Фладд

— Эти статуи, — промолвил епископ. — У вас есть фонарик?
Отец Ангуин не ответил.
— Тогда ведите меня, — велел епископ. — Начнем отсюда. Не пойму, кто это. Негр?
— Не совсем. Он раскрашен. Почти все статуи раскрашены. Это святой Дунстан. Видите клещи?
— Зачем ему клещи? — рявкнул епископ, выпятив брюхо и хмуро разглядывая статую.
— Дунстан трудился в кузне, и когда дьявол принялся искушать его, святой прищемил ему нос раскаленными клещами.
— Интересно, какие искушения могут одолевать в кузнице? — Епископ всматривался во тьму. — У вас много статуй, больше, чем в любой церкви епархии. Где вы их взяли?
— Это случилось до меня. Они всегда здесь стояли.
— Вы же понимаете, что так не бывает. Кто-то принял решение. А что там за женщина со щипцами? Не церковь, а скобяная лавка.
— Это Аполлония. Римляне вырвали ей все зубы. Святая Аполлония покровительствует дантистам.
Отец Ангуин поднял глаза на склоненное невыразительное лицо мученицы, достал из деревянного ящика у ног статуи свечу, поджег ее от единственной свечи, горевшей у святого Дунстана, с осторожностью отнес обратно и вставил в пустой подсвечник.
— Никому здесь нет до нее дела. Местные не ходят к дантистам. Зубы у них выпадают еще в молодости, и они вздыхают с облегчением.
— Дальше, — сказал епископ.
— А вот четыре отца церкви. Видите, на Григории Великом папская тиара.
— Ничего я не вижу.
— Поверьте мне на слово. Вот Августин держит сердце, пронзенное стрелой. А это святой Иероним с маленьким львом.
— Действительно, маленьким. — Епископ наклонился, оказавшись нос к носу с животным. — Не похож на льва.
Отец Ангуин положил руку на львиную гриву и провел указательным пальцем по каменной спине.
— Я люблю Иеронима больше других отцов церкви. Так и вижу его в пустыне с безумными глазами и голыми аскетическими коленями.
— А кто слева? — спросил епископ.
— Святой Амвросий с ульем [3]. Дети зовут его Святым Ульем. Подобным образом два поколения назад кто-то назвал блаженного Августина, епископа Гиппонского, епископом Гиппопотамским, и с тех пор в умах царит неразбериха, доставшаяся молодым в наследство от родителей.
Епископ издал низкое рычание. Отец Ангуин решил, что оплошал. Что епископ и впрямь подумал, будто давнее недоразумение что-то значит.
— Разве это что-то решает? — спросил он быстро. — Посмотрите на святую Агату. Бедняжка держит свои груди на блюде. Святая Агата покровительствует колокольным мастерам. А виной тому маленькая ошибка, сами понимаете какая. Почему пятого февраля мы благословляем хлеба на блюде? Потому что груди напоминают как колокола, так и булки. Никакого вреда от такой ошибки нет. Так более пристойно, менее жестоко.
Они дошли почти до задней стены церкви. Напротив, в северном проходе, стояло еще несколько статуй: Варфоломей сжимал кинжал, которым с него содрали кожу, Цецилия держала в руках органчик. Пресвятая Дева с глуповатым выражением лица, которое придавала ему слащавая улыбка и отколотый кончик носа, молитвенно сжимала руки под синим плащом. Святая Тереза, Маленький Цветочек [4], смущенно улыбалась из-под розового веночка. Епископ пересек церковь, заглянул в лицо кармелитке и постучал по ее ноге.
— Для нее я сделаю исключение, отец Ангуин. Наши мальчики в окопах Фландрии взывали к Маленькой Терезе, даже те, кто не называл себя католиками. Есть святые, отвечающие духу времени. Перед нами пример истинной женской святости. Возможно, Терезу мы оставим. Я еще подумаю.
— Оставим? — спросил отец Ангуин. — А что, остальные куда-то уходят?
— На улицу, — отрезал епископ. — А куда? Да куда хотите. Так или иначе, отец Ангуин, я намерен повести вас, вашу церковь и паству в пятидесятые, коим мы все принадлежим. Я не допущу идолопоклонства.
— Но это не идолы, а статуи! Всего лишь образы.
— Если мы выйдем на улицу и обратимся к кому-нибудь из ваших прихожан, как думаете, он найдет различие между почитанием святых и благоговением, которое надлежит испытывать к Господу?
— Пустозвон, — произнес отец Ангуин. — Вероотступник. Саладин. — Священник повысил голос: — Вы не понимаете, о чем говорите. Местные вообще не сильны в молитве. Они простые люди, и я сам простой человек.
— Не сомневаюсь.
— А у святых есть свои атрибуты, свои профессии. Людям нужно на что-то опереться.
— Придется опереться на что-нибудь другое, — резко ответил епископ. — Нечего этим статуям здесь делать. Нужно их убрать.
Проходя мимо архангела Михаила, отец Ангуин взглянул на весы, на которых тот взвешивал души, затем опустил глаза на его ступни: голые и грубые. Иногда они казались ему похожими на горилльи лапы. Священник прошел под галереей, в густую, бархатную тьму, где святой Фома, ангелический доктор, твердо стоял на постаменте в самом центре, устремив каменный взор на престол, а звезда, которую он сжимал в грубых руках, испускала в кромешную тьму невидимые лучи.
  
Глава вторая
 
Вернувшись в дом священника, епископ перешел в наступление. Он потребовал чаю с печеньем.
— Я не желаю больше спорить. Ваши прихожане своим суеверием посрамят сицилийских крестьян.
— Я боюсь одного, — отвечал отец Ангуин, — что за статуями последует латынь, облачения, праздники и посты…
— Разве я что-нибудь про это говорил?
— Я вижу наперед. Они больше не придут. Ради чего? Что им делать в церкви? Они прекрасно обойдутся без нее.
— Мы тут не в бирюльки играем, отец Ангуин, сказал епископ. — Наша обязанность — свидетельствовать о Христе.
— Глупости, — отвечал отец Ангуин. — Они не христиане. Эти люди язычники и католики.
Зайдя в гостиную с кокосовым печеньем, Агнесса увидела, что отцу Ангуину приходится несладко: он дрожал, потел, вытирал пот со лба. Теперь она стояла у двери, ловя каждое слово.
— Ну, полно, — сказал епископ. Агнессе показалось, что он встревожен. — Не переживайте вы так. Я не запрещаю вам держать в церкви изображения и даже статуи святых. Я говорю, что мы должны соответствовать новым временам.
— Я не понимаю зачем, — сказал отец Ангуин и внятно добавил: — Толстый дуралей.
— Вы здоровы? — спросил епископ. — Говорите разными голосами, оскорбляете меня.
— Если правда вас оскорбляет.
— Хорошо, забудем, это я переживу. Однако мне кажется, отец Ангуин, вам нужен помощник. Молодой человек, сильный, как я. По-моему, вы совершенно отстали от жизни. Вы смотрите телевизор?
Отец Ангуин покачал головой.
— У вас нет радиоприемника. Надо завести. В наши дни радиовещание играет огромную роль. Вспомните, какой неоценимый вклад в улучшение межконфессионального взаимопонимания в Ирландии внесли радиопередачи преподобных Рамбла и Карта [5]. Знайте, отец Ангуин, будущее за радио!
Епископ обрушил кулак на каминную полку, словно Моисей, разверзающий скалу [6]. Священник молча за ним наблюдал. Типичный ирландец, откуда у него этот англосаксонский цвет лица: то розовый, то синюшный? Не иначе как из школы, захолустной английской частной школы. Его плохо учили, по крайней мере не тому, чему следовало. Запомнить, кто такой Галилей, и петь хором по нескольку часов кряду — вот и вся подготовка, какая нужна духовному лицу. Знать жития святых, науку о движении небесных сфер, натаскаться в молочном животноводстве или чем-нибудь подобном, нужном в приходском хозяйстве.
Все это священник высказал епископу — тот взирал на него в изумлении. Мисс Демпси, стоя под дверью, сосала палец, словно ребенок, который обжегся о плиту, ее голубые глаза сверкали. Она слышала шаги наверху, в коридоре, в спальне. Привидения, думала мисс Демпси, топчут по чистому. Ангелический доктор [7], девы-мученицы. Наверху хлопнула дверь.