Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Ты ведь неплохо себя чувствуешь, да? — сказал Эл. — Когда думаешь вернуться к работе? Что сказал доктор?
— Он мне позвонит. Когда получит рентгеновский снимок.
Эл кивнул.
— Могу я чем–то помочь? — спросил он вскоре.
— Нет, — сказал старик. — Спасибо.
— Скажем, позвонить каким–нибудь твоим клиентам?
— Нет.
— Ладно, — сказал Эл. — Дай мне знать, если что.
Старик кивнул.
Из кухни донесся отчетливый голос Лидии:
— Мистер Миллер, зайдите сюда на минутку.
Он спустился в прихожую и прошел в кухню.
Лидия, стоя спиной к нему у буфета и готовя кофе, сказала:
— Пожалуйста, теперь, когда вы достаточно долго его видели, покиньте наш дом.
— Послушайте, — сказал Эл, — я проработал с ним немало лет…
Его переполнял гнев, смешанный со всегдашней неприязнью к ней.
— Достаточно долго, — сказала она быстро и четко, командным, едва ли не веселым голосом, отходя, чтобы взять кофейные чашки.
— Что я такое сделал? — спросил он.
Повернувшись к нему, Лидия сказала:
— Несмотря на все, что он говорит, он болен. Он — больной человек.
— Ну да, — сказал Эл.
— Позвольте ему оставаться дома, где ему подобает быть и где он восстанавливает свои силы. Не предъявляйте требований.
— Каких? — спросил он. — Каких требований? Что вы имеете в виду? Чего, по–вашему, я от него добиваюсь, что получаю? Думаете, я всегда прошу его помочь с починкой моих машин? Может, и так.
Он чувствовал и ненависть к ней, и унылость, обычную свою застарелую унылость. Конечно, так оно и было; он действительно использовал старика. И ей он никогда не нравился. Она и сама использовала старика, так что легко могла видеть, что происходит.
— Учтите только, что и я ему помогаю, — сказал он. — Со всякими тяжестями. Вы это учитываете? Лучше бы подумали и об этом.
Она ничего не сказала. Продолжала сновать по кухне, не обращая на него никакого внимания, с застывшей, по обыкновению, улыбкой. Теперь, произнеся слова своей роли, она лишь ждала, чтобы он убрался.
Какое–то время он не двигался с места. Пытался придумать, что еще сказать, но никаких мыслей не появлялось. Ничего не было, кроме переполнявших его чувств. Наконец он повернулся и направился обратно в гостиную. Старик, обнаружил он, опять смотрел телевизор, звук которого оставался приглушенным; старик не отводил глаз от экрана, все его внимание было направлено на водянистые серые очертания.
— Пока, — сказал Эл. — Мне надо ехать.
Старик тут же кивнул. Эл подождал, но тот не говорил. Так что он, сунув руки в карманы, прошел через дом к входной двери.
Минуту спустя он уже был снаружи, на тротуаре, и забирался в «Шевроле».
Не надо было мне уходить, думал он, отъезжая. Надо было остаться там, как–то там зацепиться и спасти его от этой ведьмы. От этой старой гарпии.
Но он не мог придумать никакого предлога, чтобы вернуться, никакого способа представить свое возвращение оправданным.
Черт возьми, я действительно ни на что не гожусь, сказал он себе. Бездельник, просто бездельник. Неудивительно, что я ничего не достиг. Нет у меня ни напора, ни амбиций. Я обречен, и сам это знаю. Для меня просто нет места. Кишка у меня тонка пробить себе место.
Он не стал возвращаться на стоянку; вместо этого, увидев, что уже около пяти, он поехал домой, в свою собственную квартиру в трехэтажном деревянном доме, сером от старости.
Когда он открыл дверь, его встретили звуки и запахи: Джули вернулась раньше него и хлопотала у кухонной плиты, готовя отбивные на ужин. Он вошел и поздоровался с нею.
— Привет, — сказала она. На ней были джинсы и сандалии, и это напомнило ему о том, что сегодня был один из ее нерабочих дней. — Ужин будет готов только через полчаса. Ты сегодня рано.
Он подошел к холодильнику и достал из него бутылку шерри.
— Тебе кто–то звонил, — сказала Джули. — Женщина.
— Назвалась?
— Да, миссис Лейн. Сказала, что ей надо сообщить тебе что–то важное. Что тебе надо обязательно ей перезвонить.
— Это риелторша, — сказал Эл, усаживаясь за стол. — Со стариком сегодня случилось несчастье, — сказал он. — Упал. Его отвезли домой.
— Досадно, — безразличным тоном сказала Джули: в ее голосе не было ни удивления, ни сожаления, ни озабоченности.
— Тебе что, все равно? — сказал он.
— Не понимаю, почему это должно меня заботить, — сказала она.
— Я, пожалуй, поеду обратно, — сказал он. — К нему домой.
— Не забывай об ужине, — сказала она.
— Ты имеешь в виду, что мне лучше не ездить? Что лучше остаться?
— Я не собираюсь готовить его тебе, если ты туда поедешь. С какой стати? — сказала Джули.
На это у него не было ответа. Он вертел в руках бутылку шерри.
— Ты будешь звонить этой риелторше? — спросила она. — Этой миссис Лейн?
— Нет, — сказал он. — Она меня достала.
— Говорила она очень любезно. И голос приятный.
— Если позвонит снова, скажи, что меня нет, — сказал он.
Пока жена готовила ужин, он сидел за столом, попивая шерри. Вскоре начал снова обдумывать свой замысел насчет шантажа этого крупного бизнесмена, Криса Хармана. Он уже решил, что лучше всего было бы действовать совершенно прямо, позвонить Харману, по домашнему номеру или по рабочему, неважно, и, когда он ответит, просто сказать: «Слушайте, я знаю, что вы выпускали непристойные пластинки, а это противозаконно. Уплатите мне столько–то, или я пойду в полицию и заявлю об этом». Как он ни пытался, придумать что–нибудь совершеннее ему не удавалось.
Может, мне следует заняться этим прямо сейчас, подумал он. Пока у меня есть настроение. Так что он поставил стакан и прошел в гостиную, где стоял телефон. Усевшись рядом с ним, он стал перелистывать справочник, пока не дошел до буквы «Х». И наконец отыскал телефон Кристиана Хармана, который жил в Пьемонте. Адрес вроде был верен, И он снял трубку и начал набирать номер.
Но, набрав только префикс, он передумал; положил трубку и снова стал размышлять. Вероятно, для этого существуют хорошо известные способы получше, с которыми знакомы те, кому уже приходилось заниматься такими делами. Кто бы это мог быть? Кто–нибудь вроде Тути Дулитла, возможно. Он успел провернуть немало разных хитроумных штуковин.
— Кому ты звонишь? — спросила Джули из кухни. — Той женщине?
— Нет, — сказал он.
Поднявшись, он подошел к двери и закрыл ее, чтобы жена ничего не слышала. Тем временем ему, ко всему прочему, пришло в голову, что Харман мог узнать его голос.
Когда он набрал номер Тути, ответил женский голос.
— Тути, пожалуйста, — сказал он.
— Еще не пришел, — ответили ему. — Кто это?
Он назвался и попросил, чтобы Тути ему перезвонил.
— Он только что вошел, — сказала женщина. — Как раз в дверях. Минуточку, пожалуйста.
Телефон ударил его по барабанной перепонке; последовали шуршания и приглушенные слова, затем заговорил Тути:
— Привет, Эл.
— Слушай, — сказал Эл, — у меня тут одно дельце, с которым мне самому не управиться, а ты можешь помочь. Займет всего секунду. Надо позвонить.
Они не в первый раз обменивались услугами такого рода.
— Кому? — спросил Тути.
— Я просто дам тебе его номер, — сказал Эл. — Спросишь Криса. Когда подойдет, скажешь, что тебе все известно о пластинке «Маленькая Ева».
— Идет, — сказал Тути. — Скажу ему, что знаю о пластинке «Маленькая Ева». А он что?
— Должно быть, огорчится, — сказал Эл.
— Огорчится.
— Потом ты скажешь: «Но я могу забыть, что знаю о пластинке «Маленькая Ева», или что–нибудь в таком роде. Что–нибудь такое, из чего бы он заключил, что ты хочешь договориться с ним о сделке.
— Я забуду о пластинке «Маленькая Ева», — повторил Тути.
— И после этого клади трубку. Только скажи, что позвонишь позже. Потом клади. Не виси на телефоне.
— Я позвоню из будки, — сказал Тути. — Всегда так делаю в этих случаях.
— Прекрасно, — сказал он.
— Из той, что у входа в винный, — сказал Тути.