Сказки и были Безлюдных пространств

Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому берегу.
– Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, – объяснил Серёжка.
– А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?
– Не только лягушки, вообще всякая живность, – засмеялся Серёжка. – Тут ее много… Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?
– Ох… ну, давай…
Страшновато было, но обидеть Серёжку недоверием я не мог.
Серёжка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски лежали внакладку друг на дружке, тугие шины прыгали по ним – по самым краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в подлокотники.
– С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня… – Это я вроде бы шутя проговорил сквозь тряску.
– Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!
– А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?
– Чуки помогут.
– К-кто?!
– Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с кудлатой шерстью. Они добрые… А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь воюют…
Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду Тортилла подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие духи… А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. И плавают над болотом блуждающие огоньки…
Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился коллектор. От него шел по берегу щелястый дощатый тротуар. Он терялся в близком саду. Но мы не поехали туда, Серёжка повернул кресло в сторону:
– Смотри, как здесь здорово!
Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь получился бы отличный пляж!
– Ура! Остановка «Курорт»! – Я свалился с кресла и растянулся на теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку. Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят, буду совсем как нормальный пацан…
Серёжка плюхнулся рядом.
– Намучился ты со мной, – благодарно сказал я.
– Нисколечко! Я… наоборот…
От этого «наоборот» в который уже раз налился я счастьем по самую макушку. Помолчал, поковырял песок.
– Серёжка, значит, ты и раньше бывал здесь?
– Однажды…
– А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?
– У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался… Это ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно – ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.
– Я тоже… – И я рассказал Серёжке, как мечтаю отправиться в кругосветное путешествие в автомобиле или на мотоцикле.
Серёжка заметил, что в автомобиле лучше.
– В нем ведь можно вдвоем. Сперва ты машину ведешь, потом я, по очереди. Один за рулем, другой отдыхает…
Ну что тут скажешь! Я только зажмурился, греясь под лучами. И, помолчав, поведал Серёжке историю про своих бумажных голубков. И про последнего – с оранжевым солнцем и двумя мальчишками, которые идут, взявшись за руки. И замер. Мне показалось, что Серёжка признается: «Я однажды на траве нашел как раз такого голубка! Неужели это твой?!»
Но Серёжка сказал:
– Так, значит, это про тебя я осенью в газете читал? Про выставку бумажных голубей с рисунками! Правда, это ты?!
– Ну… наверно. Подумаешь, газета. В ней много напутали и прибавили…
– Но все равно ведь это про тебя! Мне тетя Настя тогда еще сказала опять: «Видишь, какие таланты бывают у людей с малых лет! А ты только знаешь нос в книгу или шастать неизвестно где».
Выходит, у Серёжки из-за меня случилась неприятность! Я сказал сердито и жалобно:
– Что она к тебе придирается! У тебя куча талантов! Ты… вон какую сказку сочинил про болото! Хоть в журнале печатай!
– Вовсе это не сказка… Ой, вон смотри, чука из осоки выглядывает!
Я понимал, что это игра, но вздрогнул:
– Где?
– Вон… Спрятался, только трава качается.
Осока и правда в одном месте колыхалась. Я засмеялся.
– Не веришь, – вздохнул Серёжка.
– Ну, почему… Я верю. Здесь место и правда какое-то необыкновенное.
– По-моему, это островок самых настоящих безлюдных пространств, – проговорил Серёжка. Очень уж как-то серьезно. У меня – даже холодок между лопаток.
– А что это за пространства? Они… совсем безлюдные?
– Не совсем. Но они брошенные. Люди их оставили… Но раньше-то люди там жили. Долго-долго. И душа этой жизни на таких пространствах сохранилась. И они теперь… ну, как бы стали сами по себе живые… Может быть, это еще и с космосом связано, с его дыханием…
И опять у меня – мурашки. Словно дыхание это пронеслось надо мной. «Гулкие барабаны Космоса», – вспомнил я. И подумал: «Рассказать?»
Но Серёжка вдруг встряхнулся:
– Ой, Ромка! Наверно, пора уже! Сколько мы гуляем-то?
Часов ни у меня, ни у Серёжки не было. Но и по солнцу я видел: время давно уже послеобеденное. Мама небось не раз названивала домой в перерывах своего заседания. И теперь она как на иголках!.. И все же я не торопился. Растворялся в счастливой беспечности. Словно тишина и покой здешнего безлюдного пространства стали частичкой меня самого…
Домой, на улицу Глазунова, добирались мы через заброшенный сад, потом по всяким переулкам и по улице Гоголя. Там лопнул водопровод, на асфальте вода ручьем, но это было даже здорово! Серёжка разулся и катил меня бегом, вспарывая колесами лужи.
И дальше все было прекрасно! Мама позвонила уже тогда, когда мы были дома.
– Ты давно вернулся с прогулки?
– Н-ну… довольно давно.
– Обедал?
– Д-да, конечно…
– Роман! Я по голосу знаю, когда ты врешь!
– Ну, суп уже разогрелся, мы сейчас…
Мы с Серёжкой съели и суп, и макароны с яичницей, и чаю напились. Он отдувался:
– Ух, я будто танкер перегруженный. Как теперь домой поплыву…
– Уже уходишь? – огорчился я.
– Ничего себе «уже»! Тетушка, наверно, ищет по всем дворам, мне сегодня еще половики выбить надо…
– Завтра придешь?
– Конечно!
– Точно?
– Я же сказал!.. Нам ведь надо завтра книгу Сойке отнести!
Ох!.. Я совсем забыл про девочку Сойку. Я почувствовал, что уши мои розовеют (хорошо, что они под волосами). Серёжка глянул понимающе.
– Эх ты… А она про тебя не забыла.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю… Думаешь, из-за книги? Вовсе нет. Когда я у нее имя спрашивал, она знаешь что сказала?
– Что?
– Говорит: «А того мальчика как зовут?» Я говорю: «Рома». А она: «Какой этот Рома красивый…»
У меня теперь не только уши, но и щеки стали горячие.
– Тьфу! Дурость девчоночья. У них только это на уме!
– Знаешь, она это не по-девчоночьи сказала. Не так, как они обычно: «Ах, какой он миленький!» Как-то очень вдумчиво.
– И ты туда же!
Серёжка засмеялся:
– Я-то причем? Я в красоте не разбираюсь. Мне главное, чтобы человек был хороший.
Тут я не выдержал. Будто что-то надавило на меня:
– А я… какой по-твоему? – И зажмурился от стыда.
– Ты… такой…
– Какой?
– Ты – Ромка… – сказал он тихо и так хорошо, что стало снова тепло и ласково, словно там, на песке.
…Потом я махал Серёжке с балкона, а он махал мне.
– До завтра, до утра! – уже который раз крикнул я.
А он вдруг в ответ:
– Может, еще и раньше!
– Как это раньше? – почти испугался я.
– Это шутка! – И Серёжка скрылся за углом дома.
  
Иная жизнь
 
В тот вечер я лег рано, солнце еще светило в мамину комнату с северо-западной стороны, я видел это в приоткрытую дверь. Мама зашла ко мне.