Покорение Южного полюса. Гонка лидеров

Бoльшая часть удовольствия от этого похода состояла в его предвкушении. Осенью 1893 года Урдал и Амундсен часто встречались, в основном в роскошной студенческой квартире Амундсена. По словам самого Урдала, в то время Амундсен был для него
мало знакомым с лыжами младшим товарищем, который хотел получить посвящение в тайны зимнего высокогорья. Но мы оба были охвачены интересом к полярным экспедициям в частности и к приключениям в целом. Поэтому отлично понимали друг друга и могли вместе строить воздушные замки.
С той лишь разницей, что мои — рассыпались в пыль, а Руаль сумел воплотить свои мечты с размахом и великолепием.
Но вначале Урдал комментировал их совместные опыты далеко не так уважительно. Перед Рождеством 1893 года они выехали на поезде из Христиании. От Крадерена, конечной станции железной дороги, им пришлось пройти на лыжах примерно сорок миль по предгорью, чтобы достичь Хардангервидду и по-настоящему начать переход. Первый день похода Урдал описывал так:
Мы были медлительны и совершенно непривычны к такого рода деятельности. Самый высокий из нас, Покоритель Арктики, полгода ничего не делал и поэтому был упитан и нетренирован. У Доктора дел было больше, чем нужно, и по этой причине он был вымотан и истощён, сам я — как мне тогда казалось — остро ощущал свой возраст и последствия сидячего образа жизни.
Нет нужды говорить, что «Покорителем Арктики» был Амундсен. Ещё Урдал называл его Голиафом, потому что даже в компании высоких людей Амундсен выделялся своим ростом. «Доктором» оказался родственник Урдала, студент-медик по имени Вильгельм Хойст, приглашённый с единственной целью — укомплектовать команду. Трудности начались сразу, как только они поднялись из долины на плато.
Снег был… рыхлым и мягким до самой земли.
Странно, что Доктор, этот тихий книжный червь, был лучше всех подготовлен и быстр. Пока мы валялись в самом начале подъёма с судорогами в ногах, рискуя утонуть в снегу, он уже достиг вершины и наблюдал за нами сквозь очки в золотой оправе. А чтобы обнаружить нас, нужно было иметь отличное зрение — до самого кончика носа мы оба вывалялись в снегу.
Покорителю Арктики, который целый месяц только и занимался подготовкой снаряжения к походу, было труднее всего — ничем из его экипировки пользоваться было нельзя.
Снова и снова из глубины ближайшего сугроба я слышал ругательства в адрес производителей лыж и магазинов спортивного снаряжения, снабдивших его этим барахлом. Снова и снова высокая, покрытая снегом фигура с длинными обледеневшими усами появлялась на свет из сугроба и упорно карабкалась вверх на несколько футов — после чего Покоритель Арктики опять беспомощно тонул в глубоком, глубоком снегу.
В действительности за этим стояла серьёзная подготовка. Спальные мешки сшили на заказ из меха северного оленя по образу тех, которыми Нансен пользовался во время своего первого перехода через Гренландию. Ветронепроницаемые куртки с капюшонами также разработали по образцу нансеновских (он, в свою очередь, скопировал их с эскимосских анораков). И то и другое было тёплым и функциональным (хотя и тяжёлым), а значит, давало надежду на успех. А вот лыжи или крепления качеством функциональности не обладали, поскольку технологии изготовления снаряжения находились в то время в зачаточном состоянии.
Крепления были примитивными, их типы разнились, что служило благодатной почвой для споров между лыжниками с разными предпочтениями (впрочем, эти споры не утихают и в наши дни). Выбранная Амундсеном модель плохо служила ему. Лыжи не подходили к ботинкам и плохо скользили. Поэтому в конце первого же спуска Руаль совершил живописный кульбит в рыхлый снег на берегу замёрзшего озера.
«Лыжи просто невозможны, — проворчал он, — каждая движется в своём направлении — одна вправо, другая влево…»
«Ну что же, — сказал Доктор сухо, — ты всегда придерживался центристских взглядов… но ведь руки, ноги, шея целы?» И иронично добавил: «А то у меня достаточно материала для бандажа, ты же знаешь». Голиаф лишь зарычал в ответ и помчался по льду озера со скоростью сто миль в час.
Они столкнулись практически со всеми неприятностями, которые могли сулить горы. Подул фён [9], и началась оттепель не по сезону, из-за чего снег прилипал к лыжам и не давал им скользить. Началась самая мерзкая мерзость — тёплый буран. Они слишком задержались, и Урдал не мог идти дальше, поскольку ему пора было возвращаться к работе. Позорно потратив целую неделю на то, чтобы преодолеть гору под названием Даггранут, пройдя лишь тридцать миль и даже не достигнув по-настоящему Хардангервидду, они повернули назад и спустились в деревню Ховин. Оттуда Урдал вернулся в Христианию, а Амундсен и Хойст предприняли новую атаку. Недалеко от горной фермы Моген, последнего населённого пункта перед началом перехода через Хардангервидду, они провели ночь под открытым небом при температуре –40 °C. Снег казался слишком твёрдым, чтобы можно было в него закопаться, поэтому пришлось лечь прямо на наст, в результате чего, несмотря на олений мех, они ужасно простудились. Через несколько миль на путешественников обрушился буран, и им снова пришлось вернуться. Хардангервидда победила и на этот раз.
Шесть недель спустя Амундсен отправился в Арктику. В письме к Экроллу он объяснил это необходимостью привыкнуть «как к климату, так и к трудностям, с которыми придётся столкнуться» в настоящей экспедиции. После горных лыж полярная навигация стала следующим логичным шагом в его подготовке.
Существовали и другие причины. Амундсен окончательно отказался от медицинской карьеры. Родственники сошлись во мнении, что это не обязательно означает катастрофу, но убедили Руаля, что, не обучившись никакому делу, он столкнётся с трудностями на жизненном пути. Лучше ему всё же заняться чем-то определённым. Что может быть правильнее для человека с его прошлым и вкусами, чем звание офицера флота? Когда он наберётся опыта, семья поможет ему в выбранном деле. Получив сертификат судового мастера, он будет выходить в море, когда пожелает. Руаль согласился с доводами семьи, ведь в конце концов быть капитаном означало безусловное лидерство в экспедициях, возможность командовать на море и на суше. В начале марта 1894 года он, влекомый интересом к Арктике, поступил простым матросом на зверобойное судно «Магдалена» на ледовый сезон. Это было суровое, но необходимое посвящение в жизнь моряка.
Тюлений промысел, как и охоту на китов, норвежцы считали очень достойным занятием. Это было «мужское дело», «сравнимое с великими подвигами Нансена по изучению полярных районов», как говорил один норвежский историк.
Для начинающего моряка «Магдалена» стала трудной школой. Небольшое, потрёпанное ветрами деревянное зверобойное судно — по сути, переоборудованный барк с плохоньким вспомогательным двигателем — бросало из стороны в сторону, кренило и поднимало ветром в яростных переменчивых волнах. В августе, вернувшись из Арктики, Руаль по просьбе брата Густава написал ему отчёт о своём плавании. Амундсен искренне хотел поделиться информацией с братом (и развлечь его), но при изложении событий он ни на йоту не отошёл от своих принципов. В тексте нет описания его чувств. Всё исключительно по делу. Он наблюдателен и даже одержим решимостью учиться благодаря всему, что видит и слышит. С самого начала письмо выглядит как студенческий конспект:
…вначале опишу [корабль]. В первую очередь и главным образом зверобойное судно отличается прочностью конструкции. Железо и сталь не годятся, поскольку разрушаются под воздействием льда. Требуется дерево прочных пород, поэтому все подобные суда сделаны из дуба. Вообще последнее не совсем точно, поскольку сам корпус сделан из лёгкой древесины, но покрыт так называемой ледовой кольчугой. Это слой дуба в несколько футов толщиной, окружающий внутреннюю конструкцию. Он должен выдержать давление льда, иногда просто невероятное. Говорят, что толщина бортов «Магдалены» — двенадцать футов (довольно толстые, как ты видишь).