. Послать к Латтакии весь византийский флот, наконец! Ведь сын Боэмунда Тарентского и его мать Констанция нужны были именно Византии. Используя их, божественный Иоанн мог железной рукой держать за горло Рожера Анжерского и в конечном итоге прибрать к рукам графство Антиохийское вместе с ее столицей. К сожалению, басилевс упустил шанс, который предоставили ему судьба и почтенный Андроник. А в результате пострадала не только Византия, остались внакладе два достойных человека, рассчитывавший сорвать большой куш. Пятьдесят тысяч золотых денариев уплыли из рук даиса и маршала по вине расторопного Венцелина фон Рюстова.
– Пострадали не только вы, – неожиданно вклинился в чужую перепалку Никодим. – Сиятельный Михаил потерял единственного сына.
– Какого еще сына? – рассердился Андроник.
– Константина. Тот попал в плен к морским разбойникам.
Андроник неожиданно захохотал, чем поверг в смущение собеседников, решивших, видимо, что даис сошел с ума от неприятностей, выпавших на его долю. К счастью, тревога оказалась ложной. Старый интриган пережил на своем веку много взлетов и падений, а потому не собирался долго горевать над потерей. Конечно, ему придется отложить свой переезд в Константинополь на неопределенный срок, но это еще не повод, чтобы впадать в отчаяние. Андронику недавно исполнилось пятьдесят пять лет. Бурно прожитая жизнь давала о себе знать болью в ногах и пояснице. Казалось бы, самое время отправиться на покой, но судьба распорядилась по-иному. Любой другой на его месте умер бы от огорчения, но Андроник решил считать неудачу капризом провидения, не пожелавшего отпускать с полей невидимой глазу войны столь даровитого человека.
– Об отце Константина лучше спросить его мать, сиятельную Зою, – объяснил Андроник причину своего неуместного веселья.
Возможно, при других обстоятельствах благородный Ги попытался бы выяснить у всезнающего даиса подробности скандального происшествия, имевшего место быть более двадцати лет тому назад, но сейчас его волновали куда более насущные проблемы, чем предполагаемое отцовство Венцелина фон Рюстова. Санлис не только упустил куш по вине незадачливых византийцев, но и приобрел проблему, которую придется решать в ближайшее время. Конечно, большинство баронов поддержит, в конце концов, Рожера Анжерского, но эта поддержка дорого обойдется нынешнему правителю Антиохии. За верность придется платить не только землями, привилегиями, но и золотом. А казна графства не настолько богата, чтобы удовлетворить запросы баронов и рыцарей. Конечно, перед благородным Ги открываются неплохие перспективы, во всяком случае, посредничая между Рожером и его вассалами, он сможет возместить хотя бы частично убытки, понесенные в результате оплошности византийцев.
– Как ты полагаешь, Андроник, эмир Халеба способен оказать нам серьезное сопротивление?
– Бек Лулу – ничтожество! – неожиданно взъярился даис. – К власти его привел Ролан де Бове с помощью Бузург-Умида.
– Видишь, как все удачно складывается, – усмехнулся Санлис, косо поглядывая на ассасина.
– Ты о чем, благородный Ги? – насторожился Андроник.
– Мы давно склоняем графа к войне с Халебом, но Рожер слишком осторожен, чтобы ввязываться в драку, не обеспечив свои тылы. Зато теперь у него не будет другого выхода. Дабы ублажить баронов и рыцарей, он бросится на эмира Лулу как коршун на заблудившуюся мышь.
– А как же Констанция с сыном Боэмундом? – удивился Никодим.
– О Констанции пусть хлопочет барон де Руси, – ощерился в сторону нотария Санлис. – Благо благородный Глеб вдовец и, надо полагать, сумеет удовлетворить потребности скучающей женщины.
– Так ты считаешь, что вдова Боэмунда Тарентского укрылась вместе с сыном в замке Ульбаш? – нахмурился Андроник.
– А где же ей еще быть? – пожал плечами Ги. – Или ты полагаешь, что Венцелин фон Рюстов действовал по своему почину?
Почтенный Андроник грешил на своего старого врага Ролана де Бове, но в данном случае, видимо, напрасно. В ход чужой интриги вполне мог вмешаться барон де Руси, у которого наверняка есть соглядатаи в свите Рожера Анжерского. Санлису следует тщательно проверить своих людей, прежде чем пускаться в новое рискованное предприятие. Халеб крепкий орешек и для того, чтобы его раскусить, потребуются крепкие челюсти.
– Ты что, отказываешься мне помочь? – нахмурился Санлис.
– Речь идет о плате, дорогой друг, – ласково улыбнулся барону даис. – Не могу же я работать на тебя даром. Халеб стоит дорого.
Благородный Ги, надо отдать ему должное, был редкостным мерзавцем. Андроник познакомился с ним более двадцати лет тому назад, когда нищий шевалье прислонился к Хусейну Кахини. А покойный даис умел разбираться в людях. Этот сухощавый и, на первый взгляд, вроде бы ничем не примечательный человек отличался умом, хитростью и железной хваткой. Благородный Ги прибыл на Восток, чтобы разбогатеть, и добился своего в короткий срок. Правда, для этого ему пришлось предать веру, сеньора, многих своих товарищей, чьи кости уже сгнили в земле, словом всех, кому к несчастью приходила в голову мысль, что на Ги де Санлиса можно положиться как на каменную стену. Странно, что Рожер Анжерский, человек вроде бы не глупый, почему-то не повесил своего вассала, хотя отлично знал ему цену. Похоже, государям, кем бы они себя не мнили, никак не обойтись без подлецов.
– Ты получишь все, что пожелаешь, Андроник, – расплылся в улыбке барон. – Неужели ты сомневаешься в старом товарище?
– Сомневаюсь, благородный Ги, – усмехнулся даис. – Ибо сомнение – мать успеха. Доверчивые в этом мире долго не живут.
Благородная Констанция ужаснулась, увидев неприступную твердыню на вершине горы, но, попав внутрь замка, она изменила свое мнение о нем. Надо отдать должное арабам, они понимали толк в удобствах. Суровый по виду Ульбаш обладал всеми необходимыми качествами, чтобы понравиться самой привередливой женщине. То же самое можно было сказать о его владельце. Констанция помнила Глеба де Лузарша юным улыбчивым шевалье, о ловкости и хитрости которого в свите ее отца, короля Филиппа, ходили легенды. Барону де Руси уже перевалило за сорок. Это был рослый, широкоплечий человек с сильными руками и жестким взглядом синих глаз. Внешне благородный Глеб выглядел даже моложе своих лет, но улыбка, казалось, навсегда исчезла с его словно бы одеревеневшего лица. Констанция напомнила ему о давнем знакомстве, но барон, похоже, не признал в располневшей тридцатипятилетней женщине прежнюю хохотушку. Во всяком случае, на ее сердечное приветствие он отозвался сухим поклоном, после чего оставил свою гостью на попечение служанок. Возможно, Глеб полагал, что благородная Констанция нуждается в отдыхе после трудного путешествия, но графиня расценила его поведение как невежливое, о чем не замедлила поведать дамам своей свиты. Однако Франческа и Элоиза не нашли в поведении барона ничего предосудительного и в ответ на ворчание сеньоры обменялись недоуменными взглядами. Впрочем, обе девушки были слишком молоды, чтобы с первого взгляда оценить достоинства и недостатки мужчины.