Ночь в «Восточном экспрессе»

Имоджен помедлила несколько секунд, прежде чем выйти из купе. Она ощутила легкую слабость. Она-то считала, что держит все под контролем, что она непобедима, была так уверена в своем будущем и в том, куда едет.
– Ты едешь в Нью-Йорк, – напомнила она себе. – У тебя с Дэнни и через миллион лет ничего не получилось бы.
Эти слова быстро превращались в ее мантру.
Вагон-ресторан «Лазурный берег» изумил Имоджен. Дымчато-голубая обивка кресел, серебристо-серые шторы на окнах, эффектно оттенявшие стекла от Рене Лалика. Лампы в вагоне заливали пассажиров розовым сиянием, сновали официанты в ливреях, без задержки выполняя любое пожелание гостей, и все как один обаятельные и красивые. Снаружи ночь окутала поезд, который шел по Франции к Парижу, пролетая через маленькие городки, напоминавшие, что там, за окном, есть другой мир, реальный.
Вокруг Имоджен гости уже сидели за своими столами. Большинство мужчин пришли в смокингах. Женщины, разодетые в шелк, атлас и бархат, были в выгодном освещении ослепительными красавицами. Пальцы и декольте вспыхивали брильянтами. Рубиновые губы и блестящие глаза говорили о тайнах и обещаниях. Негромкий гул разговоров, звон бокалов, звук откупориваемых бутылок. Изредка смех; сплетенные пальцы рук на столе. Здесь царила атмосфера праздника, романтики и исполнения желаний.
На мгновение Имоджен пала духом, почувствовав себя непривычно застенчивой и одинокой. Затем с высоко поднятой головой скользнула на свое место и взяла меню. Снаружи, за окном, начали мелькать пригороды Парижа. Они были строги и унылы, не слишком удачное вступление к романтике самого города. Высотные дома-башни, бетон и граффити освещались резким светом уличных фонарей. Имоджен подумала, что, возможно, этот безрадостный пейзаж гораздо больше соответствует внезапно охватившему ее настроению, чем Париж, предназначенный для любовников.
 
Глава семнадцатая
«Нет ничего более романтичного, чем высматривать кого-то на железнодорожном вокзале, – думал Райли. – В аэропорте с его неизбежными задержками рейсов и близко такого не почувствуешь. А вот поезд гораздо больше дает ощущение сиюминутности». Когда «Восточный экспресс» стал замедлять движение в предместьях Парижа, сердце Райли забилось быстрее. Повозившись с защелкой окна, он опустил его, чтобы, высунувшись, увидеть Сильви как можно скорее.
Наконец они вплыли под величественный стеклянный купол Восточного вокзала. Огромные часы с подсвеченным циферблатом и черными цифрами отсчитывали убегающее время. Сколько еще секунд до встречи с ней? Райли казалось, что он сейчас взорвется от нетерпения.
А потом он вдруг увидел ее на платформе. Хрупкую фигурку в большом не по размеру макинтоше, брючках капри и кроссовках на шнурках, волосы собраны в пучок, вокруг шеи – непременный шарф. Так по-французски. Настолько в духе Сильви.
Когда поезд остановился, Райли поспешил из купе ко входу в вагон, где Роберт уже помогал Сильви войти и держал в руке потертый красный саквояж, который она брала с собой, сколько Райли помнил. Куда бы Сильви ни ехала, на какой срок, брала она только этот саквояж, и его всегда хватало для ее немалого гардероба, соединявшего в себе дизайнерскую одежду, подаренную обожающими Сильви модельерами, и вещи из секонд-хенда, которые она покупала во всех своих поездках. У нее накопилось по меньшей мере пять джемперов Райли, несколько его рубашек, бесчисленное количество носков и полосатая пижама, в которой Сильви обычно спала.
– Сильви! Дорогая.
Он крепко обнял ее, вдыхая аромат «Хэвек».
– Райли!..
Она смеялась от счастья. То, как она произносила его имя, по-прежнему заставляло Райли светиться от удовольствия. Говорила она с нелепым французским акцентом, хотя большую часть своей жизни говорила по-английски, а не по-французски.
Она отодвинула от себя Райли на расстояние вытянутых рук и нахмурилась, вглядываясь в его лицо при свете коридорных ламп.
– Но ты такой бледный. Ты неважно выглядишь. Что происходит?
– Я попал в аварию. Но со мной все в порядке.
– В аварию? В какую аварию? Ты мне не говорил.
– Нет. Потому что знал, ты тут же сядешь в самолет. Но я чувствую себя отлично. Честное слово.
– Completement fou. Он совсем сошел с ума, – повторила она по-английски и в подтверждение своих слов воздела руки и закатила глаза. – Роберт, что мне с ним делать? Ему нужна нянька. Тебе еще не надоела твоя работа здесь? Мог бы приглядывать за Райли…
Роберт улыбнулся:
– Мне никогда не надоедает моя работа в поезде. Вы это знаете. Вы каждый раз меня спрашиваете.
Это было правдой. Вопрос этот превратился в ритуал. Сильви постоянно пыталась уговорить Роберта оставить работу проводника и следить за ее парижской квартирой. По счастью для него, он не поддавался. У Сильви бывали причуды, и она не всегда понимала, как это может отразиться на других людях и практично ли это. Конечно, это добавляло ей очарования. Роберту хватало ума, чтобы все это понимать, но он тем не менее был от Сильви без ума.
Она покопалась в ручной сумке и с улыбкой подала Роберту коробку «Макарон Ладюре» [20].
– С фисташками, с лаймом и с соленой карамелью. Все твои любимые.
– Спасибо.
Это был один из обычаев Сильви. Заставить человека почувствовать, что она всегда о нем помнит.
Райли положил руки ей на плечи.
– Идем. Ты должна переодеться к ужину.
Он обменялся с Робертом быстрым заговорщицким взглядом, прежде чем увести Сильви в их купе.
Переоделась она в мгновение ока; актриса, она привыкла быстро менять одежду. Из дорожной сумки Сильви извлекла черное вечернее платье от Бальмена – шелковое, с вырезом-лодочкой, длинными рукавами и пышной юбкой. Платью было, наверное, не меньше лет, чем Сильви, но сидело оно на ней по-прежнему как влитое. Сильви распустила волосы, провела пробкой от флакона с духами за ушами и накрасила губы темно-красной помадой. Повернулась, разведя руки, чтобы Райли оценил. Ее силуэт вырисовывался на фоне вагонного окна, уходил назад Париж, и Райли вдруг вспомнил тот давний день в подземке. Ему достаточно было лишь чуть прищуриться, и Сильви снова было шестнадцать лет, и он снова видел светлую челку и темные брови и вызывающе надутые губы, позирование…
Тот день, понял Райли, когда он ее полюбил.
– Сойдет? – спросила Сильви.
– О да, – ответил Райли и нащупал в кармане маленькую коробочку. – Идем, наш стол ждет.
 
Глава восемнадцатая
Когда поезд покинул Париж, Имоджен стало интересно, сколько еще пассажиров село в «Восточный экспресс». Она обнаружила, что одиночество оказалось не таким страшным, как она боялась, поскольку в вагоне-ресторане было интересно, как во время просмотра «мыльной оперы». Имоджен развлекалась, пытаясь угадать, почему те или иные пассажиры ехали в поезде, какие их связывали отношения. Особенно заинтриговала Имоджен молодая пара через два столика от нее. Девушка выглядела потрясающе, одетая, как Дейзи Бьюкенен [21].
Ясно было, что молодые люди едва знакомы. Слишком уж они во всем друг другу уступали, а ведь предупредительность, с которой они держались, давно исчезла бы, будь они любовниками. И однако же Имоджен видела, что им приятно общество друг друга. Трогательно было наблюдать, как обходителен он со своей спутницей и как она расцветает от его внимания. Имоджен улыбалась, когда официант поставил перед ней тарелку с аппетитной копченой семгой и бокал с идеально охлажденным шабли.
Имоджен только взяла вилку, когда в вагон шагнул какой-то человек. Она с интересом подняла глаза, чтобы оценить вновь прибывшего.
И уронила вилку.
Это был Дэнни. Дэнни в смокинге, джинсах и белой, едва застегнутой сорочке, черные волосы падают на глаза, вид грозный, идет по вагону-ресторану, глядя налево и направо, ища предположительно ее. И когда он ее заметил, то не вздрогнул. Подошел к столику и остановился, возвышаясь над Имоджен, и она, немного испугавшись, откинулась на спинку стула.