Грозный эмир
Десять тысяч конных франков двинулись к Халебу в сопровождении обоза и пяти тысяч пехотинцев. Крестоносцы не собирались штурмовать город, во избежание больших потерь, а что касается осады, то она не сулила больших хлопот. Коннетабль де Руси и барон де Крийон задолго до начала похода перекрыли все дороги, ведущие в Халеб. Город уже сейчас испытывал трудности с продовольствием, что должно было подвигнуть его население к выражению покорности христианскому владыке, настроенному к халебцам скорее благожелательно, чем враждебно. Во всяком случае, сенешаль Ролан де Бове заверил короля и графа Понса Триполийского, что правитель Халеба бек Саббах, человек немолодой и умудренный опытом, не станет напрасно лить кровь ни мусульманскую, ни христианскую. Тем более что помощи ему ждать в сущности неоткуда.
Увы, этот оптимистический прогноз храмовника не оправдался. К счастью, дозорные вовремя обнаружили приближение огромной сельджукской армии, превосходящей франков числом едва ли не вдвое. Захваченные в плен туркмены показали, что возглавляет это невесть откуда явившееся войско ни кто иной, как атабек Мосула почтенный Бурзук, разоривший в свое время немало городов и сел на территории Сирии, Ливана и Палестины. Поражение Бурзука в не таком уж далеком тысяча сто пятнадцатом году смело можно было считать даром небес. Ибо атабек дошел почти до Иерусалима, который в ту пору просто некому было защищать. Опытный сельджукский военачальник допустил десять лет назад только одну ошибку, ставшую для него роковой, – он позволил своей армии растянуться на марше, чем сумел воспользоваться Рожер Анжерский, разгромивший сельджуков по частям. Коннетабль де Руси, активный участник тех событий, очень высоко оценивал полководческий дар Бурзука и его умение управлять людьми. Тем не менее, он настоятельно советовал Болдуину атаковать сельджуков сразу, не давая им опомниться и связаться с союзниками в Халебе. К сожалению, у короля Иерусалимского нашлись и другие советчики, которые убедили его отвести крестоносцев от стен города на ближайшую равнину, густо поросшую кустарником. По мнению Понса Триполийского и барона де Крийона, заросли должны были помешать сельджукской коннице маневрировать, что неизбежно дало бы преимущество франкам. Однако атабек Бурзук не хуже крестоносцев знал все достоинства и недостатки местности, окружающей Халеб, а потому уклонился от сражения в невыгодных для себя условиях. Зато у него хватило ума и смелости, воспользоваться оплошностью своих врагов, и безлунной ночью подойти к городским стенам.
Почтенный Саббах был абсолютно уверен, что открывает ворота франкам, а осознание непоправимой беды пришло к нему вместе с ударом кинжала в сердце, нанесенном твердой рукой кади шиитов аль-Кашаба. Всего же за одну страшную ночь сельджуки атабека Бурзука вырезали в Халебе несколько тысяч исмаилитов и ассасинов, включая детей и женщин, подавляющее большинство которых даже не подозревало о замыслах своих вождей. Эта резня произвела на халебцев столь жуткое впечатление, что они на протяжении трех дней не выходили из домов, дабы не попадаться на глаза разгулявшихся на улицах города мамелюков и туркменов. Дабы поправить положение и обелить себя в глазах обывателей, атабек Бурзук пошел проторенным путем, то есть женился на дочери эмира Ридвана, успевшей уже дважды стать вдовой. Халебцы встретили весть о браке нового правителя нервным смехом и обратились к нему с нижайшей просьбой, прекратить в честь столь знаменательного события разбои и грабежи, чинимые вот уже в течение недели его людьми. Атабек внял просьбе горожан и укротил туркменов, разместив большую часть из них по окрестным крепостям. Умиротворенный аль-Кашаб, собрал самых почтенных мужей Халеба и явился к атабеку с выражением горячей благодарности за помощь и поддержку в трудный для города час. Атабек Мосула, человек уже далеко не молодой, с лицом иссеченным морщинами и шрамами, выслушал беков и купцов, благосклонно принял поднесенные дары и заявил во всеуслышанье, что война с неверными только начинается, и что он надеется на поддержку в деле, угодном Аллаху, не только халебцев, но и всех мусульман Сирии и Месопотамии. Почтенные халебцы с охотою откликнулись на его призыв, но выразили устами аль-Кашаба робкое сомнение в готовности эмиров и беков ближайших городов откликнуться на призыв воинственного атабека. Маловеры были посрамлены, когда в Халеб явился правитель Мардина почтенный Тимурташ с пятью тысячами отборных воинов и с горячим желанием в сердце посчитаться с франками за все беды и обиды, которые они нанесли мусульманам. Причиной столь необычного поведения трусоватого сына Ильгази стало предательство Жозефины, бежавшей от юного эмира накануне вступления Бурзука в Халеб. Аль-Кашаб, узнавший о горе Тимурташа от беков его свиты, не преминул поделиться добытыми сведениями с атабеком. Старый Бурзук вдоволь посмеялся над горестями юного эмира, но принял его с почетом и даже пообещал вернуть под его руку Халеб в случае победы над франками. А победа эта, по мнению многих сведущих людей, была не за горами, ибо атабеку Мосула в течение нескольких недель удалось почти удвоить свои силы, достигавшие теперь сорока тысяч человек. К сожалению, почтенный Бурзук не торопился с наступлением на ненавистную Антиохию, что вызвало беспокойство у почтенного аль-Кашаба. Халебскому эмирату трудно было прокормить такую прорву людей, и в городе возникли проблемы с продовольствием. Кади шиитов уже дважды намекал грозному атабеку на бедственное положение халебцев, но почтенный Бурзук даже бровью не повел на его жалобы. Правитель Мосула, похоже, ждал каких-то важных вестей из Багдада и оказался прав в своем долготерпении. Багдад восстал против сельджуков в конце осени. Бек Омар, по наущению халифа Мустаршида Биляха, поднял арабов на борьбу с сельджуками. Турки были выбиты из города, а султан Махмуд укрылся в Хазанкейфе под крылышком не слишком надежного эмира Сукмана ибн Артука. По Халебу загуляли слухи, один ужаснее другого. Нашлись очевидцы, которые собственными глазами видели казнь султана Махмуда, повешенного доблестным беком Омаром. Напряжение в городе нарастало. Турки зло косились на арабов, а те готовились дать им отпор. Иные горячие головы прославляли халифа Мустаршида, другие вслух обзывали его предателем. Кади шиитов аль-Кашаб сразу и бесповоротно встал на сторону султана Махмуда и лично казнил пятерых арабов, призывавших соплеменников к бунту. Бурзук высоко оценил деятельность аль-Кашаба, вернув ему звание визиря и право суда не только над шиитами, но и над суннитами. Атабек уже готов был двинуть свою армию на Багдад, когда почтенный Андроник привез ему письмо султана с благодарностью за поддержку и известием, что нужда в ней уже отпала. В окружении Махмуда нашелся герой, наголову разгромивший бека Омара и вернувший под руку султана благословенный Багдад. Халиф Мустаршид отрекся от своего подручного, публично назвав его врагом ислама и ставленником ассасинов. За что ему была сохранена жизнь. В частном разговоре Андроник поведал заинтересованному аль-Кашабу подробности этого события, потрясшего весь мусульманский мир.
– Спасителя султана зовут Иммамеддин Зенги, он был правителем богатого города в Персии, но сразу же откликнулся на призыв Махмуда.
– Умный, судя по всему, человек, – задумчиво проговорил аль-Кашаб.
– Сельджуки из Персии оказались не только умнее, но и расторопнее месопотамских эмиров, они в короткий срок снарядили победоносное войско и выдвинули его к Багдаду.
Почтенный Андроник был явно рад победе неведомого эмира Зенги, но не скрыл от старого знакомого своей озабоченности. По словам даиса, шейх Бузург-Умид был взбешен резней, устроенной атабеком Мосула в Халебе и поклялся отомстить Бурзуку и его подручным за смерть своих людей.
– Среди прочих было названо и твое имя, почтенный аль-Кашаб.
– Я не боюсь, – надменно вскинул голову визирь.
– Похвально, – вздохнул Андроник, – но меры предосторожности все же следует принять.
– Ты был в Дай-эль-Кебире? – удивился чужой расторопности аль-Кашаб.