И не надо слез!

Между ними больше не возникало подобных столкновений. Во-первых, Анжела была теперь осторожнее, а во-вторых, она возвращалась домой только вечером, целыми днями развлекаясь. Она ходила в кино и на концерты, встречалась с подругами, играла в теннис, ездила верхом на пони и посещала балетные занятия в Бостоне. Только кладбище она обходила стороной.
– Я не хочу видеть мамину могилу, – ответила Анжела на вопрос Августы. – Я… я… очень боюсь!
Мистрис Квэндиш молча кивнула. Как она могла так бестактно коснуться все еще кровоточащей раны?
* * *
Уик-энды были самыми счастливыми днями для Анжелы, так как домой возвращался Норман. Она прилипала к нему как банный лист, требуя, чтобы все свое свободное время он проводил только с ней. Если же Сьюзен составляла им компанию, то Анжела вела себя отвратительно. Было совершенно ясно – она ревновала.
– Папа – это все, что у меня есть, – сказала она как-то и посмотрела таким душераздирающим взглядом, что Сьюзен немедленно заключила ее в объятья.
Но и у молодой женщины был свой эгоистический интерес. Уложив свою приемную дочь в постель, Норман еще долго сидел со своими соседками за бокалом вина и приятной беседой. Казалось, что он боится возвращаться на свою одинокую виллу.
Прошло четыре недели после похорон Хелен. Нью-Эдем пережил это несчастье, и жизнь вошла в привычную колею.
Между тем анонимные письма больше не приходили. Этот факт не остался незамеченным, и возникли резонные основания для подозрений: может быть, Хелен Карлсон и была автором отвратительных писулек?
Все говорило в пользу этой версии: Хелен ненавидела Нью-Эдем, ни с кем из его жителей не дружила, бесконечно скучала здесь и в результате пристрастилась к бутылке. Кто знает, что творилось в душе тоскующей женщины? И неопровержимый факт был налицо: после ее смерти поток грязных анонимок иссяк.
Когда эти слухи дошли до уха Августы Квэндиш, она отреагировала злобно.
– Глупая болтовня, – кричала она в телефонную трубку. – Если ты еще раз скажешь такую мерзость про Хелен, я тебя знать не желаю. Клянусь тебе, Генриетта.
Миссис Феррер, разумеется, тоже узнала, что ее покойная дочь попала под подозрение. Сьюзен первый раз в жизни увидела эту благовоспитанную даму в такой ярости:
– Какая чудовищная ложь! – воскликнула Ада, трясясь от гнева. – Хелен никогда бы в голову не пришло сочинять грязные послания. Она никогда никому не вредила, кроме самой себя.
Августа плотно сжала губы:
– Мы должны снять с Хелен это бредовое обвинение и положить конец порочащим ее память грязным сплетням.
– Эти слухи – все равно что осквернение могилы, – сказала Сьюзен.
Слухи дошли и до Анжелы. Она восприняла их крайне напряженно.
– Вы верите, что мама писала эти письма? – спросила она наивно.
– Боже сохрани! Где ты это услышала? – возмутилась Сьюзен.
– В школе все это обсуждают, – сообщила девочка. – Это настоящая сенсация. А это может быть правдой?
– Конечно нет! Это подлая ложь!
Анжела задумчиво потерла нос и сказала нечто странное:
– Нет, это не мама. Она на это была не способна!
Вот так раз! Что это – недооценка способностей или гордость за мать? Сьюзен не могла решить эту дилемму.
Друзья Квэндишей и Ады Феррер встали стеной на защиту чести умершей женщины. Но грязный поток сплетен не иссякал.
Если допустить, что Хелен и была автором анонимок, то ее смерть могла быть не несчастным случаем. Возможно, что вольно или невольно она разворошила осиное гнездо и вытянула на свет божий замятый скандал или даже преступление? И надо было заставить ее замолчать? Но это означает, что в Нью-Эдеме живет убийца! И что он не остановился даже перед кровавым преступлением, чтобы тайное не стало явным!
Жизнь в Нью-Эдеме снова забила ключом. Сплетни и версии распространялись с быстротой молнии. Начавшись с еле слышного шепота, слухи выросли до вульгарного базарного ора.
Билл Лоренс сидел в своем кабинете, опустив голову на руки, и молился об Аде Феррер. Восприняв обвинения в адрес дочери как жестокий удар по фамильной чести, она еще раз доказала, что у нее железные нервы. Но как долго она сможет выдержать это чудовищное унижение?
В это же время сержант Баттеркап размышлял о том, что если в ближайшее время ситуация не прояснится, ему придется вернуться к расследованию обстоятельств смерти Хелен Карлсон. Не исключено, что произошло жестокое преднамеренное убийство, и он, как представитель государственной власти, должен будет обеспечить верховенство закона.
– Ты можешь представить себе, что Хелен сделала такую мерзость? – спросила Сьюзен Нормана, прибывшего на очередной уик-энд.
Мужчина пожал плечами:
– Нет. Но кто знает, что таится в душе человека? Мы же видим только фасад.
– То есть ты не исключаешь такую возможность?
– Черт его знает. Мне кажется, я очень плохо понимал ее.
Сьюзен была ошарашена его ответом:
– Разве ты не был счастлив с Хелен?
Норман ответил с горечью в голосе:
– На первых порах – да! В ней было все, что я искал: незаурядный ум, потрясающая красота, бурный темперамент. Мы были очень счастливы и днем, и ночью. А потом все как-то разладилось. Хелен часто жаловалась, что я плохо забочусь о ней и не вникаю в ее проблемы. И эти упреки были совершенно справедливы. Но я злился, и мы стали ссориться. А в ссорах всегда говоришь и делаешь что-то лишнее. Я очень хотел бы взять назад многие свои слова и поступки и начать все с чистого листа. Но смерть безвозвратна. Еще никто не пробуждался от этого сна.
В словах Нормана слышалось отчаяние, сожаление и глубокая усталость. Сьюзен сочувственно погладила его по рукаву пиджака, ее рука задрожала, и во рту мгновенно пересохло.
Прошло пять недель со дня похорон Хелен. Анонимные письма не приходили. Брожение на кухне сплетен становилось все интенсивнее. Аде Феррер негласно был объявлен бойкот: ей вменяли в вину поступок дочери. Ада почти перестала выходить из дома.
Только Августа Квэндиш осталась верна своей давней подруге. Она постоянно поддерживала с ней связь по телефону и прекратила всякое общение с ее соседями.
Анжела тоже поверила в вину своей матери. После школы она сразу возвращалась домой, бродила по комнатам, как тень, и наотрез отказывалась покидать виллу. Обычно она устраивалась в каком-нибудь уютном уголке и погружалась в чтение. Она ушла в себя и почти ни с кем не разговаривала. Даже Норман не смог вывести ее из депрессивного состояния.
– Мы имеем то, что имеем, – констатировала Сьюзен. – Ребенок сбит с толку. Я готова своими руками удавить этих злобных ядовитых змей!
Доктор Лоренс определил состояние Анжелы, как начало невроза.
И вдруг Анжела начала настаивать на возвращении на ночь в родительский дом, твердя, что соскучилась по своей комнате. Сьюзен поняла: они с матерью больше не могли ее защитить. Друзей и родственников Хелен все считали врагами, и Анжела просто искала надежное укрытие, как преследуемый охотниками зверек.
Скрепя сердце Сьюзен согласилась, но при условии, что она сама будет укладывать девочку спать.
– Спи спокойно, мой ангел. Если тебе станет страшно, зови Салли или сразу же звони мне – я немедленно приду.
Ответом ей послужил удивленный взгляд и недоуменный вопрос:
– А чего мне бояться?
– Ну, например, тяжелых воспоминаний.
– Вы верите в привидения, Сьюзен?
– Конечно, нет. Никаких привидений не существует.
– Как жаль, – Анжела натянула одеяло до подбородка. – Вам будет не хватать меня?
– Очень. Надеюсь, ты скоро к нам вернешься.
– Посмотрим.
Все случилось неожиданно. Прошло уже полтора месяца со дня похорон Хелен, как вдруг пришло сразу два анонимных письма: одно – мисс Селине Мидс, а второе – бургомистру Нью-Эдема.
Письмо для мисс Мидс было вложено в конверт с черной рамкой – в таких конвертах присылают сообщения о смерти и приглашения на похороны. В письме сообщалось, что ее любовник, работающий в Нью-Йорке, погиб в автомобильной катастрофе. Селина упала в обморок. Приведенная в сознание доктором Лоренсом, она узнала от него, что Кевин Роджерс жив и здоров, чего и ей желает.