Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан
— И не подумаю, — решительно ответила Лена.
— Две тысячи долларов в месяц, ты хоть соображаешь, что это такое? Это… десять миллионов рублей. Ты сколько получаешь в месяц, триста тысяч?
— Отстань, Светка! — недовольно сказала Лена.
— Дура ты самая настоящая! — махнула рукой Светлана. — Так и вправду сама не заметишь, как превратишься в старую деву. Писатель, он же не такой, как эти дебилы в «бермудах»! Интеллигентный, умный.
— Урод какой-нибудь.
— Но ты могла бы посмотреть для начала.
— И не проси.
— Хорошо, давай сделаем так. Я позвоню ему, встречусь, посмотрю, что это за человек, а потом, если он ничего, передам тебе.
Лена приподнялась на локте, с удивлением уставилась на подругу.
— Ты чего это развила такую бурную деятельность? Хочешь досадить Леве? Или поразвлечься немного?
— Да еще и тебе помочь, — усмехнулась Светлана.
Лена покачала головой и вдруг расхохоталась, уткнувшись лицом в зеленую траву.
— Ну и как же ты думаешь передать его мне? — спросила она через минуту.
— Увижу, что хороший человек, умный, интересный, с деньгами у него все в порядке, и скажу, что у меня есть муж, а его избавит от одиночества моя прекрасная подруга, которая сможет стать верной спутницей жизни и вообще украсить его существование. Потом познакомлю вас и отойду в сторонку, чтоб не мешать.
— Он вежливо поблагодарит тебя за заботу о подруге и раскроет мне свои объятия? — снова засмеялась Лена.
— А что ему останется делать?
— Скажи лучше, что хочешь немного поразвлечься, Светка! Но с такими делами не шутят. Попадется какой-нибудь сумасшедший или — еще хуже — маньяк, что тогда?
— Я же не идиотка, сразу не побегу к нему домой! Вначале встретимся, поговорим, посмотрю, что за человек, а потом буду выводы делать.
— После твоего рассказа о семейных огорчениях я это понимаю как страшную женскую месть Леве. Верно?
— Абсолютно нет. Я же тебе предлагаю: позвони! А вдруг это то, что надо? Но ты уперлась: нет, не буду, не могу, это не соответствует моим моральным принципам…
— Да, не соответствует.
— Ну вот! Я просто хочу тебе помочь! Сделать первый шаг, преодолеть страх и моральные принципы, которые сегодня никому не нужны. Ну что, рискнем? Я позвоню ему? Только учти, если он мне понравится и я пойму, что это выгодная для тебя партия, дам ему для связи твой телефон. Чтобы Леву по пустякам не расстраивать.
Лена неуверенно пожала плечами.
— Ну попробуй. Но учти, даже если он тебе очень понравится, это еще ничего не значит. Я не обязана буду потом встречаться с ним.
— Если все будет нормально, один раз — обязана. А потом поступай как знаешь. Договорились?
— Ну да, я скажу ему: извини, дорогой, ты мне не пара, а он станет названивать мне!
— Во-первых, может, и ты ему не понравишься, и никаких звонков не будет. А во-вторых, всегда можешь послать его, если будет надоедать… Или я сама объясню ему, в чем дело. Обещаю тебе, что буду рядом, если что — вместе с Биллом.
Глядя в голубые, блестящие глаза подруги, Лена поняла, что она не на шутку загорелась своей идеей. И вдруг сама, вспомнив долгие, тоскливые вечера за книгой или перед опостылевшим телевизором, звонки полузабытых знакомых, которые вспомнили о ней только потому, что их жены или подруги уехали отдыхать, подумала: а почему бы и нет? В конце концов, хуже не будет. И решительно махнула рукой.
— Ты меня уговорила, Светка!
4
— Вот это мне нравится, — Алтухов сладко потянулся, его правая рука резко спланировала к столу и, словно степной орел неосторожного суслика, подхватила хрустальную рюмку с прозрачной влагой. — Давай, Макс, спасибо, что помог, теперь можно и расслабиться.
— Пожалуйста, — улыбнулся Данилов, поднимая свою рюмку. — Рад, что у тебя все получилось.
— Ребята в издательстве нормальные. Я, правда, посидел дня четыре над рукописью. Дерьмо невероятное, плевался, но вылизал ее до последней запятой. Они остались довольны. Главный редактор, Эдуард Иванович, вытащил из кармана шестьсот шестьдесят тысяч, в рукописи двадцать два листа было — и все дела. Я, дурак, собрался расписываться в ведомости, а он смеется: говорит, у нас тут бумажной волокиты нет. Слушай, где они раньше были, а?
— Другими делами занимались, — сказал Данилов, поднимая свою рюмку.
— Да? — Алтухов озабоченно почесал затылок, потом неуверенно пожат плечами. — Жаль. Мы бы сработались. Я раньше для трех издательств внутренние рецензии писал. По десять рублей за лист платили. Возьмешь парочку графоманских рукописей по двадцать листиков, посидишь недельку — четыреста рэ в кармане, правда, налоги вычитали. Дальше можно было спокойно писать свои вещи. А если деньги нужны, так и три и пять рукописей за месяц мог оприходовать. Их и читать не нужно было, просмотрел — и ясно, что за штучка. Хорошая была жизнь… Но и с этими ребятами работать можно.
— Я тебе давно об этом твержу, — напомнил Данилов.
— Нет, писать я для них не собираюсь. А вот редактировать пару рукописей в месяц — это было бы просто замечательно. Ну, поехали. Я твой должник…
Он лихо опрокинул в рот содержимое рюмки, поддел вилкой кусочек селедки, одобрительно крякнул.
— Закуска не то, что в ресторане, — сказал Данилов.
— Отличная закуска! Картошка, селедочка, лук зеленый, сало — лучше не придумаешь. И никакого ресторанного выпендрежа, никаких холуев над душой. Нет, нравится мне здесь. Как в добрые старые времена… Помнишь, как мы в ЦДРИ сиживали?
— Еще бы не помнить! В червонец укладывались. Бутылка водки, по лангету, зелень, овощи, напиток, после всего — кофе. Приятные были цены.
— И официанты были приятные, не то что вчерашний холуй. Если и обсчитывали, то копеек на двадцать, не больше.
— Да мы же их сразу и предупреждали: у нас на двоих червонец, лишнего не приносите.
— И не обижались!
— Умные были, понимали — творческая интеллигенция пришла, все же — Центральный Дом работников искусств.
— Да-а… Ну, я гляжу, ты нормально устроился. Давно от Марины сбежал?
— Год назад.
— Вот уж не думал, что решишься на такой шаг. Она, правда, злая баба была, хоть и красивая, но зато — папа со связями. Квартиру вам сварганил — живи не хочу. Работай, сочиняй для вечности! Мне бы такого папу.
— У тебя такая теща была, первая, — усмехнулся Данилов. — Ты от нее, а заодно и от жены через полгода смотался.
— Так она мой кожаный пиджак демонстративно выносила в лоджию проветривать! — засмеялся Алтухов. — Представь себе: прихожу из ЦДЛ, вешаю пиджак в прихожей, теща тут как тут. Нет бы сказать: «Добрый вечер, зять, иди, я тебя ужином накормлю», ну или хотя бы: «Где был? Как дела?» Нет, молча снимает пиджак с вешалки и тащит в лоджию — сигаретным дымом, видите ли, воняет! А жена помалкивает. И обе сидят на диете, вегетарианки, видишь ли! Как я полгода такой жизни вытерпел — до сих пор не понимаю.
— Про твой пиджак в лоджии уже легенды рассказывали. Ну а вторая-то жена вроде любила тебя, — вспомнил Данилов.
— Редакторша из «Совписа»? — мрачно буркнул Алтухов. — Любила, когда у меня деньги были, когда двухкомнатную кооперативную квартиру купил. А когда эта сволочная перестройка началась, сообразила, что Алтухов никак не вписывается в эти долбаные рыночные отношения. Я и оглянуться не успел, а уже мы развелись и квартиру разменяли — ей отдельную, а мне комнату в коммуналке. С тех пор я твердо решил — больше не женюсь. Все, хватит с меня этих мучений.
— Ну вот и я так решил. Книжка вышла, получил гонорар, заказ на другую книгу — и ушел. Марина в это время в Женеве была со своим боссом, директором банка. Папаша ее в банк устроил заведующей отделом валютных операций… что-то в этом роде. Как будто на какой-то там симпозиум поехали, а на самом деле — сам понимаешь для чего.
— Потрахаться, да? — догадался Алтухов. — Далеко уехали, можно было не опасаться, что ты их застукаешь! — Он довольно хохотнул, но тут же лицо его стало серьезным. — Вот козел, а! Ну ты ему хоть морду набил?