Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету

Взгляд Эмили скользнул по Динни:
– Интересно, а у тебя есть что сгонять?
– Я толще, чем кажусь, милая тётя.
– Я тоже. Это огорчительно. Не будь твой дядя худ как жердь, я бы волновалась меньше.
Она подставила девушке щеку. Та звонко поцеловала её.
– Какой приятный поцелуй! Меня уже много лет так не целовали. Клюнут – и всё. Идём, Полли, – сказала леди Монт и с попугаем на плече выплыла из комнаты.
– Тётя Эм выглядит просто замечательно.
– Да, дорогая. Полнота – её навязчивая идея. Она сражается с ней не на жизнь, а на смерть. Стол у нас самый невероятный. В Липпингхолле легче: там командует Огюстина, а она осталась все такой же француженкой, какой мы привезли её из нашего свадебного путешествия тридцать пять лет назад. До сих пор готовит так же, как птичка поёт. К счастью, я ни от чего не толстею.
– Тётя Эм не толстая.
– Н-нет…
– И она великолепно держится. Мы так не умеем.
– Умение держаться исчезло вместе с Эдуардом, – заметил сэр Лоренс. Теперь все ходят вприпрыжку. Вы, молодые женщины, вечно подпрыгиваете, словно вот-вот вспорхнёте куда-то и улетите. Я не раз думал, какая же походка войдёт в моду после этой. Рассуждая логически – скачкообразная. Впрочем, все может перемениться, и вы опять начнёте расхаживать с томным видом.
– Дядя, всё-таки что же за человек лорд Саксенден?
– Он из тех, кто выиграл войну благодаря тому, что с его мнением никогда не соглашались. Ты же, наверно, таких встречала. "Конец недели провели у Кукеров. Приехали Кейперы и Гуэн Блендиш. Она была в ударе и много говорила о боях на польском фронте. Я, конечно, больше. Беседовал с Кейпером. Он убеждён, что боши выдохлись. Не согласился с ним. Он напустился на лорда Т. Артура Проуза, приехавшего в воскресенье. Тот считает, что у русских теперь два миллиона винтовок, но нет патронов. Говорит, что война закончится к Новому году. Встревожен нашими потерями. Если бы он знал то, что знаю я! Была ещё леди Трип с сыном, который потерял правую ногу. На редкость обаятельная женщина! Обещал заехать осмотреть её госпиталь и посоветовать, как его наладить. В воскресенье очень приятно пообедали. Все были в отличной форме. После десерта играли. К вечеру приехал Эйлик. Утверждает, что последнее наступление стоило нам сорок тысяч человек, но французы потеряли больше. Я высказал мнение, что все это очень серьёзно. Никто с ним не согласился".
Динни расхохоталась.
– Неужели такие бывали?
– Ещё бы, дорогая! Ценнейшие ребята! Что бы мы делали без их умения прятать концы в воду, без их выдержки и разговоров? Нет, кто сам этого т видел, тот в это не поверит. И вот такие выиграли войну. У Саксендена особенно большие заслуги. Он всё время выполнял чрезвычайно полезную функцию.
– Какую же?
– Был на виду. Больше чем кто-либо другой, судя по тому, что он о себе рассказывает; помимо этого, он отличный яхтсмен, великолепно сложен и умеет это показать.
– Заранее предвкушаю встречу с ним.
– О встрече с людьми, подобными Бантаму, приятнее вспоминать, вздохнул сэр Лоренс. – Останешься ночевать, Динни, или поедешь домой?
– Сегодня придётся вернуться. Поезд отходит в восемь с Пэддингтонского вокзала.
– В таком случае пройдёмся по парку, на вокзале закусим, а потом я посажу тебя в поезд.
– О, не беспокойтесь из-за меня, дядя Лоренс!
– Отпустить тебя одну в парк и не воспользоваться случаем попасть под арест за прогулку с юной особой? Ни за что! Мы даже можем посидеть там и попытать счастья. У тебя как раз такой тип, из-за которого старички нарываются на неприятности. В тебе есть что-то боттичеллиевское, Динни. Идём.
Наступил вечер, – в сентябре около семи часов уже смеркается, – когда они, ступая по увядшей траве, вошли под платаны Хайд-парка.
– Слишком рано, – заметил сэр Лоренс. – Дневной свет нас спасает. Нарушение приличий принимается во внимание только с восьми. Сомневаюсь, стоит ли нам сидеть, Динни. А ты сумеешь распознать агента в штатском? Это совершенно необходимо. Прежде всего на нём котелок – чтобы кто-нибудь не стукнул по голове чересчур неожиданно. В уголовных романах эта штука всегда сваливается. Далее, он старается как можно меньше походить на агента. Рот энергичный – им в полиции бесплатно вставляют зубы. Глаза опушены, если, конечно, не вылуплены на тебя. Главная примета – равномерно опирается на обе ноги и держится так, словно проглотил линейку. Ботинки, разумеется, общепринятого фасона.
Динни заворковала:
– Я знаю, что мы можем сделать, дядя Лоренс. Инсценировать приставание! У Пэддингтонских ворот всегда стоит полисмен. Я немножко обгоню вас, а когда вы подойдёте, начну к вам приставать. Что я должна говорить?
Сэр Лоренс наморщил лоб:
– Насколько мне помнится, что-нибудь вроде: "Как живём, котик? Свободен вечером?"
– Итак, я подхожу и выпускаю всю обойму под носом у полисмена.
– Он раскусит, в чём дело, Динни.
– Идём на попятный?
– Видишь ли, уже так давно никто не принимает всерьёз моих предложений. Кроме того, "жизнь прекрасна, жизнь чудесна, не в тюрьме ж её кончать".
– Дядя, я разочаровываюсь в вас.
– Я к этому привык, дорогая. Подожди, вот станешь серьёзной и почтенной дамой и тоже будешь постоянно разочаровывать молодёжь.
– Но только подумайте, сколько дней подряд газеты посвящали бы нам целые полосы: "Инцидент с приставанием у Пэддингтонских ворот. Ложные ссылки на дядю". Неужели вы не жаждете оказаться лжедядей и оттеснить европейские события на последнюю страницу? Наделать хлопот полиции? Дядя, это малодушие!
– Soit! [3] – заметил сэр Лоренс. – Один дядя в полиции за день этого вполне довольно. Ты опаснее, чем я предполагал, Динни.
– Нет, правда, за что арестовывать этих девушек? Это всё остатки прошлого, когда женщина была зависима.
– Полностью разделяю твою точку зрения, Динни, но что поделаешь, – в вопросах нравственности мы все ещё пуритане, да и полиции надо чем-то заниматься. Численность её уменьшить нельзя, иначе возрастёт безработица. А бездействующая полиция – угроза для кухарок.
– Когда вы станете серьёзным, дядя?
– Никогда, дорогая! Что бы нам ни уготовила жизнь – никогда. Впрочем, предвижу время, когда вместо нынешней единой библейской морали введут варианты для мужчин и для женщин. "Сударыня, хотите пройтись?" – "Сэр, желательно ли вам моё общество?" Это будет век если уж не золотой, то по крайней мере позолоченный. Ну, вот и Пэддингтонские ворота. И у тебя хватило бы духу обмануть этого почтенного блюстителя порядка? Идём на ту сторону.
– Твоя тётка, – продолжал сэр Лоренс, когда они вошли в Пэддингтонский вокзал, – сегодня уже не встанет. Поэтому я пообедаю с тобой в буфете. Выпьем по бокалу шампанского. Что касается остального, то, насколько я знаком с нашими вокзалами, мы получим суп из бычьих хвостов, треску, ростбиф, овощи, жареный картофель и сливовый пирог – все очень добротные блюда, хотя чуточку слишком английские.
– Дядя Лоренс, – спросила Динни, когда они дошли до ростбифа, – что вы думаете об американцах?
– Динни, ни один патриот не скажет тебе по этому поводу "правду, одну правду, только правду". Впрочем, американцев, как и англичан, следует разделять на две категории. Есть американцы и американцы. Иными словами – симпатичные и несимпатичные.
– Почему мы с ними не ладим?
– Вопрос нетрудный. Несимпатичные англичане не ладят с ними потому, что у них больше денег, чем у нас. Симпатичные англичане не ладят с ними потому, что американцы обидчивы и тон их режет английское ухо. Или скажем по-другому: несимпатичные американцы не ладят с англичанами потому, что тон англичан режет им ухо; симпатичные – потому, что мы обидчивы и высокомерны.
– Не кажется ли вам, что они слишком уж стараются все делать посвоему?
– Так поступаем и мы. Не в этом суть. Образ жизни – вот что нас разделяет. Образ жизни и язык.