Академия. Вторая трилогия
— …ты обязательно стер бы ее, как бы там она ни называлась — воля или душа, — и Ним яростно стукнул кулаком по столу, так что сидевшая за соседним столиком женщина наградила их с Марком странным взглядом.
Марк насмешливо посмотрел на приятеля.
— Понимаешь, эта система не полностью предсказуема.
— Тогда запусти программу поиска. Отслеживай любые отклонения. Проверь все подпрограммы, отсеки любые личностные проявления, которые не можешь контролировать. Слушай, ты же сам ввел симу этот алгоритм реконструкции сознания! Ты — лучший в своем ремесле.
Марк кивнул, а сам подумал: «А что, если это — то же самое, что копаться в мозгу в поисках сознания?» Он глубоко вдохнул и медленно выпустил дым, глядя в куполообразный потолок зала, на котором мерцал ничего не значащий, бессмысленный, безумный рисунок — наверное, соответствующий вкусу тех клиентов, которые вконец обалдели от дурманящего угощения.
— Вообще-то, это не только из-за сима, — Марк посмотрел приятелю в глаза. — Я побывал в кабинете Сибил. И просмотрел запись ее разговора с Бокером.
Ним одобрительно похлопал его по плечу.
— Неплохо поработал, совсем неплохо!
Марк рассмеялся. Друг всегда тебя поддержит, даже когда у тебя в мозгах полная каша.
— Только это еще не все.
Ним наклонился вперед, на лице — выражение неуемного мальчишеского любопытства.
— По-моему, я зашел слишком далеко, — признался Марк.
— Тебя застукали!
— Да нет, нет. Ты же знаешь Сибил, какая она — не ожидает подвоха даже от врагов, не то что от друзей.
— Да уж, в интригах она не сильна, это точно.
— Я, кажется, тоже… — сказал Марк.
— Ну-у-у… — Ним хитро взглянул на него из-под полуопущенных век. — Ну, так что ты там еще натворил?
— Я усовершенствовал Вольтера. Прогнал его через перекрестные обучающие программы, чтобы вычленить подсознательные конфликты его личности и помочь ему от них избавиться.
У Нима глаза враз расширились.
— Рискованное дело!
— Я хотел посмотреть, на что способен такой мощный мозг, как у него. Думаешь, мне еще когда-нибудь подвернется такой шанс?
— И каково тебе теперь, а?
Марк хлопнул приятеля по плечу, стараясь скрыть смущение.
— Так, будто я весь в дерьме. Понимаешь, мы уговорились с Сибил не делать этого.
— Хм-м… Вере и не обязательно быть шибко умной.
— Вот и я так подумал.
— А что думает тот мужик, Селдон?
— Мы… Короче, мы ему про это не говорили.
— А-а-а…
— Но он сам напросился! Он сам захотел остаться в стороне от всего, остаться чистеньким.
Ним понимающе кивнул.
— Смотри, парень, дело уже сделано. И как сим воспринял процедуру?
— Это его потрясло. В нервных сетях были сильные колебания.
— Но теперь-то хоть все наладилось?
— Вроде бы да. Я думаю, у него сработала самоинтеграция.
— А твой заказчик в курсе?
— Да. Скептики пойдут на все, что угодно. Тут никаких проблем не предвидится.
— Ты прокрутил на этом симе настоящее крупное исследование, — сказал Ним. — Это здорово — для науки. Важное дело.
— Тогда почему я чувствую себя, словно после пары десятков затяжек? — Марк ткнул указательным пальцем в потолок, по которому плыли безумные разводы красок. — Так, словно я перебрал дури, отвалился и думаю, что все вокруг — просто кошмарный сон?
Глава 13
— А теперь слушай меня. Внимательно слушай, — сказал Вольтер, когда ученый наконец ответил на его вызов.
Он прокашлялся, стал в театральную позу, расправил плечи и приготовился декламировать тщательно выверенные, великолепные доводы в пользу разума, собранные в последнюю из его знаменитых философских речей.
Ученый был бледен, глаза его покраснели, заплыли и превратились в узкие щелочки. Вольтер почувствовал, как накатывает волна раздражения.
— Ты что же, не желаешь меня слушать?!
— У меня похмелье.
— Вы открыли единую, всеобщую теорию, объясняющую, почему необъятная Вселенная именно такова, какова она есть, вы исследовали все силы, движущие мирозданием, — и не нашли лекарства от простого похмелья?!
— Это не по моей части, — огрызнулся ученый. — Этим занимаются физики.
Вольтер сдвинул пятки и отвесил ученому церемонный поклон в прусской манере, которому он научился при дворе Фридриха Великого. (Хотя всякий раз, кланяясь таким образом, Вольтер бормотал себе под нос: «Немецкие болваны!»)
— Концепция души основывается на понятии о цельной и неизменной личности. Не существует никаких доказательств того, что человеческое "Я" действительно стабильно, того, что в основе каждой существующей индивидуальности лежит некая особенная сущность, так называемое «это»…
— Согласен, — сказал ученый. — Хотя и странно слышать это от тебя.
— Не прерывай меня! Ну-с, как же мы можем объяснить столь устойчивую и распространенную иллюзию неизменной индивидуальности, или души? Посредством пяти функций организма, которые сами по себе являются процессами умозрительными, не имеющими достоверно установленных элементов. Первое: все существа обладают физическими, материальными качествами, которые изменяются настолько незначительно, что их можно условно считать неизменными, хотя в действительности эти материальные субстанции непрерывно изменяются.
— Но ведь предполагается, что душа переживет материальное вместилище… — Ученый потер спинку носа большим и указательным пальцами.
— Не перебивай меня! Второе — это иллюзия неизменности человеческих эмоций. В то время как на самом деле — и на это указывав даже древний литератор Шекспир — чувства то прибывают, то идут на ущерб, они изменчивы и непостоянны, как луна. Они подвержены постоянным изменениям, хотя не подлежит сомнению, что эти перемены, как и изменения, происходящие с луной, подчиняются определенным физическим законам.
— Эй, погоди! Ты тут кое-что говорил, чуть раньше… Ты что, знал о теории вселенной еще тогда, в свои Темные Века?
— Я вывел ее логически, на основании тех новых сведений, которые ты мне дал.
Ученый удивленно заморгал — заявление Вольтера его явно потрясло.
Вольтер постарался успокоиться, справиться со своей обычной раздражительностью. Любая аудитория — даже этот человек, который его все время перебивает, — все равно лучше, чем ничего. Придется позволить ему поучаствовать в действе, раз уж так хочется…
— Третье — восприятие! Чувства, реализуемые посредством органов чувств, при внимательном рассмотрении в конце концов также оказываются процессами, изменчивыми и непостоянными.
— Но душа…
— Четвертое! — Вольтер решил не обращать внимания на глупые, бессмысленные замечания ученого. — У каждого есть свои особые привычки, выработанные за многие годы жизни. Но и привычки эти — на первый взгляд, постоянные — при ближайшем рассмотрении оказываются иными. Несмотря на то что повторяемые действия кажутся одинаковыми и неизменными, в них все равно нет ничего постоянного.
— Теория вселенной — вот на что ты опирался, так? Но как тебе удалось взломать эти файлы?! Я не давал тебе…
— И наконец — феномен сознания, или непосредственно так называемой «души». Священники и дураки — возможно, это синонимы — верят, что она отделима от тех четырех явлений, которые я назвал ранее. Но сознание само по себе обладает признаками изменчивости, как и предыдущие четыре феномена. Все эти пять функций непрерывно группируются и перегруппировываются. Тело все время претерпевает изменения, как и все остальное. Покой, постоянство — это иллюзия! Гераклит был совершенно прав. Нельзя войти в одну реку дважды! Страдающий от похмелья человек, которого я вижу перед собой сейчас, — спустя всего секунду уже не тот страдающий от похмелья человек, которого я вижу сейчас. Все разрушается, все приходит в упадок…
Ученый тяжело вздохнул, закашлялся и хрипло сказал:
— Ты чертовски прав!
— …точно так же, как все растет и развивается. Сознание как таковое невозможно отделить от его материального вместилища. Мы сами — чистое действие. Не существует никакого отдельного «делателя». Танцора невозможно отделить от танца. И наука последовавших за моими времен убедительно это доказала. При ближайшем рассмотрении цельность и неделимость атома оказалась такой же иллюзией. Оказалось, что атома — как мельчайшей неделимой частички — просто не существует. Существует лишь то, что атом «делает», — его функция. Функция — это все! Следовательно, неизменной, абсолютной сущности, обычно называемой «душой», не существует!