Полный порядок, Дживз!
В наступившей тишине (я бы назвал её зловещей) я с подчёркнутой дотошностью, если вы меня понимаете, надел и застегнул жилет, а затем самым тщательным образом завязал галстук.
— Не стану спорить, Дживз, — подчёркнуто вежливо произнёс я, — один-два раза за мою жизнь предложенные мною программы действий давали сбой. Однако я отношу это целиком за счёт невезения.
— Вот как, сэр?
— В том плане, который я намерен осуществить, осечки не будет, и сейчас я объясню тебе, почему в нём не будет осечки. Мой план, Дживз, основан на глубоком знании человеческой натуры.
— Вот как, сэр?
— Мой план прост, Дживз. В нём нет ничего вычурного. Более того, он учитывает психологию индивида.
— Вот как, сэр?
— Дживз, — сказал я. — Прекрати как попугай твердить: «Вот как, сэр?» Несомненно, ты далёк от мысли выразить мне своё недовольство или что-нибудь ещё, но твоя манера небрежно произносить «вот» и делать ударение на «как» создает такое впечатление, будто ты говоришь: «Да, ну?», крайне непочтительным тоном. Проследи за собой, Дживз, и больше так не делай.
— Слушаюсь, сэр.
— Объясняю в последний раз, Дживз, мои расчёты точны, как никогда. Хочешь послушать, какие шаги я предпринял?
— С большим удовольствием, сэр.
— Тогда слушай. Я рекомендовал Тяпе сегодня вечером за обедом отодвигать тарелки в сторону.
— Сэр?
— Брось, Дживз, ты не мог не уловить мою мысль, хотя сам, конечно, никогда до такого не додумался бы. Надеюсь, ты не забыл телеграмму, в которой я посоветовал Гусику Финк-Ноттлю не прикасаться к сосискам и ветчине? Ну вот, здесь то же самое. Когда кто-нибудь отодвигает за обедом тарелки в сторону, не попробовав ни кусочка, во всем мире считается, что он влюблён по уши. Такая тактика не сможет не сработать. Теперь тебе ясно?
— Видите ли, сэр:
Я нахмурился.
— Мне не хочется, чтобы ты решил, будто я критикую каждое твоё слово, Дживз, — сказал я, — но должен заметить, что твоё «Видите ли, сэр» мало чем отличается от «Вот как, сэр?» и точно так же режет слух. В твоём «Видите ли, сэр» чувствуется неверие в способности твоего молодого господина. После того, как ты говоришь «Видите ли, сэр», создаётся впечатление, что я сморозил какую-то глупость, и только присущий тебе феодальный дух удерживает тебя от того, чтобы вместо «Видите ли, сэр» сказать: «Ещё чего!»
— О нет, сэр.
— И тем не менее, Дживз. Кстати, с чего тебе взбрело в голову, что мой план не сработает?
— Боюсь, сэр, мисс Анжела решит, что мистер Глоссоп отказывается от еды по причине расстройства желудка.
По правде говоря, об этом я как-то не подумал и, не стану вас обманывать, в первый момент даже не нашёлся, что ответить. Впрочем, я быстро разгадал хитрость Дживза. Мстительный малый, глубоко страдая от меркантильности — или инфантильности, — просто пытался вставлять мне палки в колёса. Я решил выбить из него дурь без лишних слов.
— Да? — сурово спросил я. — Ты так считаешь? Мне кажется, ты настолько увлёкся критикой своего молодого господина, что забыл о своих прямых обязанностях и подал мне не ту верхнюю одежду. Будь добр, Дживз, — продолжал я, делая изящный жест рукой в сторону лежавшего на кровати вечернего туалета или смокинга, как мы его называли в Cote d`Azur, — повесь это безобразие на вешалку и подай мне мой белый клубный пиджак с бронзовыми пуговицами.
Он многозначительно — по-моему, так можно сказать — на меня посмотрел. Когда я говорю «многозначительно», я имею в виду с уважением и одновременно с каким-то лукавым блеском в глазах. Лицо его на мгновение передёрнулось вроде как бы в улыбке и вроде как бы не в улыбке, если вы меня понимаете. К тому же он слегка кашлянул, прежде чем заговорить.
— Прошу простить меня за неумышленную небрежность, сэр, но в спешке я забыл упаковать эту часть вашего туалета.
Перед моим внутренним взором возник пакет, лежавший на кресле в холле, и я весело подмигнул Дживзу, Точно не помню, но, кажется, я даже замурлыкал себе под нос, прежде чем преподать урок строптивому малому.
— Знаю, Дживз. — Я улыбнулся глазами, лениво опустив веки, и стряхнул пылинку с безупречных кружевных манжет. — Но я никогда и ничего не забываю. Мой пиджак лежит в бумажном пакете на кресле в холле.
Должно быть, Дживз получил удар страшной силы, узнав, что номер у него не прошёл и никакие грязные интриги не помешали мне добиться своего, но, хотите верьте, хотите нет, хитрец даже не поморщился. По лицу Дживза редко можно что-нибудь заметить. Как я говорил Тяпе, в такие минуты он надевает маску и становится похожим на чучело совы.
— Ну же, Дживз. Сходи за моим белым клубным пиджаком, и чем скорее ты вернёшься, тем лучше.
— Слушаюсь, сэр.
— Вперёд, Дживз.
Минут через десять, находясь в прекрасном расположении духа и чувствуя лопатками пиджак, сидевший на мне как с иголочки, я вошёл в гостиную и первым делом увидел тётю Делию, которая при моём появлении наклонила голову набок и окинула меня оценивающим взглядом.
— Привет, клоун, — сказала она. — Собираешься дать представление?
По правде говоря, я не совсем понял, что именно ей не понравилось, и поэтому поспешил пролить свет истины на её загадочное поведение.
— В чём дело, тётя Делия? Может, тебя смущает мой пиджак?
— «Смущает» не то слово. Ты похож на задрипанного хориста из грошовой музыкальной комедии.
— Тебе не нравится мой клубный пиджак?
— Нет.
— Но ведь ты восхищалась им в Каннах!
— Мы не в Каннах.
— Но, прах побери:
— Ох, Берти, хватит. Кончай трепаться. Если ты хочешь насмешить моего дворецкого, милости прошу, не стесняйся. Всё это не имеет значения. Для меня ничто уже не имеет значения.
Её настроение мне не понравилось. Должен признаться, я не люблю, когда кто-нибудь ведёт себя так, словно у него на лбу написано: «Благая смерть, когда же ты придёшь?» Если к тому же учесть, что всего несколько минут назад я одержал блестящую победу над Дживзом — а такое не часто бывает, — можно не удивляться, что я хотел, чтобы вокруг меня царили радость и веселье.
— Не вешай нос, тётя Делия, — воодушевленно произнёс я.
— Да пошёл ты со своим носом, — мрачно заявила она в ответ. — Я только что беседовала с Томом.
— Ты всё ему сказала?
— Нет, это он мне всё сказал. У меня не хватило духу признаться.
— Опять пыхтит по поводу налогов?
— Вот именно, пыхтит. С пеной у рта доказывает мне, что человечество попадёт в геенну огненную и что каждый разумный человек может прочесть надпись на стене.
— На какой стене?
— Ветхий Завет, тупица. Валтасаров пир.
— Ах да, конечно. Никогда не понимал, как древним это удалось. Должно быть, пригласили на помощь фокусника.
— Жаль, я не могу пригласить фокусника, чтобы он как-нибудь помягче сообщил Тому о моём проигрыше в баккара.
Если тётю Делию беспокоил только этот пустяк, мне ничего не стоило её утешить. Со времени нашего последнего разговора я тщательно обдумал ситуацию и понял, в чём она дала промашку. Ежу было ясно, что она совершает роковую ошибку, желая во что бы то ни стало открыться дяде Тому. Ей вовсе не стоило волновать старикана и забивать ему голову всякими пустяками.
— Послушай, с какой стати ты собираешься поставить его в известность о своём проигрыше?
— А ты что предлагаешь? Хочешь, чтобы «Будуар миледи» последовал за человечеством в геенну огненную и сгорел там ярким пламенем? Так оно и будет, если на следующей неделе я не получу от Тома чек. В типографии на меня уже несколько месяцев косо смотрят.
— Ты меня не поняла. Сама посуди, ведь дядя Том всегда оплачивал счета «Будуара миледи», верно? Если, как ты говоришь, твой треклятый журнал уже два года едва держится на ногах, дядя Том должен был привыкнуть, что ему всё время приходится раскошеливаться. Ну, так вот, просто попроси у него денег на типографию, не открывая своего секрета.
— Уже просила. Перед тем, как уехать в Канны.
— И он отказал?