Шутиха (сборник)

— Спокойной ночи, дорогая. Не возражаешь, если я в среду соберу мальчишник? Человек на десять? Тихонечко, интеллигентно...
— Она не возражает, — сказал Зяма. — Галка всегда была умницей. А в сравнении с этим ничтожеством — так и вовсе царицей Савской. Галка, ты прелесть. Я посвящу тебе поэму.
И умница не стала возражать. Пусть будет мальчишник.
* * *
Пожалуй, этот диалог мы могли бы дать как-нибудь иначе. Более прозаически, что ли? Но увы — ночь. В смысле темно. И в спальне не горит даже крохотного ночничка. Ничего не видно; лишь смутный монблан кровати, и сквозняк надувает паруса оконных гардин. Плывет бригантина во тьме, скрежеща такелажем, впитывая ледяной огонь звезд. Воет на Москалевском пустыре собака: по покойнику или так, от волчьей тоски. А может, умелый звукооператор врубил запись лая и курит себе в кулачок, пуская дым за дверь будки. Луна отражается в стекле, прикидываясь портретом лысого дядьки. Очень умного. С бородкой. Скорее всего дядька — поэт. Слегка похожий на Зяму, но вряд ли.
Будем считать, это Шекспир.
Или кто-то, все же больше смахивающий на Шекспира, нежели на Зяму.
Плывет бригантина в ночь, со сцены в зал, и все никак не доплывет до пристани...
Г а л и н а
 
 
Немного отдохну
 
И двину вновь на штурм твоих ушей,
 
Для моего рассказа неприступных.
 
Какой кошмар! И кто? Родная дочь,
 
Оплот моих надежд, отрада жизни,
 
Которую я сызмальства люблю,
 
Как сорок тысяч кротких матерей,
 
И сорок тысяч бабушек, и сорок
 
Мильонов безответственных отцов...
 
 
Г а р и к (сонно)
 
 
Нехама, делай ночь.
 
 
Г а л и н а
 
 
Оставь цитаты!
 
Постмодернизм нас больше не спасет.
 
А вдруг он будет злобный маниак?
 
Садист? Убийца? Сумрачный урод,
 
В тельняшке драной, с гнусным бубенцом,
 
В портках с дырой, с ухмылкой идиота,
 
С громадным несусветным гонораром
 
За выходки дурацкие его,
 
О, сердце, разорвись! И я сама
 
Должна купить для дочери шута! Позор! Позор!
 
 
Г а р и к
 
 
Вчера по TV-6,
 
По окончанье буйного ток-шоу
 
«Большая стирка», но перед началом
 
Программы «Глас народа», что люблю
 
Я всей душой, от суеты усталой,
 
За пафос несгибаемый и мощь,
 
Крутили малый ролик о шутах.
 
Я внял ему. Когда б не здравый смысл
 
Да возраст, я бы тоже приобрел
 
Простого дурака. Как член семьи,
 
Комичный, резвый и трудолюбивый,
 
Ужимками забавными да песней
 
Он развлекал бы нас. Придя с работы,
 
Ты слышала бы оживленный смех,
 
И на твои уста, где деловитость
 
Давно сплела стальные кружева,
 
Сходила бы здоровая улыбка.
 
В том ролике, где выдумка рекламы
 
Сплелась в объятье с веским аргументом,
 
Один профессор — мудрый человек,
 
Чьи кудри убелили сединой
 
Не только годы, но и снег познанья,
 
Вещал про положительный эффект
 
Общения с шутом.
 
 
Г а л и н а
 
 
О, продолжай!
 
 
Г а р и к (оживляясь)
 
 
Он говорил: мол, шут снимает стрессы
 
И гнет последствий их, что тяготит
 
Сограждан наших. Крайне благотворно
 
Влияет на сознание клиента,
 
А также подсознанье; альтер эго
 
От выходок веселых дурака
 
Приходит в норму. Кровообращенье
 
Становится таким, что зло инфаркта
 
Бежит того, кто водится с шутом.
 
Естественность и живость поведенья
 
Растет день ото дня. Да, наша дочь
 
Пошла в меня! Удачные идеи
 
Анастасию любят посещать.
 
Я думаю, что в частном разговоре,
 
Отец и друг, я смутно подтолкнул
 
Ее к решенью: мужа потеряв,
 
Обзавестись домашним дураком,
 
Весельем утешаясь. Это я,
 
Я надоумил! Кто ж, если не я?!
 
 
Женщина встает, подходит к окну. Тихо, неслышно для мужа.
Г а л и н а
 
 
Конечно, ты! Ты в мире сделал все.
 
Возвел дома, разбил густые парки,
 
Сельдь в море изловил, летал в ракете,
 
Постиг у-шу, цигун и карате,
 
Ходил в походы, покорил Монблан,
 
Играл в театре, Зяму научил
 
Писать стихи, и семистопный ямб
 
Придумал тоже ты. В том нет сомнений.
 
Ты гений «если бы». А я — никто.
 
Я — скучная подкладка бытия,
 
Фундамент для затей, что ты и Настя
 
Без устали творят. Я — фея будней,
 
Что Золушек каретами снабжает
 
И жалованье кучеру дает,
 
Чтоб кучер бывшей крысой притворился,
 
Не разрушая сказки. Я есть я.
 
Мой милый мальчик, прожектер седой,
 
Бездельник томный, я тебя люблю.
 
За что? За то, что ты живешь не здесь.
 
Ведь двое мне подобных никогда бы
 
Не ужились друг с другом в тесном «здесь».
 
Надумай я обзавестись шутом,
 
Была бы то пустая трата денег.
 
Мечом судьбы рассечена толпа:
 
Одним назначен крест, другим — колпак.
 
 
Г а р и к (увянув)
 
 
Давай-ка спать...
 
 
  
Глава третья
 
«ШУТ С ВАМИ, НЕВРАСТЕНИКИ!»
 
— Алексей Яковлевич, голубчик! Поверьте, я бы никогда не решилась тревожить вас по пустякам, но мне попросту не к кому больше обратиться! Вы полагаете, Настя — душевнобольная?
Оправив сюртук, г-н Бескаравайнер заложил за спину изящные холеные руки интеллигента, знакомого с рубанком лишь по толковому словарю С.И. Ожегова, и прошелся по кабинету. От шагов его колыхнулся бархат портьер, волненье передалось дальше — мелодично звякнули фуцзяньские бирюльки, украшавшие притолоку двери, дрогнул огонек лампадки пред Спасом Ярое Око, мирно соседствовавшим с толстопузым сибаритом Майтрейей, Буддой Грядущего, а также с не менее пузатым индейским болваном Ганешей, обладателем завидною хобота. Сладковатый дымок ладана смешался с сандалом курений, клубясь над резным набором для месмерического столоверченья; в симфонию ароматов вплелась тема сигары «Esmeralda», вулканирующей во рту лицензированного медиума, и на глаза Галины Борисовны навернулись слезы. Переживая за дочь, она менее всего заметила, что со связью времен начались очередные пертурбации. Но романтика, видимо, в данный момент решила уклониться от своей повинности, потому что в окружающей реальности без особой на то причины проступили чеховский надлом, купринская провинциальность и эхо бунинских темных аллей, — что выказывает не столько нашу образованность, сколько скромность.