Сливовый пирог
Пришла очередь Сирилу сказать «м-да», и он сказал, причем весьма выразительно. Образ Сидни отпечатался на его сетчатке. Весть о том, что внешность гориллы удачно сочетается с ее агрессивностью, не прибавила ему спокойствия. Если бы предстояло выбирать между тем, чтобы рассердить Макмердо, и тем, чтобы потревожить вечным пером муравьиную кучу, он бы предпочел кучу, о чем говорить!
Когда он сидел и думал, что же делать, дверь распахнулась, и бар наполнился Макмердо. Профессор был прав, он сердился. Глаза сверкали, уши ходили ходуном, зубы уподобились кастаньетам. Словом, вылитая горилла, разве что он не бил себя кулаками в грудь.
– Хо! – сказал он, увидев противника.
– А, Сидни, – откликнулся тот. – Привет.
– Какой я тебе Сидни? – спросил Макмердо. – Эгнес говорит, вы с ней обручились.
Сирил сбивчиво ответил, что речь об этом, в сущности, шла.
– Ты ее обнимал.
– Да так, отчасти.
– И целовал.
– С великим почтением.
– В общем, за моей спиной ты, как последний гад, увел у меня невесту. Если не затруднит, выйдем отсюда на минуточку.
Сирил выходить не хотел, но выбора не было. Выходя, он с удивлением заметил, что с ним идет профессор, глядя на Макмердо тем взглядом, который придавал ему сходство с Франкенштейном в плохом настроении.
– Не сочтите за труд, мистер Макмердо, – сказал он, – посмотрите мне в глаза. Спасибо. Так я и думал. Вас одолевает дремота. Веки опускаются. Вы спите.
– Нет, не сплю.
– Спите-спите.
– А верно! – удивился Сидни, мягко опускаясь в шезлонг. – Возьму-ка я посплю.
Профессор еще помахал руками, и Сидни Макмердо дернулся. Он посмотрел на Сирила, но совсем другим взором, нежным, умиленным.
– Мистер Грули, – сказал он.
– Да?
– Я поразмыслил и решил, как это ни трудно, что нельзя думать только о себе. Бывают случаи, когда надо собой пожертвовать. Вы любите Эгнес, Эгнес любит вас, и я не буду вставать между вами. Сердце мое разбито, но главное – чтобы она была счастлива. Берите ее, я благословляю вас, если благословение конченого человека что-то значит для вас. Пойду в бар выпью джину с тоником.
– Прекрасное завершение ваших сегодняшних успехов! – сказал профессор, когда за Сидни закрылась дверь. – Лучший способ уладить мелкие трудности – гипноз и еще раз гипноз. Жертвенная речь получилась неплохо, а? В самом тонком вкусе. Что ж, теперь вас можно разгипнотизировать. Потерпите минуточку. – И профессор выплеснул сок ему в лицо.
Очнувшись, Сирил вскрикнул:
– Ой Господи!
– Простите? – не понял профессор.
– А вот скажите, – дрожащим голосом спросил Сирил, – действительно ли предложение под гипнозом?
– Вы имеете в виду мисс Флек?
– Да. Я предложил ей руку. Но через три недели я женюсь на другой! Помните Патрицию Бинстед?
– Прекрасно помню.
– Вот на ней. Что мне делать? Вы не могли бы загипнотизировать Эгнес? Внушите ей, что я – первостатейный мерзавец.
– Пара пустяков.
– Тогда не откладывайте. Скажите, что у меня гандикап гораздо больше. Скажите, что я пью без просыпа. Скажите, что я советский шпион Грулинский. Скажите, что у меня уже есть две жены. В общем, сами знаете, что говорить!
Еле дыша, дождался он профессора.
– Ну как? – закричал он.
– Прекрасно, дорогой мой, прекрасно. Она помирилась с Макмердо. Говорит, что не вышла бы за вас, будь вы единственным издателем в мире, и не отдаст вам свою книгу, даже если вы станете молить на коленях. Собирается к Саймону и Шустеру.
– Пепперидж, вы – гений!
– Что можем, что можем, – засмущался профессор. – А не вернуться ли нам в бар? Выпьем соку.
– Вам нравится эта пакость?
– Я ее обожаю.
Сирил чуть не сказал, что Дракуле больше подходит другая жидкость, но он сдержался. Как-то бестактно, да и важно ли, кого напоминает этот замечательный человек? Главное – сердце, а не внешность.
– Что ж, выпью и я, – сказал он. – Лимонный сок хорош в такую жару.
– Поверьте, он здесь превосходен.
– Наверное, из счастливых лимонов.
– Очень может быть.
И он улыбнулся, подумав, что, загипнотизировав бармена, угостится даром. Очень удобно, если ты не слишком богат.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Беззаконие в Бландинге
День выдался хороший. Небо сияло синевой, солнце – золотом, бабочки порхали, птицы ворковали, пчелы гудели – словом, природа благодушествовала, чем и отличалась от Фредди Трипвуда. Младший сын лорда Эмсворта сидел в своей двухместной машине у входа в замок и думал о собачьем корме. Рядом с ним сидела прекрасная овчарка.
Фредди приехал ненадолго. Женившись на прелестной дочери Доналдсона Собачьей Радости, он уехал в Америку, где и жил на Лонг-Айленде, трудясь для фирмы. Сейчас он был в Англии, потому что тесть решил расширить сферу влияния. Агги, его жена, соскучилась в замке за неделю и поджидала во Франции.
Вытирая ухо, которое лизнула овчарка, Фредди увидел, что по ступенькам идет изящный немолодой человек с моноклем в черной оправе. То был Галахад, его дядя, король лондонской богемы, которым издавна гордились театры, скачки и не очень чинные рестораны. Сестры (Констанс, Джулия, Дора, Гермиона и др.) считали его позором семьи, а Фредди очень любил, мало того – почитал, видя в нем неистощимый запас изобретательности.
– Так, так, юный Фредди, – сказал Галахад. – Куда ты везешь эту собаку?
– К Фэншоу.
– В Марлинг-холл? Это там живет хорошенькая девушка, с которой я тебя встретил?
– Да, Валерия. Старик Фэншоу – глава здешних охотников. Сам понимаешь, что это значит.
– Нет, не понимаю.
– Под его началом – несметное множество собак, и каждой нужен корм.
– Ты хочешь продать им свой товар?
– Еще бы! Дочку он любит, ни в чем ей не отказывает, а ей очень понравилась овчарка. Вот я и везу. Она обещала за это, что отец закажет массу корма.
– Фредди, это же не твоя собака! Агги оторвет тебе голову.
– Ничего, ничего. Я все продумал. Скажу, что она умерла, и раздобуду такую же. Ну, мне пора. До скорого! – И Фредди исчез в облаке дыма.
Галли задумался. Долгое общение с букмекерами и жучками воспитало в нем широту ума, но здесь и он покачал головой; а после этого, вернувшись в замок, немедленно встретил Биджа, дворецкого. Тот немного пыхтел, ибо спешил куда-то, а былую стройность утратил довольно давно.
– Мистер Фредерик уже уехал, сэр? – спросил он.
– Только что. А в чем дело?
– Телеграмма. Наверное – важная.
– Нет, вряд ли. Результаты бегов или что-нибудь в этом духе. Дайте мне, я передам.
И он пошел дальше. Он был общителен, ему хотелось с кем-нибудь поговорить. Конечно, он мог поговорить с сестрой, она читала на террасе, но что-то подсказывало ему, что пользы, тем более – радости от этого не будет. Леди Констанс не ценила его рассказов о прошлом. Наконец, он решил пойти к брату Кларенсу, с которым всегда приятно обменяться мыслями, и нашел мечтательного пэра в библиотеке.
– А, вот ты где! – сказал он, на что лорд Эмсворт задрожал всем длинным телом и воскликнул:
– Это ты, Галахад!
– Я, и никто другой. В чем дело?
– Какое дело?
– Ты встревожен. Спокойный человек не вскакивает, как вспугнутая нимфа. Скажи мне все.
Граф обрадовался, он именно того и хотел.
– Это Конни, – произнес он. – Ты слышал, что она утром сказала?
– Я не выходил к завтраку.
– Значит, не слышал. Я как раз ел селедку, а она говорит: «Надо уволить Биджа».
– Что?! Биджа?
– Она говорит, «он нерасторопный», «нам нужен молодой проворный дворецкий». Это ей, не мне. Я просто охнул, селедкой подавился.
– Вполне естественно. Бландинг без Биджа? Этого быть не может. Бландинг с проворным дворецким? Подумать страшно! Так и вижу, юркий хлыщ, ходит колесом, слетает по перилам… Топни ногой, Кларенс.