Барышня Эльза

Куда он гнет? Его голос уже не звенит. Или звенит по-иному? Но как он смотрит на меня! Пусть будет осторожнее!
— Итак, Эльза, я готов: доктор Фиала получит эти тридцать тысяч гульденов послезавтра, в двенадцать часов дня… при одном условии.
Пусть замолчит, пусть замолчит!
— Господин фон Дорсдай, я, я лично ручаюсь, что мой отец возвратит вам эту сумму, лишь только получит гонорар от Эрбесгеймеров. Эрбесгеймеры до сих пор вообще ничего еще не заплатили, ни даже аванса… Мама сама мне пишет.
— Полно, Эльза, никогда не нужно ручаться за другого человека, ни даже за себя самого.
Чего он хочет? Его голос опять звенит. Никто еще так не смотрел на меня. Я догадываюсь, куда он речь ведет. Горе ему!
— Мог ли я еще час тому назад считать возможным, что при таких обстоятельствах мне вообще придет в голову ставить какие-либо условия? А теперь я все же делаю это. Да, Эльза, я всего лишь мужчина, и не моя вина, что вы так прекрасны, Эльза.
Чего он хочет? Чего он хочет?
— Быть может, сегодня или завтра я взмолился бы к вам о том же, о чем и теперь хочу взмолиться, если бы даже вы не попросили у меня одного миллиона… pardon, тридцати тысяч гульденов. Но, конечно, при других обстоятельствах вы едва ли предоставили бы мне возможность говорить с вами так долго с глазу на глаз.
— О, я в самом деле отняла у вас слишком много времени, господин фон Дорсдай.
Это я хорошо сказала. Фред был бы доволен. Что это? Он берет меня за руку? Что взбрело ему на ум.
— Разве вы давно уже не знаете, Эльза…
Пусть выпустит мою руку! Ну, слава Богу, выпустил. Не так близко, не так близко.
— Вы не были бы женщиной, Эльза, если бы этого не заметили. Je vous desir. [10]
Он мог бы это сказать и по-немецки, господин виконт.
— Должен ли я сказать еще что-нибудь?
— Вы сказали уже чересчур много, господин фон Дорсдай.
А я все еще стою на месте. Почему же? Я ухожу, ухожу без поклона.
— Эльза! Эльза!
Вот он опять рядом со мною.
— Простите меня, Эльза. Я ведь тоже только пошутил, так же как вы насчет миллиона. Мои притязания тоже не столь непомерны… как вы опасаетесь, к моему сожалению, так что более умеренное требование будет, пожалуй, для вас приятною неожиданностью. Пожалуйста, остановитесь, Эльза.
Я в самом деле останавливаюсь. Зачем? Вот мы стоим друг против друга. Не следовало ли мне просто ударить его по лицу. Может быть, и теперь не поздно? Два англичанина идут мимо. Теперь подходящий момент. Как раз поэтому. Почему же я этого не делаю? Я малодушна, я надломлена, я унижена. Чего он теперь потребует от меня вместо миллиона? Поцелуя, быть может? Об этом можно бы говорить. Один миллион относится к тридцати тысячам, как… Существуют комичные уравнения.
— Если бы вам когда-нибудь действительно понадобился миллион, Эльза… Я, правда, не богатый человек, но мы бы это обсудили. На этот же раз я хочу быть умерен, как вы. И на этот раз я не хочу ничего другого, Эльза, как… видеть вас.
С ума он, что ли, сошел? Он ведь видит меня… Ах, так вот он это как понимает, вот как?! Отчего не бью я по лицу негодяя! Покраснела я или побледнела? Ты меня голою хочешь видеть? Этого многим бы хотелось. Я красива голая. Отчего не бью я его по лицу? Как оно огромно, это лицо. Подальше от меня, негодяй. Я не желаю чувствовать твое дыхание у себя на щеках. Отчего я просто не ухожу от него? Оковал меня, что ли, его взгляд? Мы смотрим друг другу в глаза, как смертельные враги. Я хотела бы ему сказать: негодяй, но не могу. Или не хочу?
— Вы смотрите на меня так, словно я сошел с ума, Эльза. Может быть, это и правда отчасти, потому что от вас исходит очарование, Эльза, о котором, вероятно, вы не догадываетесь сами. Вы должны почувствовать, Эльза, что моя просьба не оскорбление. Да, просьба, говорю я, как бы ни была она до отчаяния похожа на вымогательство. Но я не вымогатель, я только человек, искушенный во многом, в частности убедившийся на опыте, что все на свете имеет свою цену и что тот, кто дарит свои деньги, имея возможность получить за них эквивалент, — отъявленный дурак. И как бы ни было дорого то, что я собираюсь на этот раз купить, продав это, Эльза, вы не обеднеете. А что это осталось бы тайною между мною и вами, в этом я клянусь вам, Эльза, всеми… всеми чарами, разоблачением которых вы бы осчастливили меня.
Где он так научился разговаривать? Это звучит, как в книге.
— И я клянусь вам также, что я… не использую ситуацию каким-либо непредусмотренным в нашем договоре образом. Все, что я прошу, это позволить мне четверть часа пребывать в созерцании вашей красоты. Моя комната на одном этаже с вашей, номер шестьдесят пять, легко запомнить. Тому шведу, что играл в теннис, было ведь как раз шестьдесят пять лет.
Он сошел с ума. Отчего я позволяю ему говорить? Я парализована.
— Но если вам по каким-либо причинам неудобно навестить меня в моей комнате, то я предлагаю вам небольшую прогулку после обеда. В лесу есть прогалина, я недавно совершенно случайно открыл ее, в каких-нибудь пяти минутах от нашего отеля… Сегодня будет дивная летняя ночь, почти знойная, и сияние звезд украсит вас дивно.
Как с рабыней говорит он. Я плюну ему в лицо.
— Не отвечайте мне сразу, Эльза. Подумайте. После обеда вы меня милостиво осведомите о своем решении.
Почему он говорит «осведомите»? Что за дурацкое слово — «осведомить»?
— Обдумайте мое предложение совершенно спокойно. Вы, быть может, почувствуете, что я вам предлагаю не простой торг.
Что же другое, гнусный негодяй?
— Вы, может быть, почувствуете, что с вами говорит человек, довольно одинокий, и не особенно счастливый, и заслуживающий, пожалуй, некоторого снисхождения.
Напыщенный подлец. Говорит, как плохой актер. Его выхоленные пальцы похожи на когти. Нет, нет, не хочу. Почему же я этого не говорю? Убей себя, папа! Чего он хочет от моей руки? Совсем дряблы мои руки. Он подносит мою руку к своим губам. Горячие губы. Тьфу! Моя рука холодна. Хорошо бы сдунуть ему шляпу с головы. Ха, как это было бы смешно. Перестань целовать мне руку, подлец!.. Дуговые фонари перед отелем уже зажглись. Два окна открыты в третьем этаже. То, где колышется занавеска, мое. Наверху что-то блестит на шкафу. Ничего не лежит наверху, это латунный край.
— Итак, до свидания, Эльза.
Я не отвечаю ничего. Стою неподвижно. Он глядит мне в глаза. Мое лицо непроницаемо. Он ничего не знает. Не знает, приду ли я или не приду. Я этого тоже не знаю. Знаю только, что все кончено. Я наполовину мертва. Вот он уходит. Немного сгорбившись. Подлец! Он чувствует мой взгляд на своем затылке. С кем он раскланивается? Две дамы. Словно граф, такой он отвесил поклон. Поль должен его вызвать на дуэль и застрелить. Или Руди. Что воображает он себе, собственно говоря? Наглец! Ни за что! Никогда! Ничего тебе другого не остается, папа, ты должен покончить с собою… Те двое, по-видимому, возвращаются с прогулки. Оба красивы, она и он. Успеют ли они еще переодеться к обеду? Вероятно, совершают свадебное путешествие, а может быть, совсем не повенчаны. Я никогда не совершу свадебного путешествия. Тридцать тысяч гульденов. Нет, нет, нет. Разве нет других тридцати тысяч гульденов на свете? Я поеду к Фиале! Еще успею. Пощадите, пощадите, господин Фиала! С удовольствием, милая барышня. Пожалуйте в мою спальню… Окажи мне услугу, Поль, попроси тридцать тысяч гульденов у своего отца. Скажи, что это твой карточный долг, что иначе ты должен застрелиться. С удовольствием, милая кузина. Комната у меня номер такой-то. Я жду тебя в полночь. О господин фон Дорсдай, как вы скромны! Покамест. Теперь он переодевается. Смокинг. Итак, примем решение. Поляна в лунном свете или комната номер шестьдесят пять? В смокинге ли проводит он меня в лес?
До обеда есть еще время. Пройтись немного и спокойно обдумать положение… Я одинокий, старый человек, ха-ха. Дивный воздух, как шампанское. Совсем уже не прохладно… Тридцать тысяч… Тридцать тысяч… Я теперь, должно быть, очень мила на фоне широкого пейзажа. Жаль, что больше нет гуляющих. Тому господину, что стоит на опушке леса, я, по-видимому, нравлюсь. О сударь мой, голая я еще гораздо красивее, и стоит это пустяк, тридцать тысяч гульденов. Может быть, вы приведете своих друзей, тогда вам это обойдется дешевле. Надо надеяться, друзья у вас все красивые, красивее и моложе господина фон Дорсдая? Знаете вы господина фон Дорсдая? Подлец он… гнусный подлец…