Ночь в «Восточном экспрессе»
Не прошло и нескольких минут, как Джек нашел носильщика для багажа и повел ее в вагон. Адель словно превратилась в королевскую особу. Их с помпой проводили в предназначенное им купе. Адель была покорена его роскошью. Пока они ждали отправления поезда, она стояла у окна, а Джек обнимал ее крепко, как никогда раньше.
– Я тосковал по тебе, – сказал он, а она знала, что Джек не говорил такие слова просто так. Сердце у нее сжалось от любви и страстного желания.
Путешествие в поезде было незабываемым. Ощущение замерзшего в легких тумана, когда Адель высовывалась в окно, в сочетании с резким запахом горящего угля. Прерывистые свистки, которые подавал паровоз. Пролетающие мимо сельские пейзажи; в одно мгновение исчезало то, что Адель хотела бы рассмотреть: фермы, деревни, дети, озера, реки, скот. Бесконечные блюда и напитки, приносимые в купе обаятельнейшим проводником в белых перчатках, который не знал, чем еще им услужить.
Но больше всего Адель наслаждалась всецело принадлежавшим ей Джеком. Конечно, в поезде ехали и другие пассажиры, но они их не знали, поэтому обошлось без обычного светского водоворота, и люди не толпились вокруг Джека, добиваясь его внимания, и Джек, казалось, не стремился, как обычно, обзавестись новыми друзьями. Ему было достаточно Адели. Он был только ее, она полностью владела его вниманием, и это было чудесно. Только Джек и Адель в их крохотном купе в тесных объятиях друг друга. Они пили кальвадос прямо из бутылки, пронесенной Джеком в багаже, у Адели стал заплетаться язык, но ей понравился огонь, запылавший у нее внутри от этого напитка. Они писали любовные записочки на бумаге с эмблемой «Восточного экспресса». К ночи Адель засунула такую записку Джеку под подушку, и он смеялся, читая ее, потом послал ей ответ. Они сидели на скамье в конце вагона и смотрели на снеговые вершины Доломитовых Альп, голова Адели, разглядывавшей облачка, покоилась на груди Джека. Холодные пальцы на теплой коже, еще более теплые губы.
Любовью они занимались с таким пылом и неистовством, как никогда раньше. В это время они оставались единственными людьми на земле. Джек смотрел на Адель, и ей казалось, что она уносится на седьмое небо. И от этого она плакала, не владея собой. Она не представляла, что женщина может испытывать такое. Может, другие женщины и не испытывают? Может, только она? Адель просто не знала, как вернется потом в обычную жизнь.
Поезд прибыл в Венецию. Сначала Адели показалось, что этот город – галлюцинация, мираж, вызванный насыщенностью путешествия в поезде и ее эмоциональным состоянием, плод лихорадочного воображения. Как он может быть реальным, этот ошеломляющий город, плывущий по воде? Мягкие очертания каменных строений почти растворялись в море, бирюзовые, терракотовые и охристые пятна, увенчанные пеной белых облаков.
Частный катер, который они взяли на вокзале, доставил их в «Чиприани», который стоял на Джудекке, острове, откуда было написано столько классических видов Венеции. Опираясь на руку Джека, Адель ступила на лестницу, ведущую к рецепции отеля. Она чувствовала себя принцессой, богиней. Когда она стала подниматься по ступенькам, сквозь облака прорвалось солнце, одев отель коралловым сиянием.
Это был, поняла Адель, самый счастливый момент ее жизни. Ничто ни до ни после никогда с ним даже не сравнится.
Она провела несколько дней одна, пока Джек разбирался со своими делами, вместе с ним она плыла на катере, который отвозил гостей отеля к пристани у площади Сан-Марко, затем с помощью путеводителя знакомилась с городом, полностью им покоренная, убежденная, что попала в волшебную сказку. Адель без особого энтузиазма пыталась поискать что-нибудь для галереи для алиби, но была настолько ошеломлена городом и романтичностью ситуации, что не могла сосредоточиться. Ей казалось, что ее околдовали. Обычный деловой настрой исчез, и Адель до вечера бродила по улицам почти в состоянии шока, пока не наступало время встречи с Джеком, и они отправлялись в отель. Джек смеялся над ее увлечением, восторгом по отношению к этому небольшому городу.
– Ты попала под его очарование, – говорил он ей. – Но это неудивительно. Я никогда не встречал ни одного человека, который не влюбился бы в Венецию. Да и как в нее не влюбиться?
В последний день они провели утро в отеле. Им предстоял ленч с деловым знакомым Джека. Семья Фантини торговала мрамором и снабжала камнем многих скульпторов, некоторым из них протежировал Джек, поэтому многое нужно было обсудить.
Они сели у окна с видом на искрящуюся воду. Адель подняла взгляд и увидела стройную фигуру, двигающуюся по обеденному залу, руки раскинуты, на лице широкая улыбка. Джек вскочил, и его немедленно заключили в театрально горячее объятие.
– Адель, это Сабрина. Сабрина Фантини. Для переговоров со мной они отправили свое смертельное оружие. – Он широко улыбался.
Адель в жизни не видела такой красивой женщины.
На Сабрине было платье из черной шелковой тафты с широкой юбкой, подчеркивавшей тонкую талию. Темные волосы собраны узлом на макушке, туфли на высоких каблуках, однако она едва доставала Джеку до плеча.
Сабрина повернулась к Адели, здороваясь, так же тепло, как и с Джеком, обнимая крепко.
– Адель! Я столько о вас слышала. Джек постоянно говорит о вас. И вы такая красивая, как он и описывал.
Адель знала, что глупо сиять от радости, но ничего не могла с собой поделать. Обнаружить, что Джек с кем-то о ней говорил, значило очень много. Ее положение показалось ей как бы более законным, более прочным.
Во время ленча Сабрина развлекала их, весело пересказывая закулисные сплетни биеннале, известного фестиваля искусств, состоявшегося год назад, и новости своей обширной семьи. Внимание Адели было устремлено на эту женщину: все было так ново, так пленительно, так далеко отстояло от ее провинциальной жизни. Она не сводила с Сабрины взгляда. Глаза ее, жирно подведенные, со смешными ресницами, вспыхивали и сверкали, пока она тараторила на скверном английском, пересыпаемом итальянскими восклицаниями. Адель отказалась от попыток понять, что та говорит. Джек пил, слушал и периодически смеялся.
За кофе он ненадолго отлучился. Оставшись наедине с Сабриной, Адель смутилась, не зная, что сказать, о чем спросить или что сделать. Но Сабрина как будто только ждала этого момента. Она накрыла ладонью руку Адели. Таких длинных и изящных пальцев Адель никогда не видела, кончики ногтей покрывал кроваво-красный лак.
– Как вам это удалось? – Глаза Сабрины заинтригованно блестели. – Вы приручили знаменитого Джека Моллоя.
– Я не знаю, о чем вы говорите, – с недоумением ответила Адель.
Сабрина рассмеялась.
– Не нужно притворяться. Четыре года назад я сидела в кресле, в котором сейчас сидите вы, надеясь, молясь… – Она воздела руки, выражая беспомощность, закатила глаза. – Дожидаясь, чтобы он посмотрел на меня так, как смотрит на вас. Не думала, что он на это способен.
Она грустно умолкла. Адели стало нехорошо.
– Вы его любите? – в ужасе спросила она.
– Нет. Любила. Любила. – Сабрина погладила ее по руке. – Насчет меня не волнуйся, carissima [27]. Я не опасна. Я это понимаю. – Она криво усмехнулась. – Обычно в это время он приезжал, чтобы найти меня. Заманить к себе в постель в своей манере. Правда, не могу сказать, чтобы я возражала. Но в этот раз…
Она покачала головой.
Адель была поражена. Представить, что Джек ради нее пренебрег этим восхитительным существом? Если только Сабрина не блефует вдвойне. Но Адель так не думала. Женщина говорила вполне искренно. Вела себя просто. Она лишь честно и откровенно рассказала о своих чувствах, к чему Адель, с ее менталитетом жительницы маленького Шеллоуфорда, не привыкла.
Адель посмотрела Сабрине в глаза и увидела боль и тоску, которые были ей слишком хорошо знакомы. Она столько раз видела свой взгляд в зеркале. В сердце Адели закрался страх, хотя, по словам Сабрины, она выиграла сражение и пленила сердце Джека. Она перенеслась в прошлое, вспомнила предостережение девушки-ирландки у клуба Симоны в ту ночь, когда она стала любовницей Джека. Девушка сказал ей, что Джек чудовище, что никого не любит, но теперь Адель твердо знала, что он изменился. И что хорошего ей это принесло? Она больше не могла себя обманывать. Она предчувствовала неминуемую беду, потому, возможно, что знала: ее греза должна закончиться. Ей хотелось остаться здесь навсегда с ее любовником, но как она могла?